— Жень… — давай, Макс, скажи ему про эти чертовы деньги! Ты же уже всё решил! Нужно один раз поговорить, убедить его принять их, и все!

— Я хочу попросить тебя об одолжении, — перебил меня мальчишка и вскинул лицо. — Когда я… ну, то есть, если я ослепну, мне придется чувствовать этот мир через прикосновения. Я хочу попробовать притронуться к твоему лицу. Ты же знаешь, как слепые ощупывают лица, знакомясь с кем-то. Я хочу попробовать, каково это. Можно? — я только кивнул. Выдавить из себя хоть слово не получалось. — Тогда поднимись, пожалуйста.

Я встал на ноги, наблюдая, как Женька оказывается прямо передо мной. Наверное, он уже закрыл в этот момент глаза, чтобы сосредоточится. Но у самого лица я перехватил его за запястье и почувствовал, что он вскинул на меня вопросительный взгляд.

— Сними очки, — мой голос охрип. — Желание за желание.

— Макс, не надо. Поверь, ничего интересного там не…

— Сними.

Женька вздохнул, взялся за дужку, на секунду замерев, и стянул свои чëрные очки. Но я только тихо рассмеялся.

— Глаза-то открой, хитрюга.

— Ты просил снять очки. Про глаза ничего не говорил, — упëрся мальчишка, крепко зажмурившись.

— Жень? — в ответ он только тяжело вздохнул.

— Ты точно не убежишь, увидев меня?

— Нет. Открывай, — как в замедленной съёмке я увидел, как его лоб и брови расслабляются и он медленно поднимает веки.

========== Часть 8. К концу жизни нечего отдать ==========

— Ты точно не убежишь, увидев меня?

— Нет. Открывай, — как в замедленной съёмке я увидел, что его лоб и брови расслабляются, и он медленно поднимает веки.

Хорошо, что я заранее погуглил, как выглядит эта катаракта! Всë-таки вживую это зрелище намного страшнее безликих картинок. Конечно, я бы в любом случае не убежал, как боялся Женька, но всё же хотелось отреагировать, ни на секунду не потеряв лица.

Радужку красивого шоколадного оттенка уродовали светлые зрачки. Один был полностью белый, с расплывающимся жëлтым пятном вокруг, второй просто мутный, словно разведëнное в воде молоко. Боже, как же он плохо, должно быть, видит! Непривычные светлые зрачки придавали лицу мальчишки нереальное, сюрреалистичное выражение. Я бы не назвал это уродством, но при этом понял, почему его однокурсники расклеили по колледжу Женькины фото — эти глаза слишком отличались от привычных.

— Посмотрел? Раньше чуть лучше было. А сейчас мне кажется, что с каждым днём всё становится только хуже. Скажи, стрëм? — от количества затаëнной боли в этих словах хотелось кричать.

— Непривычно. Но уж точно не стрëм. Тем более, это лечится. Для меня ты всё тот же Женя. Только без очков — и так гораздо лучше. Не прячься больше. Я хочу видеть тебя, — рассмотреть облегчение в его глазах, ничем больше не скрытых, бесценно.

— Тогда я могу…? — я кивнул, и Женька закрыл глаза, поднимая к моему лицу руки.

Я тоже прикрыл веки, подумав, что сейчас я и сам условно ослеп. Двое незрячих, которые изучают друг друга. Как же много человек теряет, просто лишаясь зрения! И насколько обостряются другие органы чувств.

Женька робко положил свои пахнущие мылом ладони на мои щёки. Мыло, кажется, земляничное? Я помню такие серо-розовые бруски, братьев «Хвойного» и «Банного». Понимаю, что эти мысли бредовые, но они помогали поддерживать связь с реальностью, потому что близость юного тела изрядно туманила голову.

Подушечками пальцев Женька невесомо провёл по моей вчерашней щетине против роста, и она издала едва слышный шелестящий звук. Тëплые пальцы скользнули выше, осторожно изучая мои скулы, виски и лоб.

Кожа на ладонях была нежной, смягчившись от длительного пребывания дома. Совсем не как в первый день нашей встречи, когда его руки были шершавыми от осенних заморозков и ветра.

Женька аккуратно разгладил мои брови и, едва прикоснувшись к векам, вернулся к щëкам, продолжая медленно ощупывать меня.

