— Да что? Бабуся на работе. Ещё в восемь утра убежала и до вечера теперь. А я с ночной смены.

— На работе? — глупо переспросил терапевт, в очередной раз пытаясь собрать паззл.

— Ну да. Она вахтëром в доме культуры работает. Говорит, не может дома сидеть. Она у меня боевая. Вся в меня! — Матвей горделиво расправил плечи, насколько это позволяло лежачее положение и стукнул себя в грудь.

— А кто тогда оформил вызов?

— Я.

— Зачем?

— Увидеть тебя хотел. На работе ты замороченный, а после работы нервный. Я искал золотую середину.

— Значит, вызов ложный. Вы же знаете, что это карается штрафом? И вообще, как вам не стыдно, вызывать врача к бабушке, если она здорова? У вас не только шуточки дебильные, но и сами поступки говорящие.

— Про штраф я знаю. Только вызов не ложный. Мне кажется, что я на самом деле заболел. Температура, кашель, глотать больно и дышу с трудом, — его серые глаза так хитро поблëскивали, что медик не поверил ни единому слову. — А то, что пациентом бабуся числится, так это меня в регистратуре неверно расслышали. Я хотел сказать, что живу по одному адресу с Верой Ивановной Климовой, а они записали эти данные. Я хотел поправить, да сил не хватило, голос пропал.

— У меня сильные сомнения на этот счёт. Вы брешете, как сивый мерин!

— А ты проверь. Тем более, если уже пришёл.

— Не собираюсь я ничего проверять!

— А как же клятва Гиппократа?

— Вы хоть в курсе, как она звучит?

— Э-э… «Не навреди»? — с большим сомнением в голосе уточнил Матвей, вопросительно вскинув на доктора взгляд в поисках подсказки.

— Соколов, вы меня бесите! Вы ужасно раздражающий и настырный экземпляр!

— А ещё больной, — и хозяин дома показательно закашлялся.

— Шут гороховый, — буркнул Полянский, приближаясь к притворщику. Почему-то серьёзно сердиться не получалось.

— Пусть так. Но я же немногого прошу. Просто посмотри, всё ли в порядке. Я тоже хочу кое-что проверить.

— Что?

— Потом скажу, — улыбнулся Матвей и ощутимо расслабился, поняв, что Александр Юрьевич не собирается сбегать.

— Ваши фамилия, имя, отчество? Дата рождения? Адрес по прописке? Номер СНИЛСа и полиса? — терапевт сел на стул возле кровати и положил блокнот на колено.

— Да брось! Ты же знаешь, как меня зовут.

— Вы оформили вызов. Мне нужно задокументировать данные, — упрямо отозвался терапевт и поднес ручку к белоснежному листу, готовый выполнить свою работу как положено.

— Соколов Матвей Сергеевич, — буркнул пациент, явно раздосадованный таким официозом.

Полянский кивнул и начал записывать, но вдруг недоуменно замер. Он во все глаза смотрел на Матвея, который откинул одеяло и, дефилируя лишь в одних трусах, прошлëпал голыми пятками до стенки. Выдвинув ящик, он порылся в документах и вытащил паспорт, СНИЛС и заламинированный полис.

— Соколов! Прикройтесь! — возмущëнно воскликнул Полянский, не в силах оторвать взгляд от голой спины с переплетением тугих мышц под кожей и мускулистых волосатых ног. На плече остался трогательный след от складки простыни.

— А что такое? Ты же врач, — равнодушно отозвался Матвей и неспеша прошёл обратно, так и не потрудившись прикрыться. Возможно, он даже немного красовался перед терапевтом, учитывая появившуюся кошачью грацию. — Держи. Паспорт и страховые, как и просил.

— Спасибо. Ложитесь, — выдавил Полянский и начал переписывать данные, путая цифры. Перед глазами стояло мощное и гибкое тело.

— Ты какой-то неправильный врач.

— Я слышу это многие годы и версия, как правило, одна и та же. Удивите меня.

— У тебя почерк понятный. Обычно врачи жутко пишут, как нитку протянули. То, что написано, может только другой медик прочитать или провизор в аптеке. А у тебя читаемо. Можно разобрать.

— Кхм… Опишите ваши симптомы, — Полянский смутился, удивлëнный тем, что Матвей замечает подобные мелочи, и поспешил сесть на привычную лошадку.

