Я нашел на ощупь тёплую рубашку и брюки. Потом носки. Ох… Совсем забыл про то, что надо обработать руки. Костяшки уже успели покрыться коркой. Было неудобно двигаться пальцами. Ладно, придеться перебинтовать, а то мало ли. Только вопрос: умыться как?

– Идите на кухню, – шепнул я котятам.

Пара глаз сверкнули: зелёные и золотые. Котёнок по окрасу вылитый Матроскин – Барсик, потопал первым в кухню, и бабушка (всегда просила так обращаться к ней) тут же умиляться стала!

А вот Симба напротив, сидел со мной и после того, когда я включил свет, ушел за собратом.

Распознав шаги, я повернулся с улыбкой, опустив подбородок. Все бабушки такие маленькие и в платках? Моя такая же, по которой заскучал… хотелось к ней. Больше, чем к тётке. Её «приеду» слышал не раз и не приехала. Приедет.

– Куда ты собралась? – спросил я, вскинув лоб.

Судя по куртке хаки и таким же брюкам, далеко. А вместо шапки платок, похожий на клумбу!

– К соседке пойду и в магазин, – развязывая его, говорила она, надевая бежевую шапку. – Слышу вошкаешься, думаю, зайду, – улыбнулась мне, отчего голубые глаза казались небом, при ясном дне, наматывая «цветочное искусство» на шею, пряча за ворот куртки. – Тебе что-нибудь купить?

– Чай «Ричард» если можно, – подсказал я, заправляя постель. – И «Чоко Пай».

– Список не меняется… Могла бы не спрашивать, – точно разговаривая сама с собой, думала вслух. – Так. На кухне всё готово. Умывальник помнишь где.

– Спасибо бабуль! – благодарил я, стараясь, не морщится от боли в пальцах. – Не беспокойся, я всё помню, где что у тебя.

– Ну, хорошо, – кивнула мне и строго посмотрела на хвостиков, что пришли тенью за ней, сидели у ног: – Идите, погуляйте что ли. На улице хорошо. Пойдём… Иди, давай! Ещё шипит! – это был Симба. – С характером, кошара растёт!

– А то, – согласился я, хихикая сквозь стиснутые губы в улыбке.

– Я тебя сейчас на брелок пущу! – уже адресовано было Барсику. – Брысь, – опять ему. – Надоел, хуже собаки!

Слушая, как бабушка беззлобно ругает котят, уходя с ними за дверь, я приготовился умываться. Не хотелось этого делать, но как же я тогда проснусь? Вернее сказать, приду в чувство. Усталость так и не отступала от меня.

Глядя на часы, удивился, что уже оказывается не восемь, а десять утра! Как этого не заметил я? Видимо потому, что шторы в моей новой комнате закрыты, поэтому предположил ранее утро и наверно после ухода братьев уснул! Ладно. Смотреть холодильник не стал, правда, по привычке возникло желание заглянуть. Обычно я смотрел полки, подумать, что приготовить себе на завтрак – в этот раз всё готово было. Ничего думать не надо.

В дверь кто-то ломился, я отворил её. Забежали Симба и Барсик. Все говорят муж в дверь – жена в Тверь, а у нас бабушка в дверь – коты в дом! Дуэт уселся у выбеленной печки, где ещё тлели дрова. Я закинул пару пален, сев на табурет, и услышал, что кто-то звонит. Хорошо, что телефон оставил в кухне.

– Опять проспал? – вместо приветствия, ухмыляясь, сказал Максим.

– Вроде того, – бормотал я, вороша угли кочергой.

Жар, исходящий от печи, обдало лицо и пришлось щуриться, пока не закрыл её.

– Что-то случилось?

Я поджал губы, прежде чем начать рассказывать, что произошло. Обошелся без лишних слов, а особенно уделил внимание тому, что собирался сделать мой папаня, – опять! – а не то, что подрались.

Максим молчал, не перебивал и только после того, как я закончил, долго удивленно присвистнул.

– Ни хера даёт… Моя в шоке!

– Угу, – глухо отозвался я, трогая свободной рукой свой лоб. – Ни фига не выспался. Я будто во сне сейчас нахожусь.

– У тебя шок. Ляг, поспи, об уроках не думай. Я задание тебе возьму и скину SMS-ской или… Кстати… А ладно, – осёкся Максим, точно лишне сболтнул и поспешно добавил: – Скоро звонок. До вечера.

– До вечера.

