– Почему не вышло бы?

– Сам знаешь почему.

– По-твоему, я так плох?

– Не плох, а лох.

Ну вот, он опять за свое.

Лучше промолчать, а то поссоримся, а нам вечером предстоит совместный рейд к логову ведьм. Был бы он бойцом или танком, это одно, но без хилера в подземелье всей гильдии придется несладко.

– Что замолчал? Думаешь, преувеличиваю? Смирись. Ни одна девушка в этом городе, в этой стране, на этой планете никогда и ни за что не согласится с тобой… Спорим?!

– Да перестань.

– Трус!

Меня столько раз за жизнь пинали и называли трусом, тряпкой, много чем похлеще, что, можно сказать, привык. Когда с раннего детства живешь белой вороной среди ровесников, привыкаешь ко всему: и к оскорблениям с непониманием, и к унижениям с презрением. К одиночеству. К покорному смирению. И к боли. Физической и, что куда хуже, к моральной боли тоже привыкаешь.

– Труууусссс!

– Вообще не обидно.

– Трус! Трус! Ссыкло! Трус!

Ну трус. И что? Филипп ничего особенного не сказал. Ничего такого не сделал. Но в тот момент. В то самое мгновенье, когда мой внутренний голос стал подпевать Филиппу «трус, трус, трууусс», во мне что-то сломалось.

Кулаки сжались крепче, чем челюсти. Что-то щелкнуло, переклинило и взорвалось. Может, это терпение. Может, самолюбие. Точно не знаю, но последняя капля была пролита. Чаша весов склонилась и переломила рычаг пополам, опрокинула содержимое и выплеснуло его наружу. Все обиды, отказы, запреты и унижения. Все упреки, страхи и сомнения.

Все рассыпалось. Разлетелось по полу.

И я принял спор.

Не задумываясь, решительно произнес про себя: «А, давай, козел! Плевать! Давай, слабак!»

Заключил пари.

Не с Филиппом, разумеется, а с собой.

В конце концов, как я смогу себя уважать, если не сделаю шаг? Прямо сейчас не соберусь, не возьму себя в руки и не сделаю этот вонючий дурацкий шаг на трясущихся коленях.

Что я теряю?

В самом худшем случае, вернусь обратно за монитор, продолжу выполнять чужие поручения, подбирать и менять тупые обои на тупом рабочем столе.

– По рукам.

– А?

– Я принимаю пари.

Филипп теряет дар речи. Рот его открыт. Брови подняты.

– Что завис? По рукам, говорю.

– На щелкан?

Нет. Высока важность поступка. Щелкан слабая мотивация.

Стал бы Геракл совершать подвиги ради щелкана? Или Человек-паук, стал бы он, рискуя жизнью, перелетать с крыши на крышу за такую цену? Железный человек? Джокер? Нет, нет и еще раз нет.

Нужно придумать что-то посерьезнее. Что-то такое, что заставит меня дойти до конца, что отсечет все пути к отступлению.

Деньги?

Не стимул.

Я живу один, накоплений достаточно. Даже если проспорю все сбережения, меня это не расстроит. Подумаешь, обновлю видеокарту не завтра, а через месяц-другой.

Нужно что-то…

Компромат! Что-то крайне личное, такое, с помощью чего я смогу сам себя шантажировать.

– Нет, не на щелкан.

Филипп слушает и садится на корточки. Лицо его остается вытянутым от удивления. Наверное, он впервые слышит от меня подобные слова с подобной интонацией.

– Поступим так, – говорю, беру карандаш, отрываю листок для заметок и готовлюсь записывать. – Для начала составим договор. Цель спора – я должен обольстить новенькую. Так?

– Так.

– Обговорим сроки. Скажем, двенадцать месяцев. Ровно один календарный год, начиная с момента подписания договора. Идет?

– Нет. Месяц.

– Нереально. Слишком мало. Скажи еще охмурить за три дня. Год – вполне подходящий срок.

– Шесть месяцев. Ни тебе, ни мне. Ровно полгода начиная с подписания, и ни минуты больше.

– Сто восемьдесят три дня?

– Идет?

– Идет.

Я киваю, смотрю на часы и помечаю у себя в листке отчетное время – полдень.

– Выигранным считается спор в том случае, если у нас с новенькой состоится соитие, иными словами – половой акт. Верно?

– Нет. Стоп, стоп, стоп.

– Что?

– Перефразируй. Только подтвержденное соитие, и только по обоюдному согласию сторон.