Вот только с каждым движением это больше походило на ласку, а не на эксперимент. Мальчишка нежно поглаживал меня, переходя с лица на шею и, словно испугавшись, обратно. А моë тело и душа отзывались горячей волной, предшествующей настоящему, острому возбуждению. Я открыл глаза. Мальчишка стоял совсем близко, болезненно нахмурив брови и прикусив щёку изнутри. Такой невинный и нежный, что хотелось немедленно прикоснуться к этой чистоте.

Подушечкой большого пальца он робко провëл по нижней губе, а я инстинктивно дëрнул ими в ответ, нелепо поцеловав. Женька ошарашенно распахнул больные глаза и беспомощно на меня уставился.

Нет, всë же таких нереальных космических глаз быть не должно! Но мне все равно. Это же мой Женька. Это он так тяжело дышит и не отодвигается ни на миллиметр.

Я решился проверить, насколько он готов отозваться на то, что чувствую я и, подтянув его за ремень джинсов ближе, подался вперёд, по очереди невесомо целуя его прикрывшиеся веки. Мальчишка замер, прислушиваясь к себе, и, видимо сделав какие-то выводы, поднял лицо, распахивая полыхнувшие безумием глаза.

— Макс… — умоляюще выдохнул он и перевел взгляд на мои губы.

Вместе со временем остановилось биение сердца, и загустевшая кровь замерла в венах. Я приблизился к его лицу и целомудренно поцеловал, лишь слегка прикоснувшись губами. Женька приоткрыл рот, подавшись навстречу и меня повело. Подцепило под рëбра невидимым крюком и рывком дëрнуло навстречу.

Я властно обнял Женьку за пояс и притянул его ближе, а второй рукой зарылся в волосы на затылке. Наконец-то я поцеловал его так, как давно хотел — толкнулся языком в горячий рот, услышав прерывистый вздох через нос.

Умерив пыл, я целовал его насколько мог ласково и нежно. Я хотел заставить его забыть обо всех своих комплексах и заботах, заставить думать сейчас только обо мне. И, судя по его сбитому дыханию и отчаянному отклику, удалось мне это успешно.

Его руки робко оглаживали мои плечи, словно Женька боялся или стеснялся делать это открыто. И тогда я прижал его ещё ближе, буквально вдавливая его в себя. Подхватив это движение, мальчишка вцепился в меня, как обезьянка в лиану, и отпускать явно не собирался.

В моё бедро упëрся стояк. С трудом оторвавшись от Женькиных губ, я вопросительно посмотрел на него, но веки моего фокусника были прикрыты, и только зрачки под ними беспокойно перемещались. Женька снова потянулся ко мне, и я не смог устоять. Я целовал, гладил и сжимал всë, до чего дотягивался. Ощупывал выпирающие позвонки и обхватывал бока ладонями. Разминал напряжённые плечи и проводил пальцами по ключицам. Собирал в горсть его волосы на затылке и оттягивал их назад, заставляя откинуть голову и обнажить беззащитную шею, на которой судорожно билась венка. Я дышал его тихими стонами и не мог этим насытиться.

Мальчишку начало потряхивать, когда он стал тереться о меня стояком. Он впился в мои плечи судорожно сжатыми пальцами и резко выдохнул.

— Макс… я больше не могу! — проскулил он, задыхаясь. От его голоса кровь натурально вскипала.

Нет, Макс, стой! Возьми себя в руки! Понятное дело, Женька подросток, но ты-то взрослый мужик! Вся ответственность на тебе! Не сейчас… и не тут…

Но тут Женька протяжно застонал, зажав себе рот и нос ладонью, чтобы приглушить звук, и я капитулировал.

С рыком я развернул его и прижал ягодицами к столу. После клацанья пряжки вжикнула молния. Не отрываясь от вновь начатого поцелуя, я осторожно запустил руку внутрь и достал его горячий член. Женька заскрëб пальцами по полированной столешнице, задыхаясь от эмоций.

Я сжал ладонь, слегка натягивая нежную кожу, и Женька с тихим стоном уткнулся лбом в моё плечо, беспомощно всхлипывая. От этих звуков накрывало не хуже, чем от наркоты. Все вокруг стало полу-реальным, а на периферии зрения расползлись разноцветные пятна.

Я размазал по атласной головке каплю выступившей смазки и провёл пальцами по всей длине ещё раз, слушая глухой Женькин стон. Мальчишка изо всех сил старался вести себя потише, чтобы не разбудить бабулю.