"Но мне все-таки стоило бы распорядиться насчет меарских офицеров," сказал Келсон, вяло пытаясь продолжить ругать самого себя.

"Может быть. Но Вы этого не сделали."

"Нет. Я заставил Вас выполнять мои обязанности вместо себя. Я не должен был делать этого."

Морган вздохнул. Они, наконец, добрались до того, что Морган хотел, чтобы Келсон понял.

"Это правда, государь," - спокойно сказал он, кладя руку на плечо Келсона и массируя напряженные мышцы. - "Но я согласен нести это бремя, поскольку Вы кое-чему научились. В следующий раз Вы сделаете все лучше. Тем более, что Вы не сделали ничего плохого. Поверьте."

"Надеюсь, что вы правы," - сказал Келсон.

Вскоре он, чувствуя, что валится с ног от усталости, с радостью позволил Моргану перейти от физического воздействия на него к более сокровенным методам и вскоре провалился в блогословенное забытье, вызванное Морганом.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Знаю я ваши мысли и ухищрения, какие вы против меня сплетаете

- Иов 21:27

Когда Дугал и его угрюмый эскорт остановились в скрывавшей их роще, уже почти стемнело. Дугала шатало в седле, и не только от изнеможения, но и от той, куда более сильной, душевной боли, которую ему пришлось вынести во время бегства с равнины Дорны.

С ним остались только Сайард и еще трое. Их упреки в его адрес, казалось, окружали их, подобно давящему и гнетущему облаку, но он не мог винить их в этом. Они не знали, что Дункан приказал ему оставить его и отправляться за помощью; они знали только, что их молодой господин бросил своего командира в бою и приказал им поступить так же. Они не могли даже предположить, чего стоило Дугалу выполнить этот приказ, и насколько вырастала эта цена всякий раз, когда Дугал пытался мысленно дотянуться до Дункана, но ответом ему была только полная тишина.

Давя отчаяние, порожденное ощущением тяжелой утраты, Дугал соскользнул на землю и, расслабив подпругу, присел, чтобы, скользя руками по лоснящимся от пота ногам и щеткам коня, проверяя, не хромает ли он, взглянуть, прикрывшись животом коня, на Сайарда. Молчание слуги, не проронившего за последние четыре часа ни слова, причиняло боль не меньшую, чем молчание отца. Сайард и трое остальных расседлали своих лошадей на другой стороне поляны и сейчас казались лишь неясными тенями в темном лесу, но Дугалу не было необходимости ясно видеть их, чтобы заметить их презрение к нему. Он никогда еще не видел, чтобы Сайард был столь зол на него.

Заблокировав свои деринийские способности, он задрожал, не в силах вынести, что остальные держатся от него подальше и физически, и душевно. Когда он снял седло с потной спины своего коня и, пошатнувшись, опустил его на траву, он начал обтирать животное пучком травы, стирая с когда-то шелковистой шкуры пот и грязь, пытаясь хоть на несколько минут найти забвение в физических усилиях, несмотря на то, что все его тело болело от долгой езды. Удовольствие, испытываемое его конем от этой простой процедуры, и привязанность, которую жеребец выразил легким толчком в ухаживающую за ним руку, хлынули в разум Дугала подобно целительному бальзаму, помогая ему отгородиться от враждебности остальных, занятых тем же самым на другой стороне поляны.

Он понятия не имел, что будет делать, когда вычистит коня. Он знал, что ему надо попытаться связаться с Келсоном, как ему и приказал отец, но он старался не думать о том, кто отдал ему этот приказ. Но если ему не удалось связаться с Дунканом на куда меньшем - во всяком случае, поначалу расстоянии, то вряд ли ему удастся добраться до Келсона. Но он должен попытаться. А если ему придется действовать в одиночку, а от его солдат так и будет веять отвращением и гневом в отношении него...

Он продолжал ухаживать за конем до тех пор, пока остальные не закончили делать то же самое. После этого он, напоив коня из небольшого ручья, вымыл в холодном ручье руки, умылся и даже макнул в воду голову. Ему придется хорошенько напрячь свои мозги, если он действительно хочет вернуть солдат на свою сторону.

Ведя своего коня попастись с остальными, он, как мокрый щенок, тряс головой, чтобы вытряхнуть воду из ушей. Он все еще чувствовал грязным и усталым, но вода, сбегавшая по косичке за ворот его кожаного доспеха, к счастью, была прохладной. Призвав всю свою отвагу, он поднял свое седло на плечо и, пошатываясь, побрел к разведенному старым Ламбертом костерку, прикрытому камнями.

Остальные - Ламберт, Маттиас, Джасс и... Сайард - были уже там, разделив между собой свою скудную провизию, они сидели, облокотившись на свои седла. Когда Дугал опустил свое седло на землю и сел рядом с ними, они даже не посмотрели на него, лишь Ламберт протянул ему кружку эля и кусок черствой лепешки. Сайард практически отвернулся. Поглащая пищу, он почувствовал, что остальные специально не смотрят на него, и кусок застревал у него в горле. А пламя костра не могло избавить его от холода, которым веяло от его четырех спутников.

Никто из них не разговаривал с ним уже несколько часов, они просто выполняли его приказы. Сайард, казалось, был готов взорваться; шустрый Джасс МакАрдри, который был всего лишь чуть старше Дугала, выглядел так, как будто готов заплакать. Маттиас и старый Ламберт просто не замечали его и всякий раз, прежде чем выполнять его команды, смотрели на Сайарда.

Да, Сайард был главным - и единственным среди них, кто был способен понять и принять всю правду. Если ему удастся убедить Сайарда, остальные трое, скорее всего, беспрекословно подчинятся.

Дугал поставил свою кружку и стряхнул крошки с рук, его аппетит мгновенно исчез.

"Пожалуйста, не надо со мной так," - тихо сказал он. - "Мне нужна ваша помощь."

Сайард покорно повернул голову к своему юному господину, но глаза его выказывали только боль и горькое разочарование.

"Тебе нужна наша помощь. Да, парень, она тебе действительно нужна. А епископу Дункану была нужна твоя помощь. Но он ее не дождался, правда?"

"Если ты дашь мне объяснить..."

"Объяснить что? Что вождь клана МакАрдри бросился наутек и удрал? Что он бросил своего командира, чтобы того убили или схватили? Дугал, хвали Бога, что твой отец не дожил до этого дня! Он бы умер от стыда."