Я внезапно оглохла, а в ушах противно запищало. Или это в коридоре стало так тихо? Кажется, у меня подгибаются колени. И что-то во мне рванулось к Максу, стремясь то ли броситься к нему в объятья, то ли упасть в ноги. Я покачнулась, но с трудом устояла.

Обнаружила, что судорожно дышу через рот, изо всех сил вцепившись двумя руками в сумку, прижимая её к себе. В груди гулко и тяжело бьётся сердце. Что происходит? Что мы сейчас друг с другом сделали?

На негнущихся непослушных ногах отступаю, отхожу спиной на шаг, другой, разворачиваюсь и бегом мчусь по коридору, не разбирая дороги.

***

Слетаю по лестнице, выбегаю на улицу. Несусь, прижимая к груди сумку. Мимо главного входа, даже не взглянув в сторону крылатого парня. Сворачиваю в ближайшую арку, прижимаюсь к стене дрожащим телом, судорожно стараюсь дышать неожиданно твёрдым воздухом.

Через полчаса, немного придя в себя и успев замёрзнуть, плетусь до дома закоулками и дворами. Блин, да я пальто забыла в гардеробе… Хорошо, что ключи и телефон ношу обычно в сумке.

Ныряю в тёмную парадную, шмыгая носом, поднимаюсь по широкой лестнице на свой третий этаж. Роюсь в сумке, разыскивая ключи, откидываю с лица растрёпанные волосы. Да, резинку на бегу потеряла. Слышу звук отодвигаемого шпингалета – на площадку выглядывает соседка, тётя Нина. Я ей молча киваю. Мы уже виделись сегодня, она каждый день выносит утром мусор.

– Здравствуй, милая. Кажется, Жанна? – говорит она. – А Марина говорила, что тут поживёт её внучка, просила присмотреть, если что. Я-то и знать не знала, что у неё есть внучка. Только два года прошло, а ты всё не приезжала. Тут, вроде, жил кто-то непонятный, я решила, может, сдали квартиру. Ну, да ладно, думаю, пусть живёт, главное, что тихо, никому не мешает…

Как так? Тётю Нину, женщину лет шестидесяти с тёмно-рыжими крашеными волосами, я уже два года знаю, здороваюсь постоянно. Не в силах понять, осмыслить, что она такое сказала, снова просто киваю. Трясущимися руками вставляю ключ, поворачиваю и вваливаюсь в свою квартиру. Захлопываю дверь, задвигаю замок, накидываю цепочку. И тихо и тонко скуля, сползаю по двери на пол в полумраке прихожей.

Сижу на полу до скорых сумерек, чувствую себя оглушённой. Потом поднимаюсь, оставляю сумку на полу, разуваюсь и обхожу свои владения. Зажигаю, как всегда, в каждой комнате свет, задёргиваю гардины. Вокруг меня мой привычный мир, я дома, и постепенно испуг отступает. Я падаю на кровать, лежу, не раздеваясь.

Сегодня был воистину странный день. Нет, не просто странный, а День урода какой-то. С самого утра, когда я в университет проспала. Вскочила, как сумасшедшая, что-то надела, плеснула в лицо водой и, наскоро причесавшись, бегом бежала всю дорогу.

Перед первой парой народ как-то странно реагировал, будто я забыла одеться и пришла голая. И потом постоянно кто-то что-то спрашивал, говорил. И преподаватели на каждой лекции ко мне обращались, это редкость. Меня если за полгода пару раз поднимут, так это чудо. И тётя Нина вот…

Необъяснимое внимание беспокоило и жгло. И происшествие с Максом – всего лишь кошмарное продолжение этого психоза. Как будто сегодня вакуум вокруг меня прорвался, и в прореху хлынула живая, суматошная, настоящая, но немного ненормальная жизнь.

***

Два прошедших года учёбы я прожила спокойно и… одна. Никому ненужная, незаметная, всем чужая. В общем, так, как наставляла Ба. Единственный глоток свежего воздуха – это поездка к ней в деревню два раза в месяц. Э-эх, и сейчас махнуть бы к Ба, поплакать на груди и маленько подзарядиться. Пробежать по полю что есть сил, сшибая брюхом отцветшие травы. Да и лес совсем рядом, там можно лазать по деревьям, а в лесу – озеро. Бабушка так радовалась, когда это место нашла, сказала, что оно наше. Поэтому и домик там, не раздумывая, купила. Крошечный, но она заявила, что ей хватит. А я осталась одна в квартире. Ба категорически не разрешила мне жить в общежитии, мол, при таком близком общении кто-то что-нибудь странное обязательно заметит. Да, на учёбе тоже настояла она, но в этом я с ней совершенно согласна. И учиться мне надо очень хорошо, в этом залог моего будущего, считает Ба.

