– А че там?– Толян, так все звали соседа бабки, Толю Крюкова, здоровенного детину средних лет, перелез через забор.

– Ни фига себе!– открыв дверь в туалет,– я такого не видал. А вонища!

– Толь с чего он?

– Не знаю баб Кать, загнило наверное,– Толян призадумался, полез обратно через забор,– я щас.

Минуту спустя, вернулся с канистрой.

– Соляркой польем, и не будет. У меня если палец или еще что, загниет, помажу, и, как рукой! Льем?

– Ну лей, хуже, поди не будет.

Ошиблась бабка, будет, еще как будет! Если до, как-то зажав нос, можно было, то теперь, с первой секунды начинало щипать нос, глаза, слезы градом. Только в противогазе, что и предложил Толян,– у меня в гараже есть, дать?

– Себе напяль,– подошла Марина, жена соседа, – ты уже дал, у вражина!

Марина, полная противоположность мужа, маленькая, худенькая.

– Я ж как лучше хотел..

– Получилось как всегда,в огород не выйдешь, вонь. Баб Кать, кому же ты так насолила?

– Думаешь, порчу навели?-перекрестилась бабка.

– Какую к черту, порчу!-Атеистка Марина не верила ни в бога,

ни в черта, ни в какую магию,– сыпанули тебе чего-то.

– О как..– Старушка не спала ночь, перебирая все грехи свои, выискивая, за что наказание свыше, а тут, все просто,– вот дура старая! Марин, а че сыпнули-то, и хто?

– Ну, этого я не знаю, может селитры какой, ее на полях кучами лежит.

– Точно!– Влез в разговор детина,– вчера за заимкой трактор заглушил, только разложил пожрать, слышу ба-бах! Потом опять ба-бах! Рядом прям! Я туда! Они драть, от меня не убежишь! Одного хвать! Э, ору, не вернетесь, я этого в ментовку, и поднял за шкирку, чтоб видели. Баб Кать, а ты взорваться можешь, хотя нет, не взорвешься…

– Так!– прервала Марина,– теперь толком.

С помощью кучи наводящих вопросов, переспросов, выяснили: Толян, работая в поле на своем «Кировце» в обеденный перерыв, поймал компанию мальчишек, развлекающуюся подрывом самодельных бомб. Взяв слово мужика, что он ни в какую ментовку их не потащит, и, к родителям тоже, раскрыли секрет изготовления взрывных устройств.

– Секи дядь Толь, берешь селитру, только с кучи у тополей, с других не пойдет, не горит, наливаешь воду, туда селитру, размешиваешь, и, газету туда, газету, понял? Другая бумага тоже идет, но хуже, гаснет. Газету вымочишь, и на солнце сушишь, пока не захрустит, если не хрустит ничего не получится, высушишь, и во смотри,– друзья подожгли кусок готовой к применению газеты. С шипением, не

воспламеняясь газета быстро истлела,– видал, как бифордов шнур! Вот, затем, наталкиваешь в бутылку, поджигаешь, в горлышко палку, только палку заранее приготовь, все быстро делать надо, и, кидаешь! Ложись!– Не успел Толян приземлиться, как рвануло. Объяснение подкреплялось, наглядным изготовлением и, применением.

– Ты баб Кать не взорвешься,-и осекся,– черт, я же туда солярки плеснул.

– Плеснул он, да ты туда всю канистру вбухал!– Заметно повеселела баба Катя. Если чего и опасалась бабка, так это мистики, необъяснимого, все остальное, пустяки. Убедившись, что потусторонние силы не при делах, успокоилась, и обрела способность мыслить логически,-это Сашка, Одинцов! Вот паршивец! Ну я Шурке скажу-у! Вот по ком тюрьма плачет! Это он за огурцы мне.

Как говорится, нет худа без добра. Старый туалет уже давно требовал замены, покосился, того гляди, упадет, да и яма (вон как пыхтит!) полным полна. Через Марину, соседка работала мастером на лесном складе при шахте, баба Катя сговорилась с мужиками за шесть литров самогону на новый туалет. Под бдительным оком мастерицы нанявшиеся сработали быстро, и качественно, даже табуреточку с отверстием в подарок. Толян выкопал яму, при этом еще и старую завалил, запах исчез, привезли, еще и поставили. Не туалет, дворец! Просторный, и тубареточка! Села, и сиди, кума королю!

Убедившись на собственном организме, что туалет, вещь не просто, а жизненно необходимая, баба Катя собственноручно прибила петли на дверь, и на всякий случай, повесила замок.

