– Ты говоришь по-английски, друг! – воскликнул я.

Высокий мужчина покачал головой и улыбнулся.

– Но ты понимаешь его?

Он снова улыбнулся и сказал: "Да!"

– О, капитан, – воскликнула мисс Фицджеральд, – это похоже на книжный роман!

При этих, казалось бы, невинных словах наши посетители, Дилатоны (ибо вы, наверное, догадались, что это были они), проявили первые признаки волнения, и мы увидели, что их оборки или тонмелеки, которые обычно были жемчужно-белыми, вспыхнули всеми цветами радуги, как поверхность купола воды. Одна из девушек выступила вперед и быстро заговорила на своем мягком, музыкальном языке, несколько раз повторив слово "книга".

Случилось так, что мисс Фитцджеральд захватила с собой томик эссе Эмерсона, чтобы почитать, пока ее брат и мистер Олдерсон исследуют скалы. Она улыбнулась и протянула его милой девушке, сказав:

– Это книга.

Два Дилатона с большим интересом изучили том, а затем мужчина вернул его мисс Фитцджеральд с вопросительным взглядом.

– Это книга, – сказала она. – Мы читаем их.

Высокий мужчина сразу же уловил ее слова.

– Читаем это! – воскликнул он. – Прочти это.

Мисс Фицджеральд удивленно повернулась ко мне.

– Они сказали, что не говорят по-английски, – произнесла она, – и все же они продолжают говорить на нем! Я не понимаю!

– Разве ты не видишь? – ответил ее брат. – Они просто повторяют те же слова, что и мы, как попугаи.

– Нет, я не согласен с вами, мистер Фитцджеральд, – прервал его профессор Смиттон. – Это правда, что они повторяют наши слова, но они разумно объединяют их в новые предложения, как будто они могут читать наши мысли.

Высокий мужчина внимательно выслушал эту дискуссию, а затем, улыбаясь, указал на книгу и повторил:

– Читай!

– Возможно, вам лучше сделать так, как они просят, – сказал я мисс Фитцджеральд.

А затем произошла одна из самых удивительных сцен, которые я когда-либо видел. По жесту своего лидера дилатонцы уселись на траву, и мы последовали их примеру, в течение часа не было слышно ничего, кроме шума водопада и мягкого, нежного голоса американской девушки, читающей этим богам и богиням слова великого американского сочинителя эссе. Сначала она время от времени останавливалась и поднимала глаза, но Дилатон мягко говорил: "Читай!”

И она продолжила.

Наконец, когда она прочитала добрую половину книги, высокий мужчина поднял руки, чтобы остановить ее, и поднялся на ноги.

– Друзья с моря, – сказал он, – мы, народ Тона, приветствуем вас, говорящих на странном, суровом языке, до этого момента нам неизвестном. Мы просим вас простить нашу кажущуюся негостеприимность, но, конечно, вы понимаете, что для нас было невозможно обратиться к вам на вашем родном языке, пока мы не услышали, как на нем говорят. Поэтому я попросил эту прекрасную девушку прочитать из ее записей, которые она называет книгой.

– Но довольно о теме речи, которую, несомненно, все уже поняли. Теперь, когда мы можем говорить свободно, примите наше радушие и гостеприимство, а затем расскажите нам, как мы, Дилатон, можем служить вам. Я – Торон, конструктор Зитов, а это моя спутница, Торона, – и он нежно положил руку на голову девушки, которая попросила у мисс Фитцджеральд книгу.

Сказать, что мы были ошеломлены этой беглой речью существа, которое всего час назад могло сказать лишь: "Мы не хотим причинить вреда", было бы очень мягко сказано. Несколько мгновений мы были слишком поражены, чтобы ответить. Профессор первым пришел в себя. Он встал, учтиво поклонился и сказал:

– Незнакомцы, которые называют себя Дилатонами, мы благодарим вас за гостеприимство. Я профессор Смиттон, а это капитан Клинтон. Мы, как и многие другие, были загнаны в эту гавань ужасным штормом, и путь к отступлению был отрезан. Поэтому мы ищем путь вглубь континента.

– Но разве у вас нет зитов? – спросила Торона.

– Боюсь, что нет, – с улыбкой ответил профессор. – Мы даже не знаем, что такое Зит.

