Последние слова — удар ниже пояса. Настолько сильный, что Санте приходится сдержаться, чтобы не сложиться пополам. О язвительном ответе, конечно же, речи больше нет. Потому что это максимально нечестно. И максимально же несбыточно. Дочь Петра не вернется в Лексу. Что бы ни обещал ей предатель-Максим.

Там её ждет только подлость.

А тут — она разменная монета. Ею дергают, чтобы задеть Данилу.

Сама она для всех для них — ничто. И это так…

Санта безучастно следит за тем, как Максим достает из внутреннего кармана пиджака визитку. Сжимает между пальцами, протягивает ей…

— Надумаешь — звони. Если надо будет помочь урегулировать с Данилой — тоже можешь обращаться. Но по моему скромному мнению, он не имеет права ставить тебе палки в колеса только потому, что когда-то мы с ним что-то не поделили. Это было бы эгоистично, согласись… А предложение — хорошее.

Продолжая держать протянутой визитку, свободной рукой Максим берет её бокал и без стеснения глоток за глотком выпивает оставшееся шампанское. Его взгляд — легкий и даже игривый слегка.

А у Санты в голове — яркий взрыв из эмоций. Вплоть до смеха. Неужели она настолько дурой выглядит?

— Пошли в зал, Сант. Тут холодно…

На её плечи внезапно приземляется другой пиджак. Другой же запах укутывает. Этот — родной, но Санта всё равно вздрагивает из-за неожиданности. Данила подошел незаметно для неё со спины.

Взгляд Максима — тут же поднимается вверх над её головой. Визитка ложится на парапет…

— Данила… — блондин улыбается и салютует пустым бокалом. А что с лицом Чернова, Санта может только предполагать. Скорее всего, он безразлично зол. — Хороший вечер, скажи? Только спутница твоя грустная какая-то… Спрашиваю, почему… А она: «скучно тут…».

Максим врёт, абсолютно не стесняясь того факта, что при Санте. Она же, будто окаменев, просто смотрит на его шею.

От Данилы исходит напряжение и злость. Пробивают её лучами. Она себя чувствует будто прокладкой. Писк: «я такого не говорила!» прозвучал бы жалко. Поэтому она молчит. Мужчины тоже…

— Идем…

Данила рука сжимает запястье Санты. Не больно, но сильно. Он же делает первый шаг в сторону от Максима, визитки и парапета.

Санта даже не думает сопротивляться. Её тянут — она идет. Сердце в ушах. Кровь на подходе к щекам…

В спину летит:

— Где твои манеры, Чернов? Ты бы спросил хотя бы: хочет девушка в зал или нет?

Вроде как шуточное и легкомысленное, а Санта чувствует, что пальцы Данилы сжимаются сильнее.

Он тормозит, отпускает её…

— Дань, пожалуйста… — Санта шепчет, пытаясь притормозить его рукой, но пальцы бессмысленно проезжаются по ткани рубашки.

Данила проходит мимо, не глянув. Возвращается к Максиму. Останавливается, нарушая любые представления о личном пространстве. Говорит что-то на ухо.

Что именно — Санта не слышит. Видит только лицо Максима.

Сначала — с ядовитой ухмылкой и взглядом, направленным на неё. Но та самая ухмылка потихоньку спадает. Взгляд холодеет. Ему неприятно. Но явно не хуже, чем было самому Даниле. Сейчас и десять лет назад.

Отстранившись от лица Максима, Данила тянется к оставленному на парапете кусочку картона. Сталкивает демонстративно пальцем вниз. Подмигивает, стряхивает руки, снова разворачивается…

На Санту всё так же не смотрит.

Только перед собой — и снова по холодному зло.

Снова же сжимает в ладони её кисть. Тянет обратно в зал.

Уже в нём вдруг приближает к себе за талию, прижимается губами к виску.

— Санта, пожалуйста…

Обращается серьезно, но суть просьбы тоже не озвучивает.

А её кроет тоска опять…

Разве же она ещё не доказала, что не Маргарита? Или она всю жизнь должна доказывать?

Санта расстегнула молнию на платье, не сдержав при этом облегченный тихий стон. Только сейчас, освобождаясь от одежды, окончательно поняла, насколько устала.

Думала, морально только, оказалось — физически.

