– Что? Что я сделал? Почему ты так смотришь на меня? – голос Бильбо задрожал, а губы скривились. Он даже не заметил, что перешёл на«ты». Ещё десять минут назад он утешал кузину, а теперь жизнь рушилась у него.
По яростному ледяному взгляду было ясно, что сейчас Торин уйдёт и больше никогда не переступит порог «Сдобного Шира» впустив с собой шум оживлённой улицы.
От страха, волнения и непонимания происходящего на глаза пекаря навернулись отчаянные слëзы.
– Т-торин… послушай, пожалуйста, послушай меня! Я не знаю, что случилось и почему ты так зол, но прошу, не уходи! Мы со всем разберемся… Слышишь? Не отворачивайся! – Бильбо не обращал внимания на лившуюся с небес воду и прилипшие к голове кудряшки. Его лицо было мокрым и нельзя было сказать наверняка, от слëз или от дождя.
– Что случилось? Т-торин? Пожалуйста! – Бильбо умолял пойти на контакт и Торин дрогнул, решив хотя бы сказать, что видел предложение. Его рука привычным движением скользнула в карман, вытащив телефон. Слишком поздно Дубощит вспомнил, что аппарат разряжен. Ещё никогда прежде он не ненавидел свою немоту так сильно.
Насквозь промокнув они стояли под дождём и смотрели друг другу в глаза. Олицетворение немой боли и отчаяния.
– Что? Скажи мне… Торин? – бессвязно шептал мистер Бэггинс, делая крохотный шаг навстречу, как к дикому зверю. Он не заметил небрежно убранного телефона и не отводил взгляд от лица Дубощита. Торин сглотнул, и показалось, что он сейчас действительно что-то скажет, что голос чудесным образом вернулся…
– Скажи! – звонко крикнул Бильбо.
А в следующий миг он оказался грубо впечатан в стену. Торин упëрся ладонями в кирпичи и навис над пекарем, яростно полыхая глазами. Медленно приблизив своё лицо так, что они почти соприкоснувшись носами, Торин прикрыл глаза и глубоко вдохнул запах Бильбо. Его ноздри слегка расширились, а между бровей мучительно легла жëсткая морщинка. Аромат свежей выпечки, корицы и тела самого мистера Бэггинса. Этот запах сводил с ума.
– Что ты делаешь? – слабым голосом пролепетал Бильбо, утрачивая связь с реальностью. Слишком много всего. Слишком сильно кружилась голова.
Торин резко открыл глаза, посмотрев на Бильбо исподлобья в упор, и отчаянно впился в его губы. В этом поцелуе совсем не было нежности и трепета. Дубощит брал решительно и жëстко, яростно сминая нежные губы. Такой силе можно только подчиняться.
Бильбо не отвечал, замерев и широко распахнув глаза. Он не понял, в какой момент Дубощит начал покрывать колючими поцелуями шею и ключицы, оттягивая ворот кителя, но сознание вернулось в два толчка и волна наслаждения выгнула тело пекаря.
– Боги, что мы делаем? – простонал Бильбо откинув голову и задыхаясь от удовольствия. Он подставлял шею под ласки, не думая о будущих отметинах, и прикрыв глаза ловил губами капли дождя. Мистер Бэггинс зарылся пальцами в сырые волосы Торина и не замечал холода.
Когда Дубощит снова накрыл губы Бильбо, тот без колебаний ответил, впуская и подчиняясь чувственным движениям.
Они целовались до изнеможения, до опухших губ и дрожащих коленей, не в силах насытиться и отпустить.
Дождь, насквозь мокрая одежда, брошенная на помощников пекарня – ничто не имело значения, кроме поцелуя со вкусом декабрьского дождя.
========== Часть 9. Имбирные пряники ==========
Торин узнал о своей ошибке в тот же вечер, когда они насквозь сырые и замерзшие добрались до пекарни, напугав Фродо, и нашли лист бумаги.
Поняв, что он чуть было не ушëл из-за своей глупости, Дубощит в раскаянии запустил пальцы в волосы. Лист украшался цепочкой «Прости», пока Бильбо не сжал его плечо, останавливая.
Торин повернул голову и целовал пальцы пекаря, своим дыханием отогревая замерзшую ладонь.
***
Следующим вечером Торин пришёл к закрытию пекарни, но впервые за долгое время его не ждал заваренный чай. Бильбо, уже в верхней одежде, встретил Торина на пороге, крутя колечко с ключами от пекарни вокруг пальца.
