Я перечитал письмо еще раз. Потом еще раз. Выпил залпом еще рюмку коньяка. Но алкоголь не брал меня.
Я позвонил жене и спросил, когда она приедет с работы.
Она сказала, что собиралась заскочить в магазин, но уже передумала и едет домой. Ей не понравился мой голос:
– Ты говоришь голосом человека, который один застрял в лифте.
Я ответил, что просто очень устал, а в остальном все нормально. Но я соврал. Все было ненормально.
Я перечитал письмо еще несколько раз. По частям. По абзацам. Стиль, слог, почерк, все было очень грамотно подстроено. Будто над его сочинением трудилась целая группа экспертов.
«Эврика! – я вскочил на ноги и нервно заходил по комнате. – Все ведь элементарно. Завтра это письмо надо отдать на экспертизу. И все прояснится. Зато этой подделкой я хоть повеселю всю редакцию перед праздниками!»
Я почти убедил себя, что это так и немного успокоился. От коньяка и огня в камине мне наконец стало тепло и уютно. Успокоившись, я решился еще раз перечитать это «президентское послание».
Но теперь не дочитал до конца. Жуткая мысль, холодная как дыхание могильного склепа, пришла мне в голову. А что, если письмо настоящее? Вдруг это оригинал какой-то неизвестной президентской переписки, которую умудрился сохранить старик Джо? Ведь внутри письма не было указано, кому оно адресовано… Тогда это удача, о которой только может мечтать любой репортер. Ведь здесь завет самого Вашингтона! И завет, который взорвет весь Капитолийский холм!
«Бред?!» – воскликнул я и от этого еще больше был готов поверить в этот бред. Я вскочил и нервно заходил, почти забегал по комнате и в груди также забегало мое сердце. Я был похож на человека, который выиграл в лотерею миллион долларов. И это было недалеко от истины. Ведь даже если письмо оказывалось фальшивкой, то все равно оно могло стать сенсацией. Следовало только найти следы старика Джо и раскопать все о нем. Я взялся перечитать письмо еще раз и только сейчас заметил постскриптум. Удивительно, что я сразу не увидел его за линией сгиба второй страницы, словно, оно было написано другими чернилами и они проявились только что. Постскриптум вмиг разрушил все мои честолюбивые планы:
P.S.. Только одна просьба, мой друг: воздержитесь от того, чтобы кому-либо показывать это письмо. А еще лучше – сразу сожгите его. За себя я уже не беспокоюсь. Да и о чем может беспокоиться отставной президент, к тому же лежащий, похоже, на смертном одре. Но, памятуя об обстоятельствах нашего общения в Маунт-Верноне, я просто опасаюсь, что это письмо может навредить Вам.
Я как подкошенный снова опустился в кресло.
А ведь и правда. Если письмо окажется фальшивкой, меня поднимут на смех. Пусть даже я смогу поклясться под присягой на слушаниях в Конгрессе, что все это чистая правда. Но кто мне поверит? К тому же, кто захочет мне поверить? Не думаю, что многим в Вашингтоне придется по вкусу идея избираться только один раз! Да меня просто заклюют! Меня сочтут сумасшедшим!
Голова у меня шла кругом. Я почувствовал, что уже сам схожу с ума, не дожидаясь никакой травли. Жар от огня становился все сильнее. Языки пламени в камине поднимались все выше. И я понял, для того, чтобы не свихнуться от этого, необходимо просто сделать то, о чем попросил автор послания: письмо нужно сжечь. Сжечь и забыть! Мои руки потянулись к листкам бумаги. Но знаете, это не так просто – бросить в огонь выигрышный лотерейный билет. Вы бы смогли это сделать? Я – нет. Все-таки это был, возможно, единственный оригинальный текст послания Первого Президента Соединенных Штатов! В эту минуту я ни на йоту не сомневался в его подлинности. Единственная мысль, которую я продолжал гнать от себя, заключалась в том, что умерший вчера старик Джо и был… ни кем иным как настоящим президентом США Джорджем Вашингтоном. Но допустить это значило просто добровольно уложить себя в стационар психиатрической клиники. Я прикончил наконец бутылку коньяка и теперь вошел в какой-то ступор. Долго немигающими глазами я смотрел на огонь, держа письмо в руках как бы дразня огнедышащего дракона, который пламенел рядом, в камине. Не знаю, сколько прошло времени, когда я наконец очнулся от забытья и в голове моей как молния сверкнуло спасительное решение. Простое и ясное как день. Ведь автор письма просил никому не показывать его, но не запрещал говорить о самом письме как о факте!
