– Да кто этот мир делает хуже, ты, закоренелый ростовщик, или мы? Мы-то живем невинно, как ангелы, и индейцы, которые не облагают нас данью и не затягивают у нас на шее удавку податей, по-царски угощают нас бизоньим филе. Да лучше бы мы не брали у тебя эти капканы и не приносили тебе пушнину! Лучше было б нам держаться от тебя подальше.

Адамсон, слышавший все это вместе с Маттотаупой, пренебрежительно махнул рукой.

– Эта перебранка продлится еще часа два, не меньше, – сказал он, – потом они помирятся. Я не хочу терять время. Крестьянин не может обходиться со временем так, как торговец или охотник. У меня всё на счету. И у меня к тебе просьба, вождь.

– Пусть мой белый брат говорит.

– Я здесь для того, чтобы заключить договор купли-продажи на ту землю, которую я уже обрабатываю. Обо всем уже договорились. Они оба здесь, расположились вон там, на нижнем конце озера. И я должен получить от них тотем, или как это называется. Мне бы хотелось, чтобы ты взглянул на этот документ. Ты лучше меня разбираешься в делах индейцев.

– Я посмотрю на этот тотем. Как называются люди, с которыми мой брат здесь должен встретиться, и к какому костру совета дакота они принадлежат?

– Это тетон-дакота, а их точное название я опять забыл. Но они мне обещали принести тотем верховного вождя. За это я им обещал, что буду за них, если на их земле покажутся непрошеные гости.

– Хорошо. Но у тебя на руках еще нет тотема?

– Нет, я должен получить его сегодня утром. Сейчас я как раз и иду к ним. Пойдешь со мной?

– Нет. Я останусь с нашими лошадьми. А ты принесешь мне тотем, чтобы я на него посмотрел?

– Да, можно и так. Тогда жди меня здесь, я скоро вернусь.

Адамсон вышел за ворота и направился вдоль озера к его южному концу, где из него вытекал ручей. Маттотаупа проследил его путь. Кажется, Адамсон быстро получил желаемое, потому что уже через несколько минут шел назад к фактории.

Дойдя до Маттотаупы, он развернул принесенную кожу, свернутую рулоном, и протянул индейцу.

Маттотаупа изучал рисованные знаки. Кожа у него на лбу вздрагивала, будто он хотел ее наморщить. Наконец он сказал:

– Хорошо.

– То есть ты считаешь, что документ годный?

– Хау. В глазах дакота это верная охранная грамота для тебя, твоей жены, детей, земли и скота, с которого вы живете. Ты считаешься дакота, и они берут тебя под свою защиту.

– Правильно. Но они сказали мне на озере, что письмо подкреплено тотемом одного из уважаемых вождей. Его имя я не совсем понял, но мне бы надо его запомнить. Та… Та… А можно узнать имя из тотема?

– Хау. Тачунка-Витко.

– Да-да, так они и сказали. Он правда влиятельный?

– Хау.

– Значит, все в полном порядке. На слово индейцев пока что можно положиться, на мое тоже! – Адамсон был глубоко удовлетворен. – Наконец-то снова земля под ногами, по-настоящему моя земля! На ней не обидно и вдвое, и втрое работать. У меня тоже есть сын, как у тебя, вождь, на пару лет младше Харри, но он уже может помогать отцу. И если теперь все заверено, он может с бабушкой к нам приехать. Зовут его так же, как меня, Адам Адамсон. Так звали и моего отца, и деда, и прадеда, и, может быть, мы так зовемся с тех пор, как старого Адама изгнали из рая, чтобы он начал пахать землю. Работа всегда тяжела, но сыновья Адама – Адамсоны – всегда были работящими. И жена у меня хорошая, работает не хуже любого мужика. – Адамсон глубоко вздохнул. – Да, снова собственная земля!

– А прежнюю землю ты потерял?

– Из-за ростовщика треклятого, на родине. Но здесь совсем другая земля! Девственная, нетронутая! Здесь труды окупятся, и мы снова окажемся на зеленой ветке. А что ты, кстати, скажешь про Томаса и Тео?

– Честные.

– Да, открытые. Но Томас слишком много говорит, надо бы его отучить. Вечером за стаканом пива я тоже не прочь поболтать, но работать надо молча.

Оба мужчины невольно начали прислушиваться к тому, что происходило в блокгаузе, а ссора там все продолжалась.

– Идем, – позвал Адамсон Маттотаупу. – Посидим при лошадях и позавтракаем. Мне так и так придется ждать, когда они закончат эту торговлю мехом. Только тогда мы пустимся в путь. Торговля – это пустая трата времени и обман, для моих крестьян это не годится.

