– Нет, – ответил Сверре и не соврал. Вода действительно была теплее воздуха. И казалось, что она теплее, чем море летом у дома.

– Заплыв?

Они покрутились вдоль пирса, брызгаясь друг в друга и купающихся рядом парней. Следом за Сверре в воде оказалась еще пара омег, и градус веселья значительно повысился. Альфы бравировали, красовались. Омеги синели и тряслись. В итоге, когда все выбрались на песок, народ стал расходиться, желая обогреться и спасаясь от простуды.

Сверре вышел один. Альфа, что увлек его в воду, где-то затерялся, и Сверре не стал его искать. И так показалось, что он чересчур много пялится на него, слишком много уделяет внимания незнакомому человеку. На берегу для него нашли полотенце, он вытерся, забрался в одежду и выпил пару банок, надеясь согреться, но тепло куда-то пропало, утонуло в море вместе с его уверенностью.

Альфа появился чуть позже и уже в одежде. Присел в стороне, увлекся разговорами с другими. На Сверре не смотрел, а Сверре, как мальчишка, не мог устоять, и глазами все время косился в его сторону. Тайная слежка за незнакомцем помогала согреться и забыть о холоде, хотя в какой-то момент Сверре поймал себя на том, что зуб на зуб не попадает. К четырем ночи он совсем окоченел и, распрощавшись, направился к дороге – где-то неподалеку была остановка, и он рассчитывал поймать первый автобус.

Под козырьком сидела еще пара ребят, что отчалили от компании часом раньше, Сверре уже почти до них добрался, когда рядом с ним остановилась машина, водитель скрипнул тормозами и распахнул дверь.

– Подвезти? – За рулем сидел тот самый незнакомец. Сейчас его волосы высохли и торчали во все стороны светлыми завитками. Он стал еще симпатичнее, еще привлекательнее, и Сверре даже не подумал, что садится в машину к совершенно чужому человеку, никого не предупредив.

Они промчались мимо брошенных на остановке ребят, под их удивленными взглядами. Альфа включил радио, и салон наполнился успокаивающей музыкой. От тепла Сверре повело в сон, он на мгновение прикрыл глаза, а проснулся, поняв, что они уже стоят, и двигатель выключен.

– Ты не сказал, куда тебя везти, – улыбнулся альфа, заметив, что Сверре проснулся.

– Прости. Тебе следовало меня разбудить.

– Пустяки. – Альфа потянулся, расправляя огромные плечи и задевая локтем спинку его кресла. Сверре бросил неловкий взгляд на широкую грудь. – Все равно сна ни в одном глазу.

– Прости, нас не представили, – смущаясь, напомнил Сверре.

– Гэйр Биркеланн, – протянул альфа руку.

– Сверре Станг. – От прикосновения к теплой ладони омега снова смутился.

– Сверре, вот как, – Гэйр усмехнулся. – Мне показалось, мы уже встречались. Но если бы были знакомы, я бы обязательно запомнил твое имя.

– Почему? – на автомате спросил Сверре.

– Так звали моего отца. Он попал на мотоцикле в серьезную аварию и умер, когда мне было восемь. Я его не помню, папа мало рассказывал. Но мне всегда было приятно знать, что у нас общие увлечения, и я на него похож. Очень похож, по словам папы.

Сверре смутился. Гэйр вспоминал об отце такими словами, словно гордился одним лишь его существованием. Сверре не мог сказать того же. Он старался не думать и не вспоминать о Ларсе, не встречаться с ним в своих детских воспоминаниях и не замечать его в своей нынешней жизни. Он не ненавидел Ларса, понимал это отчетливо, но внутри жила непреходящая детская обида – за вранье и за то, что Ларс любил его, как родного.

– Где мы сейчас? – Сверре сменил тему и стер разводы с запотевшего стекла – после купания и выпивки салон изнутри запотел.

– У городского трека. Я часто сюда приезжаю по утрам. Нравится, – неопределенно пожал Гэйр плечами. – Хочешь пройтись?

– Можно.

Они вышли из машины, утро показалось пронзительно холодным, и Сверре в сотый раз пожалел, что купил легкую куртку, а не теплый кардиган. Сейчас бы свитер пригодился. Заметив, что тот дрожит, Гэйр накинул ему на плечи свой пиджак. Но смотреть на альфу в одной рубашке было еще холоднее.