Я вскочил с кресла и бросился на второй этаж – в свой кабинет. Я включил компьютер, создал вордовский документ и в бешеном темпе начала стучать на клавиатуре. Я торопился, как будто от быстроты моих действий зависела вся моя жизнь. Как будто я выстукивал на телеграфе сообщение-молнию для мировых новостей. Я понял, что теперь, чтобы не произошло, я уже не встану из-за стола, пока не напишу обо всей этой невыдуманной истории. Гора, словно, свалилась с моих плеч, когда я набрал жирным шрифтом заголовок:
ИНТЕРВЬЮ С ПРЕЗИДЕНТОМ,
или Розыгрыш в Маунт-Верноне
Хиросима: когда взорвется бомба?
1
Освободившись от 4-х тонного «Малыша», «Энола Гэй» задрожала, будто в родовых конвульсиях. Но командир B-29 полковник Пол Тиббетс крепко держал в руках штурвал, как ковбой держит поводья норовистой лошадки. Он выровнял бомбардировщик и ушел на боевой разворот, увеличив скорость до максимальной.
Тотчас в наушниках Пол услышал бравый голос капитана Уильяма Парсонса, главного техспеца по обслуживанию бомбы:
– Порядок, командир. Через 45 секунд начнется мега-шоу!
Внизу змейкой убегала в залив река Ота, разрезавшая город на две части. В безоблачную погоду даже с высоты 30 тысяч футов град обреченных был виден как на ладони. Пол рассмотрел Т-образный мост, ставший точкой прицеливания – купол Выставочного центра, каменные коробки административных зданий даунтауна, а дальше – бесконечные кубики жилых кварталов, в которых (это Тиббетс мог уже только представить) безмятежно копошились тысячи и тысячи людей. Ведь в городе даже не объявили воздушную тревогу: одиночный американский самолет приняли за метеоразведчика.
– Господи Исуси! – прошептал Пол, и в глазах его блеснул ужас от осознания неизбежной катастрофы.
– Сэр, вы в порядке? – спросил второй пилот, капитан Роберт Льюис, готовый взять управление на себя.
– Я Окей, – скривил губы в улыбке полковник Тиббетс.
Самообладание уже вернулось к нему, и он продолжал командовать:
– Экипажу опустить светоотражательные шторки на все иллюминаторы. Быть готовыми к сильной турбулентности!
До взрыва оставалось еще добрых полминуты, когда «Энолу Гэй» вдруг затрясло, она сбавила скорость и начала терять высоту.
Пол Тиббетс перед взлётом, утро 6 августа 1945 года
– Вышел из строя четвертый двигатель! – доложил бортинженер сержант Шумард. – Топливный насос второго работает с перебоями…
Теперь уже не только командир, но и весь экипаж B-29 вспомнил о Боге и молил его дать хотя бы дюжину лишних секунд до взрыва, чтобы убежать от ударной волны.
Прошла минута. B-29, как раненая птица, медленно снижался и уходил на юг. Город уже исчез, и внизу раскинулась дельта реки Ота с точечками островов.
– О, дьявол! – выругался полковник Тиббетс.
Сейчас он был готов сам отправиться в ад и отправить туда же весь экипаж, лишь бы эта чертова бомба скорее взорвалась над головами этих чертовых япошек. Но вспышки не было. Зато с севера, со стороны солнца, появилась четверка японских истребителей «Зеро». Огневой мощи «летающей крепости» было достаточно, чтобы дать отпор врагу, но судьба продолжала играть с «Энолой Гэй» злые шутки.
– Хвостовую пушку заклинило! – доложил стрелок сержант Роберт Карон.
Все бортовые пулеметы тоже заклинило. Но на удивление японские истребители тоже пока не стреляли. Они взяли «Энолу Гэй» в клещи, постепенно сжимая хватку.