Но мужик интересный, держится спокойно и с достоинством, и какой-то старообрядческий дух в нем присутствует. И борода у него настоящая. Я позвонил своему товарищу Юре Потапенко, он сумеет помочь и с жильем, и с работой. Те, которых мы отправляли раньше, – все прижились.

Парень пришел. Потухший и убитый, тертый жизнью, но не алкаш. Работал где придется, на подхвате, но всегда работал. И вот прошлой осенью мать слегла. Онкология. Бросил все. Был с ней. Прошел все круги. Полгода умирала у него на руках. Страшные боли. Не отходил от нее день и ночь. Отмучилась в середине мая. Ей было всего семьдесят лет. Сорок семь из них отработала на приборостроительном заводе. Похоронная контора запросила тридцать тысяч. Он взмолился: «Не казните! Полгода не работал, денег нет вообще». Ему сделали скидку. Осталось двадцать четыре. Двенадцать отдал. Кремировали. И прах не отдают, пока оставшиеся двенадцать не выплатит.

Как-то Саня Попов привел к нам мужика. Осунувшегося. Смертельно уставшего. Сели в кабинете. Мужик молчал, а потом поднял на меня глаза и говорит:

– Дайте мне, пожалуйста, героина…

Я посмотрел на него, и мне показалось, что он не в себе.

Мужик продолжает:

– Ну вы же долбите цыган, ну возьмите для меня немножко героина!

И вдруг заплакал. А Саня говорит:

– У него жена умирает от рака. Неоперабельна. Из больницы выписали умирать. Велели встать на учет в поликлинике. И не могут ничего решить с обезболиванием. А у нее боли страшные, и она все время кричит. Он от нее не отходит, и когда она начинает кричать – он тоже кричит. Детей его родители забрали. И он с ней день и ночь, и помочь ничем не может. Только все время кричит вместе с ней. А она все не умирает. Помогите ему героина купить!

Почему я вспомнил? Люди как-то обратились за помощью. Надо было решить вопрос с кладбищем. Старика надо было к родственникам подхоронить. Старик заслуженный, воевал в разведке. На заводе около пятидесяти лет проработал. Крепкий, упертый, самостоятельный. Обнаружили рак. Полечили. Не получилось. Выписали умирать. Боли сумасшедшие. Отворачивался к стене. Терпел, сколько мог. А потом просто начинал кричать. Сорвал голос. Мычал. И умер от болевого шока. Вот так. Человек, отдавший родине все. И все родственники радовались, что он умер. Потому что очень его любили.

Историй таких я могу рассказать еще много. Сам видел. А когда касается маленьких детей – даже рассказать не получается. И близкие идут на все и не борются уже за жизнь, а всеми силами стараются добиться для своих родных достойной смерти. При этом ни в Екатеринбурге, ни в Свердловской области нет ни одного хосписа. Ни одного.

В Свердловской области порядка восьмидесяти тысяч онкологических больных. Ежегодно выявляется пятнадцать тысяч новых. Из них более трети – четвертая стадия, умирают в течение года в страшных мучениях. Из них в больницах с уходом и обезболиванием – чуть больше трех процентов. На необходимости хосписов свердловские врачи настаивают более двадцати лет. Для примера: в Великобритании этой проблемы не существует. Для любого онкологического больного есть место в хосписе. В Польше хосписов порядка шестидесяти (на тридцать восемь миллионов населения), и они, как правило, находятся под патронажем католической церкви.

Прилетела Лиза Глинка. Мы ходили с ней к губернатору с просьбой об открытии хосписа. Поддержали СМИ. Затем последовали разные переговоры и уговоры. Наконец, губернатор дал добро, и было решено открыть первое отделение хосписа на двадцать пять коек в Верх-Нейвинске. Назначил ответственных. Все закрутилось. Потом остановилось.