Как это ни странно звучит, но именно этот замок послужил основной причиной, из-за которой, Санька на веки вечные попал в черные списки бабкиной памяти, которого, не сегодня так завтра, все-равно посадят.

А случилось следующее. Уже ближе к осени, на юбилей бабы Кати, хоть и не круглый, шестьдесят пять лет, сам Будда приехал поздравить, да не один, с парторгом и главным экономистом, все с подарками. Будда торт, парторг почетную грамоту, Люба тридцать рублей денег.

– Без чая, не отпущу,– твердо потребовала баба Катя,– Семен, пойдем тоже.

– Не баб Кать, только поел,– отказался Семен, водитель председателя,– я тут, покурю.

Засиделись, кроме чая баба Катя достала бутылочку водочки, слегка захмелев, разговорились.

Семену приспичило, а их все нет и нет. Ну не терпеть же до одури! Пошел в туалет к бабке. Подошел, глаза на лоб, дверь на замке! Не поверил, подергал, точно, дверь заперта. Что делать, организм требует, и все настойчивее. Полез к Толяну, зацепился штаниной, упал, измарался, еще и штанину порвал, но успел. Обратно хотел через калитку, там кобелина на цепи, пришлось опять через забор. Тут на заборе его и застали вышедшие из дома гости с хозяйкой.

– Семен, ты чего там делаешь!?

– Баб Кать, чем же это ты в туалет ходишь, что такое добро под замком держишь?!– Не отвечая на вопрос злобно проорал Семен,– песок золотой сыпется?!

Вот сраму! Все из-за Саньки.

Разговор с соседкой не выходил из головы Фаины. Тревога за дочь, не давала сосредоточится на работе, женщина постоянно, путалась, делала ошибки в расчетах, нервничала.

– Ты че дергаешься?– Не выдержала Люба,– сидишь, как вша на аркане, блоха на цепи. Случилось что?

– Да, Тома, вчера на рыбалку в ночь, ушла,– порывисто вздохнула Фаина,– до сих пор не вернулась.

– На рыбалку, в ночь?– Вытянув губы в трубочку, Люба уставилась на подругу,– с кем?

– С одноклассником, Сашей Одинцовым, друзья его еще. Что так смотришь?– Фаине стало страшно,– что-то не так?

– Да, в общем, нет. Просто, я ни разу не слышала, чтоб девчонка на рыбалку, да еще и в ночь…Ну Томка!

– Ты, осуждаешь?

– При чем здесь осуждаешь? Молодец девка! Не в тебя, корову дойную, молодец!– уткнувшись в бумаги, добавила,– не бойся, ничего плохого с ней не будет. Я Сашку знаю, он с моим племянником Олежкой, с самого детства вместе.

Слегка успокоившись, Фаина занялась расчетами, отвлеклась. Произошла цепная реакция, запсиховала Люба.

Родив на свет двоих сыновей-погодков, пришлось распрощаться с мечтой о дочери. Никакие уверения мужа, что третья будет дочь, не убедили женщину.

– Ты можешь производить только себе подобных, никакой фантазии! У одноклеточное!

Не сказать, что Люба не любила своих сыночков, свою плоть и кровь, она их обожала. Но как приласкать, просто обнять, прижать к себе, если братья, чуть ли не с рождения второго, не могли поделить места под солнцем. Минимум как три года, Жене исполнилось шесть, Толе соответственно семь , в доме Щегловых продолжалась непримиримая битва двух «титанов», с постоянным вмешательством третьего, в лице мамы, которая без разбору (поди, разберись!) щедрой рукой оделяла подзатыльниками того и другого, стараясь здесь быть справедливой, обоим поровну, даже считала, сколько одному, столько и другому.

– За что наказание!?– Взывала к небесам женщина, и к мужу,– хоть бы ты повлиял!

– Эй, вы там! Ну-ка, тихо!– Считая, что отцовский долг на этом исполнен, Николай возвращался к делам по хозяйству, которых невпроворот.

– Тьфу!

Лишь уложив своих отпрысков в кровати, дождавшись пока уснут, давала волю материнским чувствам. Люба могла часами, невзирая на усталость, при свете ночника, сидеть упершись подбородком в ладонь, и смотреть на спящих сыновей, изредка поправляя то на одном, то на другом одеяло, едва касаясь губами, целовала головы спящих детей.

– Какие красивые,– шепотом говорила вошедшему мужу,– век бы сидела.