© Л. Бабицкая, М. Бабанская, Т. Анциферова, О. Фатеева, Н. Чернякевич, Т. Гончарова, А. Малыхина, А. Лисогор, Ю. Ли, Е. Симонова, А. Моисеева, М. Кочан, А. Шипилова, С. Давыдов, А. Залесский, Д. Янбарисова, Д. Благова, Л. Юсупова, Л. Неклесса, М. Кивеля, П. Барскова, Т. Замировская, А. Горбунова, Е. Некрасова, О. Осипенко, текст, 2022

© Л. Стародубцева, перевод на русский язык, 2022

© БФ «Нужна помощь», 2022

Есть ли у нашей планеты срок годности? Если да, то сколько времени нам осталось? Грядет ли (пост)апокалипсис? Можем ли мы продлить аренду – растянуть данное нам время, исправить совершенные ошибки? И откуда в нас эта разрушительная страсть, заставляющая истреблять то, без чего мы сами жить не сможем?

Экологическая катастрофа не близко, она уже тут. По словам философа Тимоти Мортона, мы находимся в начале умирания из-за изменения климата и прочих процессов, возникших в результате многих сотен лет антропоцена. Но мыслитель советует не впадать в отчаяние. Если мы осознаем себя частью единой экосистемы и от колониального захвата перейдем к равной эмпатии, у нас как минимум появится больше времени на разговор с природой. Прогресс экологического сознания – это первый шаг к принятию ответственности за планету.

Но чтобы говорить об экосистеме и о себе как ее части, нам часто не хватает имеющегося языка. Нужны новая оптика, новые творческие методы, чтобы осмыслить значимость места, которое природа занимает в нашей жизни – несмотря на то малое внимание, которое мы уделяем ей.

Поэтому наше издательство вместе с кураторками Школы литературных практик – писательницей Евгенией Некрасовой и филологом Алесей Атрощенко – придумали опубликовать этот сборник. Он состоит из текстов, которые появились отчасти как результат лаборатории экописьма, которую организовала Школа литпрактик. Как и другие ее лаборатории, эта получилась очень экспериментальной. Подход школы близок нам тем, что ее преподаватели не учат писать, считая, что готовые шаблоны лишают авторов возможности осмыслять современную действительность, быть смелыми и точными, вырабатывать новый язык для отражения современности. По этой причине на студиях начинающие писатели и писательницы наравне с известными ищут нетиповые решения для творческой рефлексии на актуальные, часто остросоциальные и притом табуированные темы.

Вот и в этот раз кураторы и студенты несколько месяцев прислушивались к собственному опыту взаимодействия с природой, изучали существующие тексты об экологии – от Пришвина и Астафьева до Эмили Липтрот и Саманты Швеблин, искали свой способ рассказать об экологических процессах. К студенческой лаборатории присоединились современные авторки, для которых тема экологии и природы тоже важна: Малин Кивеля (вы прочитаете ее текст в переводе Лиды Стародубцевой со шведского), Полина Барскова, Татьяна Замировская, Алла Горбунова, Лида Юсупова и другие.

В итоге получились тексты о природе как действующем лице и необходимом пространстве, о городах умирающих и городах новых, приходящих им на смену, о зверях как субъектах высказывания, о телесности человека как части природы, о катастрофах, прочно запечатленных в памяти поколения, о настоящем и вероятном, надвигающемся будущем.

В конце книги расположен раздел со специально созданными памятками и чек-листами от экоэкспертов, которые помогут организовать свой быт с минимальным уроном для планеты. Такие полезные памятки – сами по себе документ эпохи наравне с творческой рефлексией авторов сборника.

У нас нет единого рецепта, как сохранить экосистему (мы даже не знаем, пройдена ли точка невозврата). Но мы хотим дать читателю возможность ощутить себя равноценной частью общего мира вместе со всеми существами на Земле: животными, птицами, растениями, бактериями, людьми, природными и урбанистическими пространствами. Новая оптика, обретенная через эти тексты, поможет каждому ответить на вопрос о своем месте в меняющемся природном пространстве.

Пожалуй, это самый экспериментальный проект издательства «Есть смысл». Некоторые тексты вызывали в редколлегии бурные споры, казались нам даже слишком смелыми (поймет ли их читатель, не отпугнем ли мы его излишней натуралистичностью?). Но мы решили быть последовательными: раз правильных ответов нет ни у кого из нас, значит, мы должны, по крайней мере, показать эту планету – и человека как ее часть – разной. В том числе жестокой, конечной, замусоренной, травмированной.

Десять процентов с продажи этой книги мы будем переводить в пользу фонда «Второе дыхание», который создает инфраструктуру сбора ненужных вещей и развивает экоосознанность общества. Скорее всего, вы читаете сборник в электронном виде. Это наш небольшой вклад в сохранение окружающего мира. Приятного вам – хоть и сложного – чтения!

Когда моя тетя оставила брата бабушке и дедушке, ее называли кукушкой. Когда мои одноклассницы болтали на уроке, их называли кукушками. Когда моя знакомая легла в ПНД[1], ее называли «поехавшей кукухой».

Я думаю о том, почему категории человеческого так часто переносят на нечеловеческое. Это форма некой лингвистической эксплуатации. Эксплуатация уже не животных, но животных-в-языке. Зооэпитеты, анималистические метафоры и фразеологизмы, антропоморфные практики одушевления.

Корову эксплуатируют, отнимая ее грудное молоко. Корову-в-языке эксплуатируют, отнимая ее терминологическую самость. Мою одноклассницу сравнивали с коровой. Другой говорили что-то про ее «дойки». Корова-в-языке не равна корове.

Корова-в-языке замещает собой другие термины, невыраженные и несказанные. Становясь фразеологизмом, корова как таковая перестает существовать. Она становится коровой-в-языке, и у нее появляются перед ним некие лингвистические обязанности. Говоря «корова на льду» или «священная корова», люди доят корову-в-языке.

Я думаю, правильно ли это. Наш язык со сложившимся «коровьим корпусом» вряд ли можно считать подходящим для говорения о реальной корове. Я имею в виду, можем ли мы в эпоху антропоцена продолжать эксплуатировать не только животных, но и животных-в-языке? Нужны ли нам новые стратегии для письма о природе и что это могут быть за стратегии?

На Руси девушки проводили обряд похорон и крестин кукушки. Это был тайный магический ритуал, на который не допускались мужчины. Там девушки «кумились» – договаривались о дружбе и заключали парные посестримства: «Побранимся, грешны будем, кукушечке тошно станет».

Филологиня Алла Владимировна Никитина в эссе «Зачем крестить кукушку?»[2] описывает этот обряд как один из самых печальных. На нем девушки рассказывали друг другу о мужниных побоях, нежелании выходить замуж и смерти «любезной сестрицы от родильной горячки». В этот момент они сооружали «трупик кукушки» из веточек и травок («кукушкиных слезок»), наряжали его в платье из лоскутков, ложили в гробик и закапывали в секретном месте[3].

Похоронить кукушку нужно было для того, чтобы она не обратилась в хищную птицу и не навлекла бед. А окрестить – для того, чтобы поделилась своим плодородием. Кукушку часто сравнивали с богиней Живой, затем и с кумой Богородицы – покровительницей женщин, – поэтому неудивительно, что таким хтоническим способом девушки обращались именно к ней.