– Ужас…

– Шашков был талантлив, но не трудоспособен. А это – ноль шансов на успех. В любом турнире на пятый день он уже был никакой – все ночи играл в карты и пил с друзьями по случаю встречи на турнире. Мы с Шашковым не могли сосуществовать: он все время играл и пил, а это несовместимо. Он придумал, что мои родители будут оплачивать его карточные долги. Это дико странная мысль, – стала напоминать я Толику почему у меня "не получилось".

– Работоспособность и толерантность к стрессу – о чём я учу своих пациентов, – Толик меня поддержал. Наша беседа, наконец, первый раз за десять лет проходила гладко, я же её даже не стёрла.

– Ну, вот я так и пропетляла до подполковника: толерантность к стрессу. На самом деле у меня была не толерантность, а отложенная реакция.

– Шашков – воплощение какого-то гусара… жаль его, – впечатлился Толик.

– Да, мне его жаль тоже, но только как человека. У Шашкова очевидно не хватало ума оценить действительность и силы воли войти в хоть какие-то рамки, – меня начало "нести". Я же не знала тогда, что практически рассказываю про Толика.

И тут его начало "сносить":

– Как говорится: "Сынки! Я прошёл путь от сперматозоида до командира части! Развальцую всех! За пицунду и на кукан! Смирно!"

– Я обожаю армейские приколы, – поддержала я несколько внезапный переход беседы, – "От забора и до упора".

– Я тоже!

– Чтоб этот юмор любить – надо понимать этот мир. Я там шесть лет провела, а потом заполировала милицией, – выразила я своё глубокое убеждение, памятуя, как трижды в жизни читала "Швейка": в школе, в гарнизоне, в милиции, и это были для меня три совершенно разных текста.

Тут Толик изрёк:

– Мир простой. Подохнешь – посмеются.

– Я много лет назад заметила, что когда мне особенно трудно в жизни, то мои "близкие" приятели не помогают или поддерживают, а как бы любопытствуют: выберусь ли я из этой кучки зыбучего песка,– меня тоже понесло.

– Гаяна, друзья познаются в беде, – у Толика тоже накипело,– Когда у тебя трудности – тебя как правило начинают осуждать – говорить, мол типа ты сам виноват. И только редко кто находится, что не станет хаять и осуждать, а правда поможет.

– Вот. У меня так получалось, что мне помогали вовсе не друзья, а знакомые. Я всегда старалась организоваться в беде и развернуто искать выход,– наша беседа лилась.

И тут опять:

– Я – твой знакомый. Влюбился в тебя в детском возрасте. А ты знаешь когда? Нам было лет по четырнадцать. Какое-то общежитие на шахматах. А ты пришла, и через меня прошла, и лапой как сиамская кошка мне в грудь уперлась. нагло так…

– Спишем на пониженную координацию движений,– я заметила, когда он переходил на подобные темы, меня тоже сносило, но на утилитарность, и беседа быстро нехорошо закруглялась. Вот об обще философских вопросах можно было "лить" сколько угодно.

– Ну, ты была всегда очень чувственной, – несло Толика.

– Вот видит Бог, я всегда была открыта для предложений, и достаточно часто полностью свободна. Захотел лейтенант Серёга – он меня и уволок. Вот и сейчас я, хоть и старая и толстая, но опять же совершенно свободная. И я не понимаю какие могли бы быть трудности меня получить? Ты сам, лично сам куда-то делся. Я честно поискала и оставила в покое.

– Я тебя понимаю. Он же был еще и красивым? Ну забухал… тут уже ничего не сделаешь. Ты всегда любила красивых мужчин

– Он был двадцати двух-летний бугай, красивый как и все славянские парни. Через года три он стал немного сероват от водки. Да, я всегда любила красавчиков. И кстати не только мужчин. Я и в девочек влюблялась не реже. И, кстати, ты тоже замечательно красивый и романтично вдохновенный.

– Я до сорока двух лет вообще алкоголя не употреблял. Сейчас умеренно. На праздники. А так ты – бисексуалка? Я одобряю. Секс конечно хорошо, но дружба и человеческие отношения, добро и ласка – важнее.

– Да. Я уже тоже в курсе этой градации ценностей.