Снова приехала Лиза. Все опять закрутилось. Затем остановилось. Потом сменился президент. Потом губернатор. Потом сбежал подрядчик. Опять все остановилось. А в неоткрытый хоспис уже выстроилась огромная очередь. Вопрос окончания строительства – пять миллионов рублей. В области, видимо, таких денег нет. Деньги будем собирать мы с Лизой. Почему рассказал? Да просто в руки документ попал от 28.06.2012 г. об исполнении закона «О государственной поддержке субъектов инвестиционной деятельности в Свердловской области». Этим документом предусмотрено приобретение в областную собственность акций ОАО «Корпорация развития Среднего Урала» на два миллиарда восемьсот пятьдесят миллионов рублей. Уже приобретено акций на сумму один миллиард восемьсот девяносто два миллиона триста девяносто две тысячи рублей. Из них четыреста семьдесят девять миллионов направлено на завершение строительства переходной галереи 2.2 выставочного центра «Екатеринбург – ЭКСПО», приобретение основных средств для целевой эксплуатации выставочного центра и снижения кредитной нагрузки на операционную деятельность в инвестиционной фазе проекта при плане восемьсот миллионов, предусмотренных на продолжение строительных работ по проекту международного выставочного центра «Екатеринбург – ЭКСПО». Наверно, это очень нужные траты. Возможно, даже безотлагательные. Не берусь судить. Задачи у нашего региона грандиозные. Имидж области, инвестиционный климат, опять же иностранцы смотрят! Все для фронта, все для победы. Ладно, чего уж там. Рапортуйте. Мы как-нибудь здесь сами справимся.

PS. В конечном итоге отделение в Верх-Нейвинске было открыто и заполнилось моментально. Когда же я стал мэром Екатеринбурга, открылся первый двухэтажный хоспис и в городе. Через некоторое время мы своими силами, без копейки бюджетных денег, отремонтировали третий этаж, и в хосписе появилось еще двадцать два места.

Люди идут и идут. Истории одна сильнее другой. Привезли парня четырнадцатилетнего. Рыжий. Бухал и курил. Дерзкий. Достаточно развитой. Мать воспитывает его одна. За последние годы превратил ее в старуху. Совершенно загнанная, и никто не может ей помочь. Он ее бьет. Бьет – когда она не выпускает его из дома. Бьет – когда денег не дает. Бьет мать по-настоящему – кулаками. Вся в синяках. Заступиться некому. Она плачет.

Разговариваю с ним – очень трудный.

– За что мать бьешь?!

– А че она?

Смотрю – на шее крестик.

– Ты православный?

– Да.

– Ты русский?

– Да.

– Как ты, русский, православный человек, бьешь свою мать?!

Молчит, в пол смотрит.

Я уже не спрашиваю его: как ты, мужчина, можешь бить женщину?! Как ты, сильный, можешь бить слабого?! Как ты вообще, животное, можешь бить свою мать?!

Зашли серьезные парни и с ними взрослый человек. Все воевавшие. Привезли сослуживца. Взрослый – его отец. Сослуживец стал жрать соль. (Соль – это дешевый наркотик группы МДПВ, метилендиоксипировалерона, последствия употребления часто необратимые.) Похудел и двинулся умом. При этом социализирован, работает на хорошей работе с чужими деньгами. Чувство самокритики отсутствует напрочь. Развивает сумасшедшую активность, совершенно непродуктивную. Например, объевшись, всю ночь отжимался на кулаках. Развалил до крови. Не замечает. И при этом его прет, невероятный гонор и чувство собственного превосходства. А сослуживцы – парни горячие и еле сдерживаются, чтобы ему по репе не настучать. Но не бросают. Я им говорю:

– Парни, он очень сложный. Он сам от себя прется и не слышит ничего. Я пока не понимаю, как с ним работать.

А они отвечают:

– Если у вас не получится, у нас есть гараж капитальный с ямой, мы его туда поселим и будем год держать, пока в себя не придет. Мы его не бросим.

Вижу, и отец настроен решительно. И в ситуации этой только решительность родителей и друзей дает шанс.

Ладно, давайте попробуем. И вспомнил одну историю…

У нас в Перми один Саня кололся героином. У них весь двор кололся. Родители бились, бились с ним, что только не придумывали, где его только не лечили! Кучу денег потратили. Все впустую. А он уже вообще в животное превратился да еще и отъехал несколько раз чуть не до смерти. Еле откачали. И что делать, не понятно. Тогда отец его, мужик серьезный и решительный, сказал: я знаю, что делать.