— Внутри ноет что-то. Жарко и холодно одновременно. Руки ледяные. И обниматься хочется.

— Соколов! Перестаньте паясничать!

— А что я такого сказал? — фальшиво удивился Матвей. — Говорю же, холодно! А объятия — лучший способ согреться. Вы знаете, что когда людям грозит смерть от холода, ну, например, машина зимой в поле сломалась, а помощи нет, то они раздеваются и греются друг о друга?

— Нет, это просто невозможно! Паяц, — пробормотал терапевт и достал из сумки стетоскоп. Расправил трубки и вдел наконечники в уши. — Лежите спокойно.

— Лежу, — отозвался Матвей и прикрыл глаза.

Полянский постарался сосредоточиться на звуках, а не на обнажённом теле перед собой. Это оказалось сложнее, чем он предполагал.

Тональность, шумы, ритмичность — всё было в норме и соответствовало здоровому состоянию молодого мужчины. Вот только пульс зашкаливал и удары сердца буквально выбивали у Полянского землю из-под ног. Слова и шуточки — мусор, а вот физиологию не обманешь.

Александр Юрьевич сглотнул и хотел что-то спросить, но увидел прикрытые глаза Матвея и уступил своему желанию. Позволил себе на несколько секунд задержать взгляд и изучить лицо этого балбеса с более близкого расстояния. Полянский жадно переводил взгляд с дрожащих век на небольшие тени под глазами и волевой подбородок, покрытый вчерашней щетиной. А вот старый, побелевший шрамик под нижней губой. Интересно, откуда? Жилка на шее часто билась, совпадая с биением сердца, которое своим звучанием с помощью стетоскопа заполнило всё существо терапевта.

— И в животе иногда что-то тянет, — тихо произнёс Матвей, не открывая глаз.

Полянский сглотнул и убрал стетоскоп обратно. Прежде чем приступить к пальпации, он незаметно вытер вспотевшие ладони о брюки. Кожа Матвея горела огнём, и Александр Юрьевич обжигался от каждого прикосновения, даже если касался просто резинки трусов. Ощущение подтянутых мышц под своими пальцами уносили его далеко-далеко от медицины, но он старался справиться со своей профессиональной задачей.

— Тут больно?

— Н-нет.

— Хорошо. А тут?

— Нет.

— А так?

— А так приятно, — выдохнул Матвей, открыл глаза и уставился на склонившегося к нему доктора. На щеках притворщика расцвёл румянец, а глаза лихорадочно заблестели. Он быстро облизал пересохшие губы.

— Я не вижу каких-то проблем. Всё в норме и… — терапевт очень старался, чтобы его голос звучал как обычно, а сам ловил последние мгновения прикосновения, как солнечные дни перед тëмной зимой.

— Док, — хрипло позвал Матвей.

— Что?

— Я тоже проводил исследование. И я не ошибся.

— В чём?

— В том, что я чувствую. И как ты на меня действуешь.

— И как же?

Вместо ответа пациент осторожно взял доктора за руку, невесомо погладив запястье, и потянул её вниз. Поначалу растерявшийся Полянский успел лишь заметить затвердевшие соски Матвея, а в следующий момент его будто ударило током от вздыбленных боксëров, которые приподнимал напряжëнный член. Внутри терапевта что-то взорвалось.

— Соколов! Вы идиот! — заорал Полянский, отдëрнув руку и вскочив на ноги. Стул с грохотом упал на пол. — Что вы себе позволяете?!

— Блямба! Док, прости! Я… — Матвей будто пришёл в себя и быстро прикрылся одеялом. — Ты так смотрел, что я… Твою мать!

Александр Юрьевич пытался устоять на ногах. Газированная кровь бежала по телу, отравляя организм животным страхом и звериным желанием. Он тяжело дышал и чувствовал, как от стресса и пота мокнет его лёгкая льняная рубашка. В голове, подобно ингредиентам в чаше блендера, с немыслимой скоростью крутились мысли.

Это просто невозможно! Пора что-то решать. И решать кардинально. Неожиданная идея пришла в голову, и всё показалось простым и логичным. Может, стоит пойти от обратного?

— А знаете, Соколов… Я не против.

— Не против чего?

— Переспать с вами, что же ещё. Когда там ваша бабушка возвращается? Вечером? Славно. Этого времени должно хватить, — уверенно проговорил терапевт и начал демонстративно снимать часы, явно собираясь раздеться полностью.