– Ты вообще-то домашняя, очень женственная. Я-то помню,– Толик плыл.

– Конечно, домашняя. Нафик где-то шляться. Дома тепло, уютно, вода, канализация, свет, опять же холодильник.

– Я знаю, дорогая.

Тут я ему скинула очередной свой рассказ, но какой не помню, что-то короткое.

– Шикарно. Рассказ зашел? Что бы ты еще хотел знать, но стеснялся спросить?

– Ещё не дочитал, но уже впечатляет. Дочитал, – и Толян поставил мне диагноз,– Ты не веришь никому кроме детей. И не любишь никого, кроме детей. Я знаю…

Соотнести с текстом рассказа его вывод я не очень смогла:

– Ну, с детьми тоже надо быть осторожнее. Они такие версии выдвигают, – вспомнила что-то про кого-то я.

– Девочки годам к трём свободно могут манипулировать миром, – подтянулся к теме он, – мне эта фраза показалась немного не из здоровых, но ладно – проехали.

Тут Толик наконец-то плотно занялся моей фотографией:

– У тебя на фото расходящееся косоглазие слева – у тебя была черепно – мозговая травма?

Что же у нас у всех косоглазие? Не было у меня, вроде, никакого косоглазия до сих пор:

– Во-первых, у меня врожденно какой-то сложно- устроенный глаз. и приличная разница между правым и левым. во-вторых я несколько раз ударялась, но не критически. Один раз я с какой-то кочергой, привязанной к шесту трясла грушевое дерево. И вот эта кочерга от моих усилий разломилась. И у меня потемнело в глазах, я вообще не разобрала что произошло. Хлопок. Потом разобралась, что мне по переносице эта фигня отломавшаяся с высоты саданула. Потом мне от мужа один раз досталось: бил кулаками сверху, дома у нас вход в кухню с низким порогом, и в маршрутке я как минимум один раз врезалась, – честно перечисляла я по памяти.

– Да нет, это просто твоя физиологическая особенность. Никакой патологии. Имеет значение только травмы с потерей сознания и со рвотой. Остальное – просто особенности межполушарной асимметрии. Я на этом защищался,– успокоил меня Толик. А я, услышав, что он на этом "защищался", поняла, что теперь всю жизнь для него все вокруг немного "косые".

– Хорошую тему ты затронул. Есть что вспомнить.

– Сознание теряла, а потом рвота была? – доктор уточнял.

– Нет. Рвоты не было, а сознание – на мгновение, – я успокаивалась.

– Значит ты – творческая личность, – неожиданно приятно заключил Толик.

– Ты же знаешь армейский анекдот: "Чему тут болеть? Тут же одна кость!",– вернулась я к армейской тематике, -

Возможно, что я и творческая личность, но это уже бесполезно. На это надо учиться, а потом практиковаться. Я из любопытства пробила время – в Шанхае сейчас два часа ночи.

– Да, сейчас около двух ночи. У меня дела завтра только около трёх дня. Ладно, намёк понял. Отпускаю тебя на сегодня. Перекушу и тоже ложусь хрюкать. Добро. Рекомендуй фильмы. Ой, собеседник. Я – часть твоей жизни. Доброй ночи, дорогая.

И мы, может впервые, расстались не на напрягающей ноте. Я лишь задумалась: "Является ли Толик частью моей жизни?", и – нет, лишь любопытным знакомым, но не только. Он, отводя от себя, направил удар в моё больное место – самооценку. Может, поэтому я продолжала с ним общаться, разглядывала, выискивала.

Кто знает что такое низкая самооценка, тот поймёт глубину фразы "Мне с тобой запретили встречаться". Это для девушки очень приличное дно. А я в то время я ещё и страдала от плохих шахматных успехов на республиканских турнирах. И мудрость скорее полностью отсутствовала. Теперь ,через полтинник лет, я не встретила ни одного случая, когда родительские запреты столь быстро, легко и категорично исполнялись. Толик, ты не прав!

Наше последнее общение, о котором – следующая глава – показало, что утаить очевидное на более длинной дистанции, чем: "Здрасте/Здрасте", невозможно.

Запоздало прочитав, что требовалось посоветовать фильм, я дня через три посоветовала: