– Чем вы их отпугнули? – спросила, чтоб как-то отвести от себя его изучающий взгляд. Похоже, незнакомец теперь сам немного смутился:

– Это игрушка. С трассирующими зарядами. Но очень похожа на настоящую. Купил на рынке, на всякий случай. А у вас что там? – и спаситель кивнул на грудь девушки. Саша покраснела. На что он смотрит: на помятую куртку, или на что-то еще? Щенок так кстати завозился и полез к ней в рукав.

– Маленькая собачка, – выдохнула с улыбкой девушка и затараторила: – Она ко мне примчалась, а потом эти… выбежали. Наверное, за ней гнались, а тут – я! Я вообще собак боюсь, особенно больших. Спасибо, что распугали свору…

– Я тоже не люблю больших собак, – улыбнулся незнакомец, чтобы прервать Сашин словесный поток. Девушка снова почувствовала себя глупо – ну явно же сказал, чтоб она замолчала. – А маленькие и пушистые мне нравятся. – Мужчина смотрел на Сашу, улыбаясь и не отрывая телефон от уха. И что-то было в его взгляде, что заставляло девушку опустить глаза и затаить едва восстановившееся дыхание. Щеки предательски запылали. И уши – с ними заодно. – Покажете, что за щенок там у вас? Трубку в такси пока не берут.

Словно непристойное предложение делал, так сказал. «У меня совсем крыша съехала сегодня, – отдернула сама себя Кислицкая. – Человек просто пытается поддерживать со мной беседу, разбить лед, да еще и спас меня, по сути. А я вообразила невесть что!» И она, путаясь в пуговицах, расстегнула куртку.

Щенок явно не хотел вылезать из рукава, заскулил, забился. Саше пришлось схватить его за задние лапы и вытащить силком. Ткань подкладки предательски захрустела. «Похоже, появилась новая статья расходов на ближайшее время. Придется купить новую куртку, если эту не починю. Навязался на мою голову, блохастый!» – в сердцах подумала Кислицкая. Блохастый ее еще и поцарапал, а незнакомец улыбнулся еще раз, словно мысли Сашины прочел. Наконец, щенка удалось вытащить.

– Ой, он и правда рыженький! – изумилась Саша. – Я же толком не видела, кто там меня сбил.

Узколобый, длинноносый, худолапый, взъерошенный, какой-то тощий и совсем без хвоста – вот какой оказался виновник ночных девичьих приключений. Да еще и со вздорным характером: глянул на большого человека, тявкнул на него, и снова рванул было к Саше за пазуху. Девушка почувствовала, как малыш задрожал. Но мужчина бесцеремонно взял щенка за холку, развернул к себе мордой и глянул в глаза зверенышу. И недовольный дергающийся комок шерсти вдруг безвольно повис, затих. Недолюбливающей собак как вид Кислицкой стало жаль щенка.

– Зверят надо брать за холку, тогда они успокаиваются, – не сводя глаз с рыжика, произнес хозяин комнаты. Саша похолодела. Он говорил явно не с ней, со щенком, но она почувствовала, что к ее собственному затылку словно нечто холодное приложили. Аж мурашки по спине побежали. И тут мужчина перевел взгляд на девушку, улыбнулся. – Про холку запоминайте – пригодится!

Кислицкая подхватила возвращенную собачку и та опять ожила – полезла в рукав прятаться. Да и девушке стало не по себе – новый знакомец улыбался чуть снисходительно, как взрослые смотрят на детей, и у Саши не исчезало ощущение холодного прикосновения к ее шее. Но тут зазвонил телефон…

Цветущая слива роняла лепестки. Лунный свет заливал одинокий куст на ночной поляне. Лепестки падали прямо в ладонь, кружась и ласкаясь. Невесомые, нежные. Как хорошо тут, почти спокойно. Но ветер сменился и разом вырвал лепестки из рук: они взлетели вверх и упали камнем. Захотелось оглядеться. Тут, на залитой луной поляне ты под сливой не одна – смутное ощущение становится пониманием. А потом раз – и ты точно знаешь! В самом центре лесной поляны, словно на арене, стоит дикая слива, и кто-то смотрит на нее, с другой стороны. Два желтых глаза из темноты сосен. Потом еще два, и еще. Холодок пробежал по спине: «Окружают!»

Желтые огоньки парами вспыхивают то тут, то там. Кто тут, что им надо? Но горло перехватило и даже сип не слетает с губ.

Луна очертила круг на поляне, но кто там, в темноте, за краем круга, за краем голубоватого света? Кто смотрит из сумрака, кто они, что им надо?

