Например, я давно не испытывал такого кислого и липкого страха, когда испариной покрывается всё тело, а ладони стабильно сырые. Мои обычные опасения состоят из несостыковок в отчётах, выговоров от начальства… вот, пожалуй, и всё. Конечно, я беспокоюсь о родителях, и мне было «не по себе» взваливать на себя ипотеку на несколько лет, но это не тот вид страха, когда боишься сделать каждый вдох.

Сегодняшний же обычный октябрьский день наглядно показал, что мой повседневный диапазон страхов на самом деле размером с напëрсток.

Через некоторое время я впал в какую-то прострацию и просто смотрел в одну точку, мыслями пребывая в операционной, рядом с Женькой. Только когда дверь, ведущая в операционный блок, распахнулась, и оттуда вышла медсестра, я поднял взгляд от треснувшей кафельной плитки, на которую смотрел последнее время.

Медик устало улыбнулась, и я понял, что могу дышать.

***

– Макс, а ты знаешь, что с моим новым зрением ты стал ещё красивее? – после операции прошло уже несколько часов и мы наконец-то возвращались обратно.

— Да неужели? Ты же ещё толком не видишь, и специальные очки с тебя пока не сняли, – я фыркнул, пошире распахивая дверь в Женькину палату и толкая кресло внутрь.

– Ну да, пока всё расплывается пятнами. Но ты из них самое красивое! – мальчишка вывернул голову, пытаясь рассмотреть моё лицо.

– Как приятно, – хмыкнул я, устраивая Женьку за столом. – Йогурт будешь? Обед мы пропустили, пока были на осмотре, а из провизии остались только сладости.

– Я готов совсем ничего не есть, лишь бы уже свалить отсюда, — пробурчал Женька. – А йогурты остались вишнëвые или клубничные? Можно мне клубничный?

Перекусив сухим пайком, мы завалились на узкую для двоих постель и укрылись тонким байковым одеялом. К вечеру Женьку обещали отпустить домой, а потому мы просто забили на то, что нас кто-то может увидеть. Напряжение последних дней наконец-то начало отпускать, и поэтому я обнял Женьку со спины, поплотнее подоткнув одеяло, и почти сразу заснул.

***

Я свернул полотенце и приоткрыл дверцу. В лицо пыхнуло таким жаром, как будто курица поджаривалась пламенем дракона, а не грилем дешëвенькой духовки. На какой-то момент мне показалось, что такая температура просто спалит мои ресницы и брови, но, к счастью, обошлось.

Зато умопомрачительный запах запечëнной птицы и блестящая поджаренная кожица очень даже радовали. Я до последнего сомневался в том рецепте медового маринада, который нашёл в интернете, но мне так хотелось приготовить что-то такое эдакое, что я решил рискнуть. И не зря.

– Иду! – крикнул я, услышав трель из прихожей, и достал противень из духовки. Ну, вот я и стал хозяюшкой. Дом прибрал, ужин приготовил, стол накрыл, даже вот, духовкой пользоваться начал. Впервые за восемь лет.

– Привет! Ого! Это у тебя так вкусно пахнет? Аромат даже в подъезде бомбический! – Женька завалился в прихожую, поблëскивая растаявшими снежинками на смешной шапке с завязками и принеся с собой свежий морозный воздух.

Я широко улыбнулся и коротко поцеловал его в губы, пока он стаскивал ботинки, наступая на пятки. Видеть Женьку довольным, весёлым, счастливым и влюбленным — это, кажется, моё счастье.

После праздничного ужина в честь удачно проведенной операции мы вышли на лоджию с большими кружками какао. Конечно, вино за столом или глинтвейн на холоде были бы более уместны, но Женьке пока нельзя алкоголь, поэтому какао — наше всё.

Я приоткрыл оконные створки, впустив на лоджию уже зимний морозец. Внизу весело горели огоньки проезжающих машин и уличные иллюминации, а оранжевый свет фонарей уютно освещал покрытую снегом землю. Свет комнаты за нашими спинами выхватывал из сумрака медленно падающие снежинки.

– Эм-м… Жень… Знаешь, а я тоже научился одному фокусу. Хочешь покажу? – в ответ мальчишка заинтересованно вскинул карие глаза, кивнул и поставил свой стакан на подоконник. – Тогда закрой глаза, – блин, а оказывается, фокусы — это довольно нервное действо.

Я подождал, пока Женька прикроет веки, и вытащил из кармана джинсов свой подарок. Аккуратно-лаконичный кожаный браслет ручной работы с металлическими вставками обхватил тонкое запястье. На этом мой фокус был окончен, но, пользуясь случаем, я наклонился и поцеловал мальчишку в уголок губ.

– Можешь открывать.

Женька распахнул глаза и удивлëнно уставился на свою руку, не произнося ни слова. В этот миг моя идея перестала казаться такой уж хорошей.

– Кхм… я подумал… Хотя, наверное, это очень глупо… В общем, в мою голову пришла романтичная, но дурацкая идея сделать нам одинаковые браслеты, – я задрал рукав тонкой толстовки и показал такое же украшение. – Но если тебе не нравится, то можем не носить.

– Ты… ты заказал нам одинаковые браслеты? Как будто мы… пара? – в глазах мальчишки промелькнула целая гамма эмоций — от удивления и сомнения до надежды.

– Э-э… ну да. Но, повторю, если не хочешь…

– Макс, они классные! Самые лучшие! Хотя, нет! Это ты у меня самый лучший! Самый-самый! – Женька повис на мне, уткнувшись в шею. Горячие сухие губы и холодный влажный кончик носа создавали удивительный контраст. Едва тёплые руки поднырнули под мою толстовку и заскользили по торсу. Бока моментально покрылись гусиной кожей, то ли от удовольствия, то ли от сквозняка.

– А у меня тоже фокус есть. Новый, – произнес Женька охрипшим голосом, скользя по моему лицу затуманенным взглядом. – Правда, я пока его не репетировал, но думаю, ты мне поможешь и объяснишь, как надо. Пойдём, я покажу, – выдохнул он и потянул меня в уютное тепло комнаты, держа курс на диван и скидывая на ходу куртку.

Я послушно шёл за мальчишкой и улыбался. В детстве я не особо любил фокусы. А на четвёртом десятке, надо же, проникся. Кажется, всё дело в фокуснике…