Индеец присел с Адамсоном во дворе фактории. Фермер развернул ветчину, отрезал себе большой ломоть и принялся за еду. Он предложил и Маттотаупе, но тот не любил ни свинину, ни копчености, поблагодарил и отказался.

– Ты поедешь с нами на нашу ферму? – спросил Адамсон, дожевывая последний кусок. – Томас мне сказал.

– Я не поеду с вами.

– Нет? Я думал, тебе тоже надо на ту сторону Миссури.

– Хау. Но я поскачу один.

– Ну как знаешь. Но мужчина один в этой глуши – это нехорошо. Поехали с нами! Я буду рад.

– Я не хотел бы обидеть моего бледнолицего брата, но я не могу поехать с ним на его ферму. Я объясню. У меня с Тачункой-Витко личная вражда. Тачунка-Витко взял тебя под защиту, Адам Адамсон, тебя и твою жену, твоих детей и твою землю. Тебе не подобает принимать тотем Тачунки-Витко и вместе с тем приглашать к себе в гости его заклятого врага.

– Ах ты, незадача, и впрямь неудобно. А что, вражда такая сильная?

– Хау.

– Жаль. Тогда ты прав. Спасибо, что честно мне все сказал. Тем более жаль, что не поскачешь с нами.

Адамсон позавтракал, а из лавки вышли Томас и Тео. Мины у них были довольные, а старина Абрахам ругался им вслед:

– Вот негодники! Вернуть мне капканы! И тюк вшивых шкурок, и я сиди теперь со всем этим. Никогда с вами больше не буду иметь дела, никогда! До свидания!

– До свидания, старый родоначальник! До свидания!

Они подошли к Маттотаупе и Адамсону:

– Ну, что вы скажете? Не проговорили и часа, а дело уже сделано. Но пушнина, которую мы привезли, первоклассная.

– Тогда можем выезжать? – буркнул Адамсон.

– Как скажешь! Но Топ не переоделся.

– Он с нами не поедет.

– Почему это?

Маттотаупа заговорил сам.

– Наши пути расходятся, но мы остаемся друзьями, – сказал он с такой определенностью, что следующий вопрос застрял у Томаса в глотке. – Прощайте!

Адамсон и близнецы встали. Томас сокрушенно качал головой. Фермер еще раз кивнул индейцу с признательным, благодарным взглядом.

Маттотаупа остался рядом со своим Пегим и смотрел вслед троим через открытые ворота, пока они не объехали озеро и не скрылись в утренней дымке прерии.

Теперь он был совсем один.

Поначалу он ничего не планировал, а просто поскакал к тому холму, где провел ночь с Мудрым Змеем и Харкой. Там он стреножил Пегого и лег в траву на склоне, чтобы спокойно наблюдать за факторией и индейцами на озере. Он хотел прежде всего дождаться, когда уедут четверо дакота, с которыми имел дело Адамсон. Пока он лежал под солнцем на холме, уже густо покрытом весенней травой, и поглядывал во все стороны, мысли работали помимо его воли, а то и против воли, как основной поток, который сопротивляется волнам, гонимым встречным ветром. Он не хотел подвергать сомнению собственные решения, но ситуации и слова, приведшие к этим решениям, снова ожили в его памяти. Изначально у него было намерение взять Харку с собой, когда отправится, чтобы отомстить Тачунке и забрать Уинону из вигвама на Конском ручье. Ему казалось естественным, что он поскачет с Харкой, делившим с ним все превратности жизни в изгнании и превозмогшим их. Но потом под вопросительным взглядом вождя сиксиков Горящей Воды он вдруг почувствовал сомнение, правильно ли он поступает, беря с собой мальчика на опасное дело по собственному желанию, когда обстоятельства его к этому не вынуждают. Харка и сам хотел поехать, Маттотаупа знал это. Но Тачунка-Витко наверняка не оставил своего намерения выкрасть мальчика и воспитать его при высших вождях и шаманах дакота, а пребывание опального Маттотаупы в землях дакота могло в любой момент стоить ему жизни. Нет, Горящая Вода был прав, то, что задумал Маттотаупа, было вовсе не детским делом. В вигваме сиксиков Харка был в надежном месте и мог вырасти в большого воина и вождя, не отрекшись от своего отца, даже если отец падет от руки врага. Это знание дало Маттотаупе внутренний покой, и из образов его фантазии исчезло прощание, которое далось одинаково тяжело и отцу, и сыну; Маттотаупа думал теперь о грядущей осени и о встрече с Харкой – в тот день, когда Маттотаупа сможет принести в вигвам скальп Тачунки-Витко, двуствольное ружье и привести свою дочь Уинону, а его сын Харка, Убивший Волка, встретит их ликованием.