Я не стал интересоваться, что хотел сказать, почему сменил тему… Неважно. Сейчас на данный момент надо мне покушать, привести себя в порядок и потом, может быть, прилечь поспать. И то вряд ли. Разве что музыку послушать.

Стоило закрыть глаза, как я вспоминал отца и то, как он доказывал, что воспитывал не такого сына, как хотел. Дурак. Я давно уже не ребёнок. Повзрослел до школы.

Блин, почему нет у меня таких наушников и плеера, чтобы включил музыку и не надо бояться, что сядут батарейки или провод запутается. Больше всего бесило, что наушникам лет и лет, а всё никак новые не куплю. Периодически звук западал, и приходилось провода «сращивать», чтобы звук чётче стал. В конечном итоге, провод от наушников теперь с мою руку, а не рост, ну почти, как было раньше. Приходилось плеер нацеплять на верхний карман рубашки, а то и под мышкой носить. Эх! Кто о чём мечтает, мне бы музыку послушать!

Наспех поев блинов, запивая чаем, я встретил бабушку. Забирая пакет из её рук, мои ноги вросли пол.

– Привет.

Кого не ожидал увидеть так это подругу. Неловко стало. Руки в непонятном состоянии, перебинтованы, как у бойца, и наверняка взгляд выдавал все ответы. Я не хотел смотреть Юлианне в глаза, чтобы не смогла выведать мысли и то, что предстоит рассказать ей. Лицом я ничего не выражал – это чувствовалось по застывшим бровям, лбу и щекам. Эмоций никаких. Бабуля, конечно же, была в курсе, почему у меня повязки, отчего такой вид, а Юля ведь не знала.

– Привет, детишко, как учёба?

– Нормально. Уроков было мало, – непринужденно ответила мне, поглядывая на повязки.

Я выдавил из себя самую дружелюбную улыбку, пусть у меня начала зудеть бровь, ничуть не жалел о боли. Помог подруге снять куртку. Даже здесь нарисована Пантера! Хех!

– К соседке значит пошла, – догадался я.

– Всё-то тебе скажи, Марина просила не говорить о том, что Юлька хочет тебя навестить, – улыбнулась бабушка, оглядывая стол и холодильник с печкой. – Ты поел? – сомнительно обратилась ко мне.

– Да, блинов. Спасибо.

Я вообще не хотел, чтобы Юля видела меня таким… подавленным. Боялся на себя в зеркало смотреть и всё же она пришла. Навестить. Меня. Не то, что родная мать. Та наверно к подругам ускакала и забыла обо мне. К бабушке наверно так, забежала на раз и всё. Ай!

– Поранился? – обеспокоенно спросила она, точно медсестра, беря руки. – Мда, замотал так себе. Развяжется.

Удивляясь, как у двенадцатилетней девочки столько опыта в плане повязок, я спорить не стал и позволил развязать. Наверняка своя болезнь сказалась, что скрывалась за косой русой чёлкой.

Сначала Юлия вымыла руки и аккуратно сняла повязки. В её лице не возникло сочувствия, сожаления или страха, точно всю жизнь этим занималась – это ощущалось сквозь пальцы, с аккуратно квадратными маленькими голубыми ногтями. Столько красоты в них, созданные для творчества, и тут такое… я всякое в жизни видел, слышал, и представить не мог, сколько было у моей подруги повязок. Несмотря на свою хрупкость, взгляд оставался стойким и решительным, об этом говорили её движения, заряжающие меня какой-то энергией и вытесняя всякие смуты из головы! Музыка не помогала, как взгляд фисташковых глаз. Я ощутил на лице тот же жар, что во время ворошений углей в печи! Это ты скорее заряжаешь её. Только в данном случае, я не боялся обжечься.

Подруга уверенно попросила у бабушки аптечку, уводя меня к столу. Я как по наитию двигался, словно мною управляли извне и просили наблюдать. Не было больно от обработки ран. Совсем ничего не чувствовал. Обрадовался, что кому-то позволил трогать свои руки. Вспоминая, как вчера хотели мне помочь, стало стыдно. Бабушка, братья с дядей хотели сделать то же самое, а я отнекивался и резко отвечал: «Не надо. Я сам», а маленькая девочка усмирила меня одним взглядом без уговоров!

– Подрался с кем-то? – предположила она, заматывая новый бинт, заботливо попросив: – Пальчики веером, – и на себе показала, как именно сделать, с улыбкой смотря на меня.

Я послушался. В очередной раз! А потом ухмыльнулся:

– Ага. С батей.