– Вы не знаете? – воскликнула девушка-Дилатон, ее тонмелек заиграл красками. – Но разве Тон не рассказал вам?

– И снова я должен признать свое невежество, – ответил Смиттон. – Я даже не знаю, что вы подразумеваете под Тоном.

При этих словах дилатоны вскочили на ноги в неконтролируемом возбуждении. Их тонмелеки сворачивались и разворачивались, переливаясь сотней оттенков, и мы неоднократно слышали слова "Зеел эптона Тон!" ("Они не знают Тона!")

Наконец Торон повернулся к нам и сказал:

– Вы простите нам наши неподобающие эмоции. Смиттон, и ты, Клинтон. Мы были удивлены вашей очевидной неспособностью понять нас, когда мы говорили на нашем родном языке. Мы вдвойне удивлены тем, что вы удивлены нашим беглым английским языком. Но мы поражены вашим заявлением, что вы не знаете Тона и мы можем предположить только две вещи: либо вы и ваши друзья очень несчастны, либо вы говорите то, что является Эптоной, или, как вы бы выразились, неправдой.

– Я могу только заверить вас, друг Торон, – искренне сказал профессор, – что нас нельзя обвинить во лжи, когда говорим, что не знаем этого Тона, и мы не особенно несчастны, хотя я не понимаю, какую связь это имеет с Тоном.

– И много ли таких, как ты, в мире? – с удивлением спросил один из дилатонцев. – Люди, которые не знают Тон и которые потеряли свои тонмелеки? – и он провел рукой вверх по этому сверкающему придатку.

– Их бесчисленные миллионы, – ответил профессор.

– То, что вы нам рассказываете, – сказал Торон, – наполняет нас печалью. Правда, у нас, дилатонов, есть легенда о том, что на земле существовал народ, который не знал о чудесных благах, которыми постоянно осыпает нас Тон-та-Жина, но мы не верили, что это возможно. Это было похоже на историю о рыбах, летающих по воздуху, или птицах, которые жили под водой. Новости, которые вы нам сообщаете, мы должны тщательно обдумать. Мы вернемся к нашему народу, и я созову конференцию Клендила. А пока возвращайся в свой Зит-который-плавает-на-воде, и на закате я навещу тебя.

Дилатоны подняли руки в приветствии, сложили свои тонмелеки и вернулись к хрустальному шару, который вскоре уверенно поднялся в воздух и исчез за краем водопада.

Как только мы снова ступили на палубу "Шах Ирана", я оставил пассажиров рассказывать своим друзьям, оставшимся на борту, о странных событиях, через которые мы прошли, и, поманив профессора Смиттона, провел его в свою каюту и закрыл дверь.

Когда мы закурили сигары, я сказал:

– Ну, профессор, что вы об этом думаете?

– Откровенно говоря, капитан, есть многие вещи, которых я вообще не понимаю.

– Например, об этом "Тоне", о котором они так много говорили, – сказал я, – и о том, как они могли так бегло заговорить по-английски.

– Ну, нет, – задумчиво сказал Смиттон, – кажется, я начинаю смутно представлять, к чему они клонили.

– Значит вы поняли ситуацию лучше, чем я, – сказал я.

– Нет, чего я не могу понять, – продолжал профессор, – так это того, что поддерживает этот купол из воды, и почему он сияет, как огненный опал, и что удерживает их хрустальный шар, и почему у них на головах оборки, и еще несколько подобных вещей. Но Тон… разве вы не заметили, что это слово постоянная в их языке? Дилатон – народ Тона. Тонмелек – эта их оборка. Они называют себя по своему естественному головному убору?

– Это вряд ли объясняет их огромное волнение, когда они обнаружили, что мы не знаем этого их Тона, – возразил я, – и почему они считали нас такими несчастными, потому что у нас не было вычурных головных уборов.

– Ах! Совершенно верно! – задумчиво произнес профессор, – но они также сказали "Эптона" и перевели это как "неправда". Я думаю, что у меня появилась телрия, – и он вскочил и начал возбужденно расхаживать по каюте. – "Тон" означает "истина". Они поклоняются какому-то богу или фетишу, который олицетворяет истину, и, естественно, они думают, что мы невежественная раса, потому что мы не последователи их религии.