Закончив восемь классов, Леший поступил в железнодорожное училище, и как-то так получалось, если и встречались со Светкой, то так, мимоходом, привет, привет. Учились в параллельных классах, он в «А», Светка в «Б». Из-за значительного оттока учеников, «А» и «Б» соединили, получился просто девятый класс, без всяких букв. На минувший Международный Женский День, бывшие одноклассницы Лешего, пригласили парня на вечеринку, проводимую всем, уже десятым классом, на дому у Паши Гурина, приятеля Лешего. Пригласили уже не как бывшего одноклассника, а как музыканта, то есть без денежного взноса. Почти два года порознь, срок не малый. На вечеринке и прозрел, неожиданно.

Светка, энергично жестикулируя, пытаясь перекричать многоголосый гомон, что-то втолковывала собравшимся у кухонного стола девчатам. Девушка обернулась на шум двери, вход в отапливаемую часть дома, как во многих домах Сибири, с кухни.

– О Леший, привет!– И, не дожидаясь ответа, вернулась к прежней теме,– я же вам говорю…

Чего она там говорит, Леший не слышал. С восхищенным удивлением изучал фигурку девушки. Особое умиление у парня, вызвали Светкины ножки. Маленькие ступни, такие узенькие, изящные голени формой в виде лодочек, плавно уплывающие под удлиненный, ниже колен, подол темно-зеленого платья. Да еще, и черные нейлоновые колготки! – «Вот это ножки!»

По глубокому убеждению Лешего, обладательница таких ножек, должна быть натурой хрупкой, нежной, постоянно нуждающейся в защите, опеке и прочее- прочее. Какие-то благородные чувства охватили парня, уже готового в огонь и в воду и… Неувязка! При всем своем богатом воображении Леший так и не смог представить, как и в каком случае, Светке потребуется опека? Разве что, при ядерном взрыве? И то вряд ли. Там уже ничего не нужно. В общем, абсурд какой-то.

Дикий, многоголосый рев, неожиданно разорвавший рассветную тишину, вспугнул сон девушки. Резко, как кошка, вскочив, Тамара бессмысленным, со сна взором, уставилась куда-то в одну точку.

– Не бойся Том.– Сквозь пелену пробуждающегося сознания вплыл знакомый голос.– Все нормально, не бойся.

– Угу,– девушка, как ребенок, потерла кулачками глаза,-что это?

– Проснулась?– Санька участливо приобнял девичьи плечи.

– Угу,– прикрыв рот ладонью девушка зевнула,– что это?

Санька вкратце рассказал о традиции.

– Пойдем,– Тамара окончательно проснулась,– тоже хочу! Почему не разбудил?

– Том, они голые, без трусов.

– Тоже традиция?

– И традиция, да и так, утром холодно, а еще если трусы мокрые, вообще атас. Да и нашеркать можно…

–Поняла!– Быстро, опасаясь подробностей, чего там можно нашеркать, согласилась Тамара.-А ты?

– Я с тобой.– Парень скрытно бросил взгляд в сторону купающихся.

– Саш иди к ним.

– А ты?

– Иди уже!– чуть ли не приказала девушка. Повторять не пришлось, улетел пулей!

Спустившись к парившей речке, Тамара потрогала воду, удивилась,– « Какая

теплая!»

Сняв спортивные брючки, вошла в реку, постояла, с наслаждением ощущая, как течение гладит ноги, прислушалась к крикам парней, различила крик Саньки.– «Мой». Даже не заметила, что впервые, «Мой».

Вдруг, бегом вернулась на берег, быстренько скинула курточку, майку, помедлив, и купальник, с легким вскриком,– «и я с тобой!»– кинулась в воду. Что ж, коль традиция.

14

– Правильно дочка, не пущай ее, с этим охламоном, беда одна,– послышался со спины голос,– пущай уж лучше под замком посидит.

– Вы о чем, Катерина Ивановна?– Закрыв замок, Фаина обернулась к соседке.

– Не величай меня, не люблю! Баба Катя я,-бабка кивнула на дверь в дом,– уж лучше под замком, а то он до греха доведет.

– Да о чем вы?

– Дак о Томе, дочке твоей,– прекрасно зная, что Тамары нет в доме, бабка клонила свое,-пусть уж лучше под замком.

– Тамары нет дома.– Холодно ответила женщина. Сама мысль, запереть дочь, показалась ей неприятной, даже дикой. – И почему я ее должна запирать?