– Я обычно не мерзну, – попытался вернуть он одежду альфе, – дома всегда было холодно, просто после купания…

– Именно, держи, а то простынешь, мне потом стыдно будет.

Сверре хотел еще поспорить, но не стал. В конце концов, заболеть в начале учебы действительно не хотелось. От пиджака пахло теплом и чужой туалетной водой, легкий спокойный запах, и Сверре зарылся в него носом, утонул по самую макушку и даже уши спрятал.

– Тебе идет, – пошутил Гэйр, и Сверре коротко прыснул. Рассмеялся, кутаясь еще сильнее, стало теплее и на душе, и телу.

Гэйр провел до стадиона, у него были ключи от ворот и рабочих помещений. Они прошли через закрытую территорию и поднялись к трибунам. Альфа помог спуститься между высокими сиденьями и остановился рядом с припаркованными тренировочными мотоциклами. Две Хонды стареньких моделей и разномастные гоночные Сузуки. Сверре привычно прошелся вдоль спортбайков, касаясь ладошкой твердых сидений. У отца в мастерской всегда такие стояли – к лету, когда рейсеры приезжали в город, отец на работе пропадал почти сутками, и Сверре в детстве часто ему помогал. С тех пор прошла, кажется, целая жизнь.

– Нравится? Хочешь прокатиться? – Гэйр остановился рядом с GSX, мощной и легкой машинкой.

– Я же выпил. – Сверре подошел ближе, примерился, привставая на подножку.

– А я нет. – Гэйр сел в седло и помог омеге устроиться перед ним. Протянул шлем и надел свой. Бедрами подтолкнул чуть вперед, и стало слишком тесно и знакомо. Так Сверре возил папа в детстве, когда еще сам гонял на трассе. Приятные воспоминания и приятные ощущения. Ненавязчивые, но все же интимные. Сверре смутился. Рядом с этим альфой смущение преследовало по пятам.

Гэйр прижался со спины, немного прохладный и тяжелый, перехватил руль рядом с его руками и нажал на стартер. Машина взревела, слишком громко на пустом безлюдном треке, и Сверре вцепился крепче, немного от страха, но больше от предвкушения. Забытые чувства, когда ветер срывает тепло с обнаженных пальцев и врывается под одежду обжигающим холодом. Дорога, чуть влажная от утренней росы, скрывалась в рассветном тумане, куталась в тишине и одиночестве прохладного утра. От скорости перехватило дыхание, голова закружилась, задрожали руки. Гэйр сделал неспешный круг, а потом еще два, вдавливая газ и заставляя Сверре пищать от удовольствия и захватывающего адреналином страха.

Когда они вернулись к гаражу, Сверре с трудом смог сползти на землю. Гэйр подхватил его, пошатнувшегося, неспособного удержаться на ногах. Земля казалась слишком твердой и неровной, ноги – вялыми, деревянными, а руки Гэйра – слишком приятными и сильными.

– Спасибо, – неловко произнес он, не спеша снимать шлем, чувствуя, как залило краской лицо, и как смущение смешивается с чем-то еще, незнакомым и приятным.

– Тебе спасибо, – рассмеялся Гэйр, – мне не часто удается найти компанию.

– Всегда с радостью покатаюсь, – еще сильнее смутился Сверре.

Гэйр сам снял с него шлем, и теперь они стояли слишком близко. Альфа – высокий, широкоплечий, а Сверре, мальчишка, еле носом доставал ему до груди. И Сверре слышал, как в этой груди стучит сердце. Быстро и громко, почти оглушительно. Рубашка Гэйра пропахла горячей резиной и влажной дорогой, горечью выхлопа и сладким маслом. Так часто пах папа, пока гонял как сумасшедший, и этот аромат пугал и притягивал. Он напоминал о доме.

– А сам не хочешь за руль?

– В детстве хотелось. Но потом как-то пропал запал. У меня папа увлекался гонками, и пока я был маленький, постоянно попадал в аварии. Сейчас он мало ездит, потому что отец запретил, и я тоже решил, что не стану рисковать. Не буду расстраивать своего альфу безрассудными поступками.

Гэйр наклонился и ненадолго прижался к его губам. Просто прикоснулся. Но сердце от этого прикосновения остановилось. Сверре, испуганно моргая, смотрел на парня как на великое чудо и не мог вспомнить, как дышать снова.