Через пару минут, показавшихся блаженной вечностью, Логан наконец отрывается от нее, чувствуя сопротивление всех мышц. Рвано выдыхает, с жадностью смотря на ее расширившиеся зрачки, на часто вздымающуюся грудь под сорочкой, на ломкие плечи:
— Я люблю тебя, Джин Грей.
— Я… — она переводит на него несколько изумленный взгляд, — тоже тебя люблю. Логан, ты точно в норме? Ведешь себя странно. Приснился кошмар?
«Большая часть моей жизни — чертов кошмар. Особенно после твоей смерти».
— Н-нет… — Логан мотает головой: он ни за что не расскажет Джин о том другом будущем. Ей, такой живой и светлой, вовсе необязательно это знать. Но с другой стороны, надо как-то объяснить свое состояние, так что, наверное… кошмар — лучший из вариантов: — А хотя… Да. Знаешь, я не очень четко помню. Просто плохой сон. Странный какой-то. Мутный. Наверное, я забегался.
«Помню только, что в нем был огонь и пепел. И твоя смерть».
— Все хорошо, слышишь? — Джин придвигается ближе, обнимает его за шею и устраивает голову на плече, позволяя зарыться носом в ее волосы, вдохнуть исцеляющий запах ванили. — Я здесь, с тобой.
От этой простой истины хочется позорно заскулить от наслаждения, как собаке, которой наконец-то перепал пряник от любимого хозяина. Сколько бы дорог Логан не исходил, сколько бы вселенных и временных линий не пересек, он всегда будет возвращаться к Джин. Она — та самая точка возврата, идеальная гравитация — его гравитация, — как в фильме «Жена путешественника во времени», который они смотрели с Роуг. Чертов причал, который будет ждать его в любые бури. Теперь-то Логан уверен: ничто не изменит его любовь. Ни жизнь, ни смерть, ни прошлое, ни будущее. Сейчас Джин уже должна, по идее, знать обо всех его чувствах. И под кожей ворочается только: «Даже сейчас, когда все изменилось, я все равно больше, чем твоей любви не попрошу».
Nothing’s gonna change my love for you
Ничто не изменит мою любовь к тебе,
You ought to know by now how much I love you
Сейчас ты уже должна знать, как сильно я люблю тебя.
One thing you can be sure of
В одном можешь быть уверена:
I’ll never ask for more than your love
Я никогда не попрошу больше, чем твоей любви
Джин смеется лениво и тихо, когда сползает ему на грудь, а Логан нежно целует ее в шею, успокаивающе поглаживает плечи. Держать ее в надежных объятиях, не бояться, что утром она испарится, будто ее здесь и не было, оставив эфемерный аромат как горько-сладкое напоминание о призрачной ночи — это слишком… правильно? Нет, не то слово. Слишком похоже на… дом, прости Господи. Логан чувствует, что Джин хорошо, что рядом с ним — мутантом, убившим больше народа, чем все серийные убийцы в мире, — ей безопасно. Жизнь в очередной раз может посмеяться над ним, стереть всю счастливую иллюзию до основания, поменять местами черное и белое, распылить мир на атомы. Но Джин останется в ней неизменной огненно-красной константой. Мир может лететь к черту, в самое Адово пекло. Логан не понаслышке знает, что оно любовь лишь закаляет.
The world may change my whole life through
Жизнь может перевернуть всё в моей судьбе,
But nothing’s gonna change my love for you
Но ничто не изменит мою любовь к тебе…
Вдруг с кровати что-то падает, с грохотом задев по пути тумбочку. Логан отскакивает от Джин:
— Черт! Я что-то разбил? — перегнувшись через край кровати, шарит рукой, пока не натыкается ладонью на что-то мягкое и пушистое. Когда перед глазами наконец оказывается виновник торжества, сдержать удивленный вскрик не удается при всем желании: — Плюшевый медведь?
Глядя на вытянувшееся лицо Логана, Джин прыскает со смеху.
— О, так вот на что скидывались Лора и Роуг. Как мило.
«Лора? Кто такая Лора? А Роуг… Она тоже жива?»
Воспользовавшись его коротким замешательством, Джин ловко притягивает к себе медвежонка и принимается с улыбкой его рассматривать. Правда, по пути она бросает пронизывающий взгляд на Логана, как бы намекая, что задумывается и зависает он сегодня слишком часто. Пока Джинни занята подарком, Логан аккуратно выбирается из постели, обшаривая взглядом комнату в поисках одежды. Находится она подозрительно быстро — сложённая аккуратной горкой на кресле. Не иначе, Джин постаралась.