Переступила через ткань, потянулась за плечиками. Услышав донесшееся из спальни:

— Что он от тебя хотел? — застыла.

Сначала смотрела на себя в зеркальном отражении. Полураздетую в черном и кружевном. Всё ещё с прической на голове и не осыпавшимся макияжем на лице. Потом закрыла глаза, проглатывая раздражение.

Не понимала, что Данила обязательно спросит? Понимала, конечно. Но очень не хотела повторно поднимать тему.

Видеть в его взгляде злость, страх, неуверенность в ней. Отчитываться, как делают школьницы. Клясться, обещать, доказывать.

У неё сил на всё это нет. Неужели непонятно?

— Предложил работу.

Немного продышавшись, Санта ответила вроде бы спокойно. Взяла себя в руки, скатала чулки, расстегнула бюстгальтер. В зеркало больше не смотрела, повернулась к одному из ящиков, чтобы достать пижаму. Боковым зрением уловила, что Данила появляется в дверном проеме между спальней и гардеробной. Смотрит на неё… Ждет, тоже застыв с недорасстегнутой манжетой рубашки.

Продолжения, конечно же. А Санте снова не хочется ничего говорить.

— Ты серьезно? — Данила уточняет по прошествии какого-то времени. Санта успевает нырнуть в майку и высвободить из-под ткани намертво залакированные волосы.

Поворачивается к нему, смотрит немного с вызовом, приподняв бровь. Спрашивает:

— Думаешь, мне нельзя серьезно работу предложить?

И знает же, знает, черт возьми, что он имел в виду совсем не это, но зачем-то нарывается на скандал. Дура, наверное…

— Первую серьезную работу тебе предложил я. Поэтому не передергивай.

В ответ получает закономерную просьбу-приказ. Хмыкает, плечами пожимает.

Нет — так нет.

Шорты комкает в кулаке, направляясь на него. Думает о том, что сейчас душ примет — её отпустит. Всё хорошо будет. Лягут спать, а завтра выходные…

Санта не ожидала, но мужская рука преграждает путь.

Она немного смотрит на пальцы, которые держатся за косяк. Потом вверх и влево — на Данилу.

Он хмурится. Между бровей — складка.

— Сант…

Обращается, будто устал. И ей тут же снова стыдно. И хочется достать из себя обычный непередаваемый, щенячий даже, восторг со времен начала их отношений. Но он будто спрятался, а она найти не может…

— Он правда предложил работу. Плёл о том, что может поговорить обо мне с Игнатом или Макаром. Оставил визитку. Предлагал позвонить… Но я не дура, Дань. Я всё понимаю…

Последние предложения были произнесены с сожалением, Данила на них сильнее нахмурился.

Снова потянулся к ее лицу своим, щеки коснулся губами. Оторвался, но не отпрянул…

— Это игра, Сант… Это всё игра…

Произнес, вызывая у девушки снова улыбку — снова горькую.

— И это я тоже понимаю.

— Не подпускай его к себе.

Данин взгляд жег кожу. Слова проникали под неё. Санта снова замерла, смотря уже в спальню.

Понимала суть его просьбы. Откуда возникла и почему закономерна. Понимала, а хотела бы, чтобы просьбы не было. Она же не маленькая…

— На пары не являться. Из Веритас уйти. По барам не ходить. К себе не подпускать. Что ещё не делать? Дышать по графику или свободно?

Санта озвучила тихо, тоже повернув голову. Практически в мужские губы.

Которые не тянутся к её рту, а отдаляются.

Данила смотрит недолго, ничего не говоря…

А Санта красноречиво опускает взгляд на руку.

Много ограничений. Сплошняком облаченные в просьбы приказы.

А ей ведь свобода нужна не затем, чтобы тут же броситься блядовать, как сделала Рита. Это тоже о доверии и готовности положиться.

Она не виновата, что когда-то Даниле не повезло. И она не хочет отгребать за Риту.

— Что ты делаешь, малыш?

Данин вопрос выглядит внезапным. Так же звучит. Он слишком попадает в цель. И слишком ласково произнесен.

Он тут же гасит злость и напоминает об усталости.

Санта шепчет:

— Я не знаю…

А потом позволяет себя привлечь. Данила обнимает, вжимается губами в волосы, потом в щеку. Сильнее сжимает… И ещё сильнее…