Торин вопросительно поднял брови, но мистер Бэггинс только отмахнулся и сообщил, что уже вызвал такси. Наблюдая непонимание в синих глазах, Бильбо открыто улыбнулся и просто сказал:
– Я хочу поехать домой, Торин. С тобой. Обещаю такой же чай с ромашкой.
В такси пекарь сам нашел в темноте руку Дубощита и крепко сжал горячие пальцы, не отпуская до самого дома.
Целоваться они начали ещё в громыхающем древнем лифте. Отпереть дверь дрожащими руками получилось не сразу, но они справились. Спотыкаясь и налетая на все углы они смогли снять верхнюю одежду и оказались почему-то на кухне. Наверное, рефлекторно.
Не прекращая целовать, Торин усадил Бильбо на кухонный стол, ненарочно скинув на пол керамический наборчик из солонки, перечницы и сахарницы. Расположившись между разведëнными коленями, Дубощит жадно оглаживал плечи и ключицы пекаря и невесомо проводил по шее, чувствуя учащëнный пульс. Кончиками пальцев изучал лицо Бильбо, наслаждаясь гладкой тёплой кожей.
Бильбо с закрытыми глазами обнимал, вжимался в Торина и не прекращал оплавляться изнутри. Он чувствовал себя полыхающим Фениксом, который, сгорев, перерождается, и начинает свою жизнь заново.
Когда Торин целовал шею, покалываясь бородой, Бильбо шумно вздохнул. Когда почувствовал горячий язык на впадинке между ключиц — выгнулся дугой, подставляясь ещё больше. А когда Торин горячим дыханием обжëг ухо и с силой втянул губами мочку — Бильбо протяжно застонал в голос, сам не ожидая такой отзывчивости и волны удовольствия.
Услышав этот сладко-мучительный стон, Дубощит до разноцветных кругов перед глазами захотел большего, прямо тут, на кухонном столе, стоя на рассыпанной смеси соли и сахара.
Но Бильбо, собрав последние крохи воли, подкреплëнные страхом, перехватил руки, которые потянулись, чтобы стянуть футболку.
Несмотря на огромное желание проигнорировать слабый отказ и взять пекаря прямо сейчас, Торин смог взять себя в руки и ограничиться только поцелуями и прикосновениями.
Прошло несколько часов, прежде чем такси отъехало от дома, увозя лихорадочно блестевшего глазами мужчину.
Бильбо проводил Торина взглядом и невесомо дотронулся до припухших губ и раздраженной щетиной кожи. Счастливо улыбнувшись, мистер Бэггинс направился мыть чашки и чайник.
Ромашковый чай они всë-таки успели выпить в самый последний момент.
***
Теперь Торин заходил в пекарню к закрытию и они ехали к мистеру Бэггинсу домой. Вместе готовили ужин, смотрели фильмы, пили чай и разговаривали, обсуждая прошедший день. И, конечно, целовались. Целовались нежно и ласково, грубо и жадно, дразнили прикосновениями друг друга так, что подгибались кончики пальцев на ногах и сбивалось дыхание.
Торин уезжал домой глубоко за полночь после затяжного прощания в прихожей, когда ни один не мог отпустить другого.
Стоя в ду́ше он вспоминал податливые губы Бильбо, и, нахмурившись,водил по себе рукой, наблюдая, как все следы смывает горячая вода.
Почти две недели Бильбо не позволял им большего, мягко уклоняясь, если чувствовал напор Торина. Он привыкал к своим ощущениям и желаниям, к тому, что рядом сильный мужчина, который терпеливо ждал.
***
– Во-он ту коробку, Торин! Правее. Ага, она. Ну, и раз уж ты там, то посмотри ещё пакет, кажется, синего цвета. Точно, он самый! – Бильбо расплылся в улыбке.
За пару дней до Рождества они специально приехали домой раньше, чтобы нарядить ëлку. Накануне Бильбо тщательно убрался и оставалось только придать праздничную атмосферу. Пока Торин собирал искусственную ёлку, Бильбо успел сбегать в душ и взбодриться.
Торин поднялся на старенькой стремянке к потолку крошечной кладовки, чтобы аккуратно достать коробки с ëлочными игрушками и спустить их хозяину дома.
Для праздничной атмосферы мистер Бэггинс фоном включил «Один дома», а на кухне радио тихонько транслировало рождественские гимны.
Украшая ëлку хрупкими стеклянными игрушками и развешивая гирлянды, они старались лишний раз прикоснуться друг к другу, будто это стало зависимостью. Хотя бы вскользь, или кончиками пальцев.