Два желтых огонька приближаются, и вот уже силуэт рисуется в отсветах. Ребенок, маленький ребенок. Видно его пухлые плечики, круглые щеки. Он улыбается, и щеки становятся еще круглее. Желтые огоньки – его глаза – от улыбки становятся узкими щелочками. И невозможно сдержать свою ответную улыбку. И тогда желтоглазый мальчик смело шагает в лунный круг света и приветливо машет рукой. Шаг, другой, третий – и он уже рядом, как быстро! И не заметишь, как он шмыгнул под сливу и оттуда, из-под нижних веток, присев, манит к себе. Улыбается, белые зубы аж с голубым отливом, а сам он, теперь точно видно – рыжий, как его глаза.

Мальчик прижимает пухлый пальчик к губам: «Тсс!» и снова манит нагнуться. Что ему надо? Не оставишь же мальца ночью под деревом. Но стоило только чуть-чуть к нему нагнуться, как, о, ужас! Он бросился на шею, заскулил и стал облизывать горячим шершавым языком! А запах, фу! Псина!

… Саша проснулась: найденыш стоял у края кровати лизал ее в нос! Фу, теперь неделю не отмоешься от запаха псины!

Саша толкнула рыжего щенка, раздосадованная. Тот шлепнулся и заскулил жалостливо: «Аи-аи-аи-аи!» Переваливаясь на подкашивающихся лапках, скорей забрался под старенькое кресло у стены и, поскулив уже там, затих. Саша накрылась с головой одеялом: так стыдно ей стало. Малявка, ведь не виноват…

– Маленький, ну, прости, прости меня, – девушка спустила ноги с кровати, пошарила в поисках тапочек, но нашла лишь один. И он был мокрый! Из-под кресла уже ничего не было слышно. Затих, мелкий пакостник! И уже с недобрыми намереньями Саша направилась к креслу. По пути на счастье щенка под руку не попалось ничего длинного и тяжелого.

– Иди сюда, мелочь пузатая! – торжествовала девушка, предвкушая как натыкает шкоду в тапочек носом и выгонит прочь, откуда приблудился. Он сам себя зажал в ловушке под тем старым креслом с коробом. – Я вытащу тебя за ушко и на солнышко! Нет, за холку, как дядька вчера учил!

При воспоминании о вчерашнем Саша зябко повела плечами, а щенок вдруг заскулил, забился, словно тоже вспомнил. Кислицкая нагнулась уже к креслу, глянула в темноту и оттуда – два желтых глаза как в сегодняшнем сне! Вот только зверек не потихоньку вышел, а рванул вперед, и, вот негодяй!, снова сбил девушку с ног, как вчера. И скорее под кровать!

– А ты чего на полу сидишь, Сашенька? – раздался голос Михалны. Подслеповато щурясь, грузная квартиросдатчица стояла в дверном проеме. Она никогда не пыталась выглядеть городской жительницей: цветастый байковый халат был практично подвязан передником из полотенечной ткани, на голове – ситцевый платок, хлопковые чулки простой вязки и толстые вязанные носки завершали образ Михалны. Бабуляка бабулякой, если бы не золотые серьги-шарики и толстое золотое же обручальное кольцо, то можно было бы принять бабушку за несчастное бедное существо. Отнюдь, и видела, и слышала, и считала Михална хорошо, – попробуй задержи плату за времянку! Старушка так могла зыркнуть, так сказануть, что мало не покажется! Правда, и в огороде вкалывала еще лучше, и просроченную плату можно было отработать прополкой грядок. Но грядок было так много, а контроль так строг, что лучше уж было бы отдать деньгами… Это студентка Саша испытала на себе. Одна только слабость у Михалны была: аллергия на собак. Потому-то нюх у ее рыхловатого носа был тонкий.

– Потеряла что-то, дочка? – не унималась квартирная хозяйка. И оглядывать комнату начала. Саша готова была поклясться: Михална принюхивалась!

– Тапочек! Тапочек достаю второй, – забормотала девушка. – Вчера растерла в темноте.

– Ой, да. Ты вчерась припозднилась, дочка! Да еще и на такси приехала. Разбогатела? Или ухажер завелся состоятельный? – такие вопросы вогнали Сашу в краску, а Михална, как радаром обводила взглядом комнату. – Мне еще показалось, что вроде как собачка у тебя тут скулила, нет? А то ж ты знаешь, я собак-то не переношу, не смогу дышать. Была у меня жиличка такая хорошая, умница, платила вовремя, тихая, но устроилась работать в приют собачий, пришлось ей отказать – больно псиной пахла…