Ещё она уверена, что мне грозит опасность, и я должна скрываться. «На Земле спрятаться легко, Ажан, – сказала она. – Земля – гостеприимный мир, и принимает всех сирых и убогих в ласковые объятия. Нужно только играть по его правилам». Ну, и правило №1 – «Образование необходимо получить». Хотя нет, не первое это правило, а где-то четвёртое или, может, пятое. Кажется иногда, что Ба выдумывает новые и новые правила на каждом шагу. Да, первое правило гласит – «Выживание прежде всего!», второе правило – это «Маскировка», третье – «Один на всю жизнь», ну и так далее по списку…

Бабушкины рассуждения о Земле, конечно, немного странноваты. Потому что я родилась здесь, мне всё тут привычно и знакомо. О других мирах я ничего не знаю, но Ба говорит, что они однозначно существуют. Вообще, странностей у неё немало – то она говорит, как профессор в универе, а то – будто вылезла из глухой деревни. Только это всё не важно, правда. Ба – мой единственный близкий человек, и я её очень люблю.

Родителей своих я совсем не помню, и Ба не говорит, что с ними стало. У неё вообще такой талант – избегать нежелательных тем в разговорах. Смотришь – а разговор уже в другую сторону движется, как по волшебству. Помню только широкий шершавый язык мамы, вылизывающий мою сонную мордаху. Не воспоминание даже, а так, секундная вспышка. Это мама назвала меня «Ажан». Ба говорит, что не знает, что это значит, и в честь чего она меня так «нарекла». Интересные, всё-таки, иногда словообороты у Ба… Имя пришлось переделать в понятное «Жанна».

А за всеми этими воспоминаниями назойливо бьётся мысль о Максе. И внутри будто что-то переворачивается и падает вниз, как на карусели в парке аттракционов. Потому что Макс Соло – это такая «девочкина мечта» всего универа, высокий, красивый, умный и… абсолютно не про отношения. Два года я со стороны наблюдала, как дружно сохли по нему девчонки, и вместе, и по очереди, как строились насчёт него планы, и рушились надежды. Разбивались сердца, и лились тайные слёзы. И никогда, ни разу за два года взгляд его не остановился на мне. Не то, чтобы мне хотелось стать объектом внимания местного мачо, просто… Совсем непонятно, что мне теперь делать и как себя вести. То, что произошло сегодня в коридоре, не просто странно. Он напугал меня до жути, до сих пор поджилки трясутся. Эти его ненормальные глаза! И он сказал… он сказал мне… По произношению, кстати, на латынь похоже. Вскакиваю с кровати, хватаю блокнот, карандаш и пытаюсь вспомнить, как это всё звучало. Но не могу! Не помню ни слова, очень интересно. Зато прекрасно помню ужас, который испытала, и ощущение, будто я знаю, понимаю, чем это мне грозит. Падаю обратно на кровать. Может, позже в памяти всплывёт.

А эта невероятная картина, водопад голубого огня, несущего в себе эйфорию чистого восторга! Похоже, наша факультетская «звезда» – не вполне человек. А может даже, и не человек вовсе. Потому что там, в коридоре, думаю, я видела его суть, то, что обычно называют душой. Это не похоже на то, что встречаешь у людей – у большинства это небольшой зелёный огонёк в темноте, у кого-то светлее и ярче, у кого-то меньше и тусклее. С таким ярким чудом, как у Макса, я сталкиваюсь впервые.

Ба говорит, что когда смотришь в душу, то можно и будущее увидеть. Не полноценную картину, конечно, а так, несколько отрывочных образов. Такой у нас, тёмных тварей, есть дар, сказала она. Но я пока не могу, не умею, а вот мама, по рассказам, прекрасно этой способностью владела. И когда я войду в силу, тоже смогу развить этот талант. А пока я вижу лишь сущность, например, ярко-голубым потоком – у Макса, или свою, в зеркале – золотым пламенем в глазах.

Единственное, что мы не можем видеть, сказала Ба, это будущее людей и существ, чьи жизни связаны с нашей. Ну, не-е-ет, да быть того не может, я просто не умею ещё видеть. Ну не может будущее Макса быть связано со мной. Смешно подумать, где Макс – и где я. И вообще, Максу-то всё равно, а мне один единственный нужен. Нет, упаси меня Создатель, как частенько приговаривает Ба, выбрать своим единственным такого… кобеля!