Только в тот раз беcпомощным пленником Горони был Аларик, а Дункан спас его от смерти на костре. Несмотря на дурман, Дункан знал, что им не удастся поменяться ролями на этот раз, и Аларик не может спасти его. Если Дункану не удастся каким-то образом сотворить чудо, то Аларик даже не узнает о положении, в котором оказался Дункан, до тех пор, пока Дункан не погибнет.
Тут его перевернули на спину, сорвав с него одежду и сняв с пальца его епископский перстень. Он не мог помешать им, даже легкий поворот головы немедленно вызывал новую волну головокружения и тошноты. Они не потрудились даже связать ему руки, когда рядом он заметил еще одного человека в белом плаще, стоящего у его ног и глядящего на него. Растрепанные седые волосы казались ореолом вокруг его головы, а взгляд голубых глаз сиял торжеством. Когда Горони передал ему епископский перстень, снятый с Дункана, он улыбнулся и, повертев его в руках, одел его на палец, рядом с другим таким же перстнем.
"Ну что, мой неуловимый священник-Дерини," - спокойно сказал Эдмунд Лорис. - "Думаю, что настало время для долгого разговора. Ты и твои собратья-Дерини доставили мне немало неприятностей. Теперь я отвечу тем же."
"Мне не нравится то, что мне пришлось сделать сегодня," - сказал один из тех самых собратьев-Дерини.
Морган стоял у входа в палатку, которую делили они с Келсоном и в которой он не так давно закончил допрашивать последнего из сорока меарских солдат. Плоды его работы еще подергивались на ветвях дерева на противоположной стороне поляны, рядом с уже неподвижно вытянувшимися телами Итела и Брайса.
Келсон, сидевший за столом за спиной Моргана и глотавший через силу скудный походный паек, фыркнув от отвращения, оттолкнул тарелку.
"А мне, по-Вашему, это понравилось?"
"Не знаю."
"Не знаете?" - удивленно повторил Келсон.
Морган, искоса наблюдая за реакцией короля, спокойно посмотрел на дерево, использованное в качестве виселицы, возле которого похоронная команда ожидала разрешения снять тела четырех казненных меарцев. Он как никто другой знал, что именно эти люди заслужили смерть за насилие над жителями Меары, но ему не понравилось, что Келсон вынудил его судить их.
Келсон почувствовал его недовольство и, вскочив, подошел ко входу в палатку и задернул полог, чтобы не видеть происходившего снаружи.
"Помогло?" - спросил Морган.
Келсон явно сник и, вцепившись руками в полог палатки, повесил голову.
"Я должен был разрешить Ителу и Брайсу исповедаться, так?" - прошептал он.
"Это был бы благородный жест," - ответил Морган.
Келсон несчастно вздохнул и поднял голову, в глазах его блестели слезы, которые он даже не пытался скрыть.
"Генри Истелину этого не позволили," - сказал он, не глядя на Моргана. - "А как... как Вы думаете, он и вправду окажется в аду из-за того, что умер без исповеди?"
"А как Вы думаете, осудит ли справделивый и милосердный Господь верного слугу Своего только за то, что ему не дали соблюсти формальности, требуемые для спасения его души?" - возразил Морган.
Когда Келсон быстро тряхнул головой, он продолжил.
"Посему, мне думается, что мы можем быть уверены, что если бы Ител и Брайс искренне раскаялись в своих преступлениях, за которые они были казнены, то Господь не покарал бы их десницей своей," - он помолчал и тихонько перевел дух. - "Если я неправ, да и вообще, на будущее, хотел бы заметить, что король должен быть милосерден, как Господь наш - и милосердие никак не мешает правосудию. Вам ниего не стоило дать им немного времени, чтобы они могли приготовиться к смерти - хотя в случае Итела и Брайса я понимаю причины, по которым Вы отказали им в этом."
"А Вы разрешили бы?" - спросил Келсон.
"Не знаю," - честно ответил Морган. - "Не я принимал это решение, так что нам не суждено знать это."
"А как насчет остальных четверых?" - спросил Келсон, заложив руки за спину и полуотвернувшись от Моргана к закрытому занавесью входу. - "Я должен был разрешить им исповедаться. Вы бы разрешили."
"Да. И, честно говоря, я разрешил... хотя предпочел бы, чтобы не я принимал это решение."
"Что?"
Келсон изумленно посмотрел на Моргана.
"Государь, Вы велели мне выбрать четырех наиболее виновных, чтобы казнить их," - спокойно сказал Морган. - "Я так и сделал. Но приказав мне казнить их, Вы тем самым позволили мне самому принимать решение о процедуре их казни. Я разрешил им провести пять минут с отцом Лофлином. После этого их повесили."
"Я должен был приказать так," - добавил Келсон, закусив губу. - "Вам не стоило говорить мне об этом."
"А разве я что-то сказал, государь?"
Келсон с трудом сглотнул и снова склонил голову.
"Вы правильно сделали, что устыдили меня," - прошептал он. - "Я позволил желанию мести взять верх над своей честью. Я был так рад тому, что поймал Итела, что... Боже, как бы мне хотелось, чтобы Дункан был рядом!"
"А что, Ваша совесть прячется в Дункане?" - спросил Морган, не будучи уверен, что Келсон осознал свою ошибку.
"Нет, конечно, но он помогает мне услышать глас совести," - ответил Келсон. - "Я должен был проявить милосердие! Обойдясь с Ителом и Брайсом так же, как они поступили с Истелином, я опустился до их уровня!"
"Государь, для человека Ваших лет эта ошибка легко объяснима," - мягко сказал Морган.
"Король не может позволить себе пользоваться таким оправданием!"
"А юноши могут," - ответил Морган, - "по крайней мере, пока они учатся на своих ошибках. Еще никому не удавалось стать мужчиной, избежав юношеских ошибок."
"Люди будут ненавидеть меня," - твердил свое Келсон, падая на походный стул.
"Солдаты поймут Вас," - возразил Морган. - "Все очень переживали по поводу того, что случилось с Генри Истелином. Его уважали во всем Гвинедде. Он никак не заслуживал участи, уготованной ему меарцами. А кроме того, все Ваши офицеры знают о том, что произошло в обители святой Бриджиды и прочих местах, и о зверствах, которые творились с разрешения Брайса и Итела. Так что никто не винит Вас за то, что Вы прислушались к голосу сердца, а не разума. Келсон, у всех солдат есть или жены, или сестры с матерями. Так что вряд ли Вы найдете в их сердцах сочувствие к судьбе Итела и Брайса."