— Джинни, я очень, очень не хочу от тебя никуда уходить, но мне надо встретиться с Чарльзом.
— Серьезно? — Джин так быстро отрывается от игрушки, что Логан даже слегка опешил. В ее голосе звучат обиженные нотки, да, впрочем, и сама поза со скрещенными руками выглядит… Грозновато. Особенно вкупе с буравящим взглядом и способностью телепатки. — Вот прямо сейчас?
— Мне надо у него кое-что уточнить. Знаешь, мы с ним договорились о встрече насчет…
— Уроков истории? — как-то подозрительно быстро находится Джин. При этом бровь у нее лукаво приподнимается.
— М-м… да, — кроме как кивнуть, ничего не остается. Логан понятия не имеет, о чем говорит Джин, но обаятельной улыбке это не мешает. Должно сработать. Всегда работало.
— Логан, сегодня выходной. Какие еще уроки истории? Я не удивлена, что тебе странные сны снятся: это звери, а не дети, доведут кого угодно.
«Так, ладно, план провалился. Тогда попробуем…»
— Джин, Чарльз передал мне это телепатически. Ты ведь не будешь лезть в мою голову? — с надеждой тянет он и вдруг резко осекается:
«Дьявол! Только бы не подать ей идею, только бы не подать ей идею…»
К счастью, Джин мотает головой:
— Я не Эмма и не Страйкер, не копаюсь ни в чужих мозгах, ни в чужих телах. Разве что не против некоторых… экспериментов, — она позволяет себе соблазнительную улыбку. — Почти гуманных. Пока кто-то не прерывает их и не бежит к начальству.
Логан с облегчением выдыхает, едва сдерживая смех. И черт с ним с телепатией, это вообще не важно. Главное — Джинни осталась прежней. Его Джинни. Он уже продвигается к выходу из комнаты, буквально чувствуя на себе взгляд любимой, из-за чего спину приятно печет, словно лучами согревает. Логан почти касается дверной ручки, чтобы выскочить в коридор, как в затылок точно пуля бьет. А если… если это сон? Галлюцинация? Иллюзия? Черт знает что еще? Если сейчас он выйдет из комнаты, а Джин рассыплется, пеплом по ветру развеется?
— Ты точно никуда не денешься? — Логан оборачивается, и Джин даже вздрагивает. Кажется, голос прозвучал все-таки на полтона громче и беспокойней, чем рассчитывал Росомаха. Но в ответ она лишь приподнимает уголки губ в легкой полуулыбке.
— Куда? Телепортируюсь?
— Это значит, нет?
— О Боже, — она запрокидывает голову в беззвучном смехе. — Ладно, дай мне пять минут. Я иду с тобой. Реально — пять минут, — добавляет, подняв ладони в ответ на его ошарашенный взгляд. Она идет с ним? Серьезно? — Обещаю в твой разговор с Профессором не лезть, честное телепатское.
Кажется, день начинается еще лучше, чем Логан изначально предполагал.
***
Джин тянет его по школьным коридорам, — чертовски знакомым, и в то же время таким новым — ободряюще сжимает ладонь тонкими пальцами, будто знает, что ему пришлось пережить. Это, конечно, бред: Логан ни за что не допустит, чтобы Джинни узнала хотя бы крупицу того мира, из которого пришёл он. Хотя бы крупицу той разъедающей боли, из-за которой он желал себе самой мучительной смерти каждый день. Правда, Джин ведь телепат, ещё неизвестно, сколько ей открылось… Он предпочитает об этом не думать — к черту все плохое, вот правда! — а сосредоточиться на чем-то другом. Более знакомом. Более родном. Том, что он, казалось бы, потерял навсегда, но вновь обрёл аж в тройной мере.
Например, на том, как приоткрывается дверь знакомого кабинета с позолоченной ручкой, и в щель становится виден Колосс, который на пару с Китти уверенно что-то вещает младшему поколению. Господи, они сами еще недавно детьми-то были, а уже уроки ведут, вон, Китти несет очередную чушь о справедливости и всепрощении так вдохновленно, что даже Логан на секунду останавливается, заслушивается. Хотя, может, в свете последних событий, это и вовсе не чушь.
