Больше, чем эта встреча, его страшило только объяснение с Элеей.

На сей раз Тодрик не попытался броситься к брату с просьбами о помиловании. Когда Шут с Руальдом вошли, он только поднял на них полные отчаяния глаза и сразу снова их опустил. Принц был умыт и причесан, ему дали новое платье, но все это мало что изменило: Тодрик по-прежнему походил на бездомного щенка, которого долго пинали уличные мальчишки. Может быть, потому, что лицо его больше не кривила едкая усмешка – ее сменило плохо скрытое ожидание нового удара. Натянутый как струна брат короля сидел на самом краешке жесткого деревянного табурета, словно в любой момент боялся услышать приказ о возвращении в Лагон.

Ничего не осталось от блистательного принца. Колесо богов сделало свой оборот, вернув Тодрику все то, что он успел посеять. Это было правильно и справедливо, но вовсе не доставляло радости.

Ни малейшей.

Шут посмотрел на Руальда, гадая, какую манеру разговора тот выберет теперь. Но король не стал больше устраивать представлений. Он спокойно обратился к Дени:

– Капитан, будьте добры, оставьте нас. Мне хотелось бы поговорить с Его Высочеством наедине. – Гвардеец кивнул, прищелкнув каблуками, и вышел. Шуту же подобной участи не досталось. – А ты сиди, Пат, – сказал ему король, когда тот надумал выскользнуть следом за Дени.

Затем Руальд перевел взгляд на своего брата и, наконец, заговорил с ним:

– Ну что, Тодрик… ты готов поведать нам свою историю или хочешь обратно в Лагон?

Принц вздрогнул и отчаянно тряхнул головой.

– Нет… Нет! Не надо больше…

– Что ж, тогда рассказывай, – предвидя долгий разговор, Руальд достал трубку и не спеша раскурил ее. – Рассказывай, а мы послушаем.

Тодрик смотрел в пол. Он никак не решался поднять глаза и уж тем более начать говорить. Но пауза затянулась, принц понимал это.

– Я не знаю имени того человека… – произнес Руальдов брат еле слышно. – Он велел называть его просто Мастер. Мы встретились в замке барона Сайна. Там охота хорошая такая всегда… Барон нас и познакомил. Я даже не помню теперь, с чего все закрутилось. Но в какой-то момент я уже не представлял себе иной жизни. Не представлял, что навсегда могу остаться только принцем…

– Когда это началось? – спросил Руальд.

– Когда?.. Когда все поняли, что у Элеи не будет детей. Когда я понял, что остался единственным наследником.

– Хочешь, значит, сказать, будто все эти интриги – не твоего ума выдумка? – король пристально смотрел на брата, но тот по-прежнему не поднимал глаз. Вопрос был дурацким, однако Шут понимал, почему Руальд задал его.

Тодрик покачал головой. Произнес со вздохом, весьма удивив Шута честным ответом:

– Они… мои. Просто этот человек, он поддержал меня. Поддержал, когда было плохо…

– Плохо?! – тут Руальд почему-то вдруг не сдержался. Он яростно схватил Тодрика за отвороты куртки и заставил посмотреть себе в лицо. – Да с чего же это тебе было плохо? Тебе, принцу! Да ты же в золоте купался и на золоте спал! – желваки так и ходили на заострившихся скулах короля.

– Ну и что… – совсем тихо ответил ему Тодрик. – Ну и что! – воскликнул он, с вызовом метнув взгляд на брата. – Ты тоже был окружен золотом, но разве оно стоило хоть чего-нибудь, когда ты лишился всех, кого любил?!

Опешив, Руальд отпустил принца, и тот снова брякнулся на табурет, вцепившись в него пальцами так, что они побелели. Однако плотину уже прорвало, и Тодрик даже не говорил – кричал…

– Ты… ты… только смерть этой ведьмы и показала тебе, что такое потеря! Ты же никогда не знал, что значит выть в подушку от бессилия! Оттого, что ты один! Что твой отец никогда не любил тебя! Оттого, что твой единственный родной человек – железная колода. Что он нашел себе нового любимчика, нового брата! – Шут вздрогнул от этих слов и снова почувствовал на себе распаленный обидой взгляд принца. Тодрик выбросил вперед длинный дрожащий палец, указывая на него. – Он! Все он! Все ему! Это с ним ты ездил на прогулки, с ним ходил по кабакам! с ним делился своими радостями и печалями… – внезапно голос принца сорвался. Закрыв лицо руками, Тодрик громко всхлипнул.

– Вот как, – промолвил Руальд после минутной тишины. Глаза у него были растерянные, ни на Шута, ни на брата король не глядел. А Шут словно бы наяву слышал мысли своего короля. А может даже, и не его…

Когда на самом деле началась эта вражда? Нет, не с появлением Элеи… Гораздо раньше. Когда смерть короля Берна неожиданно сблизила чудака-мальчишку из балагана и первого наследника. Ведь и в самом деле… у Руальда был Шут, а его настоящий брат в это время остался один. И некому было выслушать, как это больно, когда умирает твой отец. Умирает, даже не оставив своего благословения, потому что он никогда на самом деле тебя не любил. Не любил, не понимал и не принимал. Потому что он стыдился твоих черных волос и безжалостно вешал всякого, кто намекал на чужую кровь…

Шут закусил губу, чтобы справиться с этой болью, которая накрыла его с головой.

«Никто не рождается подлецом, – зазвучали у него в ушах слова Ваэльи. – И у всякой злобы есть свои причины».

– И ты, значит, решил показать мне все то, что чувствовал сам… – промолвил Руальд подозрительно хриплым голосом.

– Нет! – ответ принца оказался несколько неожиданным. – Я не причастен к смерти Нар! И не я похитил твоего сына! Да, я желал занять твое место, но Мастер убедил меня, что ты при этом не пострадаешь! Что мы просто выставим тебя безумцем и тихо отправим на покой.

– Но ведь это ты вынудил меня выйти за ворота! Из-за твоих слов я оказался в плену!

– Да… Я был уверен, что Элея не даст отцу причинить тебе вред. Зато у меня было достаточно времени, чтобы подготовить твой уход.

– А Нар! Разве не ты отдал ее палачу?!

– Не я! – Тодрик искренне верил в свои слова. – Торья пожелал заполучить ее, а Мастер сказал, что пусть так и будет… – закончил он уже совсем тихо.

– Как все нелепо, – пробормотал Руальд. – Будто в глупой истории бродячего менестреля.

– А разве ты не знал? – Шут так удивился, что не сдержал вопроса. – Ведь тогда… прежде, чем он, – кивок в сторону принца, – пропал, у тебя было довольно времени, чтобы расспросить его об этом. Целый месяц!

Тодрик при этих словах сердито фыркнул и таки смерил Шута своим любимым презрительным взглядом.

– Ты дурак, – сказал он Шуту. – Дураком был, дураком и останешься. Ты же совсем не знаешь своего любимого короля! А он тогда просто струсил! Поручил расследование Торье… Просто запер меня в этой проклятой комнате и ждал, что все каким-нибудь чудом решится само. Если бы не Мастер, я, может, до сих пор сидел бы там под стражей.

Тут уж Шут не выдержал:

– А разве темница Лагона показалась тебе уютней роскошной опочивальни?

Голос его прозвучал так ядовито, что Шут и сам удивился. Все-таки сильно он принца не любил.

Тодрик закрыл лицо руками и, стиснув зубы, застонал от той боли, которая сжигала его изнутри. Конечно же, на этот вопрос он ничего не ответил.

– Я все равно не понимаю, – сказал Руальд, – зачем нужно было устраивать такой омерзительный спектакль. Я знаю, тебе плевать на мои чувства, тебе было даже радостно узнать, как я скорбел о своем бедном брате… Но ведь из-за этого представления погиб другой человек! Тот, кто на самом деле сгорел в твоей комнате!

Тодрик вздохнул.

– Никто его не заставлял. Он сам пошел на это. Ему не на что было содержать семью. В обмен на смерть Мастер честно заплатил его жене. Ей хватило бы на очень хороший дом…

– О боги! – Руальд схватил себя за голову. – Да кто же он такой – эта погань, это отродье упырей?!

– Я не знаю, – снова повторил Тодрик усталым голосом, хотя возглас короля был больше риторическим. – Но он очень… очень странный. Он говорил такие вещи… порой мне самому было… не по себе.

«Страшно тебе было, – понял Шут. – И притом очень. Потому что или он сам, этот Мастер, или его друзья умеют проникать в чужие умы. И разрушать их силой своей мысли».