– Ты дочка держи ее от Саньки подальше, по нему охламону тюрьма плачет. Хоть это и не мое дело…

– Верно не ваше,– перебила Фаина,– извините, я спешу на работу.

– Ох ох,– вдогонку пробубнила старуха,– какие обидимшись.

У бабы Кати, к мальчишкам особая неприязнь, которая с годами только нарастала. Искусная огородница, на участке не найдешь ни одной лишней травинки, в каждом из них видела потенциального воришку, который только и думает, как-бы незаконно снять урожай с ее грядок. К Саньке претензии особые. Года четыре назад, у бабы Кати к середине июня у первой в округе созревали огурцы, кто-то прилично обобрал всю грядку. К Санькиному несчастью, его мать первой попалась на глаза бабы Кати. Старушка без зазрения совести обвинила парня, якобы вот этими собственными глазами видала, как ее отпрыск тикал из огорода с полной пазухой огурцов.

Никакие уверения и клятвы, что не он, не помогли. Парня безжалостно на два дня лишили улицы, да еще и на свои грядки загнали. На второй день каторжных работ к ним в гости пришли сестра матери Зина с мужем Борисом.

– А где племянничек?– первым делом поинтересовался Борис. Своих детей у них не было, и всю свою нерастраченную любовь перенесли на племянников, при этом, выделив особо, почему-то Саньку.– Я ему тут шоколадку принес.

– Ремня ему надо, а не шоколадку!– Озлилась мать, и сестре,– представляешь, у бабы Кати все огурцы снял! Стыда не оберешься! Свои на подходе, так нет же, полез зас…нец! Пусть теперь в своем огороде поработает! Узнает, как оно достается.

– Шур, а мы с тобой не лазили?– пытаясь таким вопросом как-то защитить племянника, спросила Зина,– забыла?

– Война была, с голоду! И че, нас отец как вожжами отделал!? Как вспомню, спать не могла, все тело горело, забы-ыла,– передразнила сестру,– а ты не забыла?

«Однако».– Мелькнуло у Бориса, то чем в войну занимался он, лучше и не вспоминать. Закурив, вышел из летней кухни,– «Эх, война.»

– Здорово Саня,– дядька присел у грядки, пропалываемую парнишкой.

– Здорово дядь Борь.– Глухо ответил парень.

– Че, залетел?

– Дядь Борь, да не лазил я! Отвечаю.– Чувствуя как слезы обиды предательски наворачиваются на глаза, отвернулся,– а они не верят.

– А кто, знаешь?

– Че не знать-то, Игаша.-С дядей Борей можно быть откровенным, понимающий мужик.

– А сдать?

– Дядь Борь, ты вроде взрослый, а мелешь, не пойми че.

– Да я так..– Мужчина полностью уверился, паренек не врет.

– Хоть бы пришел, помог, из-за него ведь.

– Ты че сегодня, с дуба рухнул? Он-то при чем? Это карга старая все, не знает, а врет!

– И не знаешь че делать?– Мстительно прищурился дядюшка,– расквитаться надо.

– А че, забор разнести, дык, тут и умру, на грядках.

– Не, это не интересно,– Борис махнул ладонью, пригнись мол,– стебани у матери пачку дрожжей, и бабке, в нужник, скинь. Только раскроши на кусочки, и сахарку,

со стакан.

– И че?

– Увидишь.

Дядя Боря чепуху молоть не будет, это Санька знал наверняка. Столько дельных советов!

Ну держись старая! Ради справедливости надо отметить, вопрос мести отошел на второй план, Санька не злопамятен, но любознателен, ему крайне захотелось узнать, что будет, каков результат?

Результат ждать не заставил. На второе утро, бабка как всегда, в одно и тоже время доковыляв до туалета, встала, озадаченная звуками исходящими изнутри помещения,– «Пыхтит что ли кто?» Кому в такую рань? И почему в ее туалет?

– Э,– постучала по двери,– хто тама?

Постояв дернула за ручку, и, обомлела; пыхтело то, что никогда в ее жизни не пыхтело! И вонь!

«Может попыхтит, и перестанет?» Целый день баба Катя как маятник туда сюда, пыхтит! На утро чуть ли не бегом, опять пыхтит!

– Провалиться тебе проклятущий!– и со всей силы дверью, хлоп!

– На кого ты, баб Кать?– подошел к забору сосед,– Фу-у, а че вонь такая?

–Откедова я знаю! Пыхтит и воняет, пыхтит и воняет!

–Да кто?

– Он,– бабка обличительно ткнула пальцем в сторону нужника, – проклятушший! Толь может, че подскажешь?