– По обоюдному, это само собой разумеется. Но как я предоставлю тебе доказательства?

– В любой форме. Нужно подтверждение от новенькой. В устной или письменной, – Филипп посмеивается. – Фото- или видеоматериалы тоже подойдут для рассмотрения. В общем, сам придумай, как докажешь. Но знай, на слово я тебе не поверю.

Киваю и записываю.

– Хорошо. С этим пока определились. Назначим наказание в случае провала.

– Слушаю внимательно.

– Если я проиграю спор… Ты обнародуешь постыдные факты моей личной жизни.

– Какие еще факты?

– Обнародуешь компромат.

– Какой?

– Да хватит задавать глупые вопросы! Какой-какой. Сам догадайся – обо мне.

– Смешно… Я тебя знаю тысячу лет и могу с уверенностью заявить, что вся твоя жизнь сплошной постыдный компромат. Тебе за тридцать, ты в дурацких очках, лысеешь и носишь футболку с пони.

– Ну. О том и говорю.

– Ты никогда не целовался с девушкой, даже не обнимался, не считая того случая со щекастой Люсей, которая схватила, подняла и повалила тебя в сугроб. Что еще? Совсем недавно ты переехал от мамы, но каждый вечер звонишь ей перед сном, чтобы миленькая мамулечка пожелала сыночку сладких снов. Мне продолжать?

– Отлично! Вот все это соберешь и сообщишь.

– Куда?

– Не знаю. Туда, куда надо. В интернет. Заведи сайт или канал, придумай. Мне нужна мотивация. Очень нужна. Иначе я не то что не выиграю пари, я не решусь попытаться его принять.

– Не сработает. Поверь, – произносит он тоном эксперта, отпивает свою газировку и ставит бутылку мимо салфетки.

– Почему нет?

– Не сработает, говорю, и все. Спорим?

– Да не хочу я с тобой спорить насчет спора! Тебе что, трудно помочь, когда тебя просит друг? Видишь же, мне это нужно. Выбери мой самый, на твой взгляд, стыдный проступок и шантажируй…

– Не сра-бо-та-ет. Мне не тяжело, но подумай. Все перечисленное – это компромат для нормального, для стандартного человека. Для тебя же это простая обыденность. Не сработает. С таким компроматом ты давно смирился и живешь.

Филипп прав. С этим я живу.

– Тогда как быть?

– А я откуда знаю? Думай. Копай глубже. Доставай все то, что прячешь в своей черепушке. Тащи мысли на осмеяние разъяренной толпе, жаждущей крови.

Он рассмеялся, а меня вновь передернуло от слов Филиппа.

Он снова прав!

Как же он прав. Бросить мысли жаждущей толпе.

И впрямь страшнее всего, если люди узнают, что я думаю. Люди смогут подсматривать за мной, причем не просто следить за действиями, они получат полный доступ к моим мыслям. Узнают, как, зачем и о чем я рассуждаю. Что, если они сочтут меня недостаточно умным?

– Филипп, спасибо! Ты гений!

– А? Ну да, знаю.

– Буду вести дневник.

– Так. Продолжай.

– Запишу в него полную хронологию своих рассуждений, действий и этапов достижения поставленной цели.

– И?

– Что – и? Все же понятно. Буду делиться откровенными мыслями, они станут компроматом.

– Отлично!

– На этот компромат и будем спорить.

– Супер!

– Да. И если я проиграю…

– Подожди-подожди. А если проиграю я? Это невозможно, но все-таки давай обсудим. Вдруг инопланетяне прилетят, похитят вас и внушат необходимость спариваться прямо у них на глазах.

– Что ты несешь?

– Согласен, шанс не велик, но давай озвучим последствия. Чисто гипотетически, чем рискую я?

– В случае моей победы, назначим тебе… щелкан.

– Один?

– Да.

– Без оттяжки.

– Без.

– И левой рукой.

– Правой.

– Согласен.

– Так вот… Если я не справлюсь, ты опубликуешь дневник.

– Бесподобно! Опубликую, и все узнают, как ты опозорился.

– Да.

– Уточнение. Опубликую под твоим настоящим именем?

– Да.

– И с фотографией автора, которую выберу сам.

– Да.

– Отличная идея. Роскошная! Тем более, как я понял, изначально это была моя идея, – он задумывается. – Просто шикарная находка, все записывать. К тому же, дневник послужит отчетом о ходе операции и доказательством для меня.