Когда Сэдрику стукнуло пятьдесят, он начал будто сторониться меня. Реже ложился спать со мной в одно время, изображая бурную занятость. При том, что мы занимались одним и тем же делом - поиском артефактов. И это, несмотря на то, что возраст был ему к лицу, да и догадаться, что ему больше сорока было практически невозможно. Из-за этого у нас была одна из самых жарких наших ссор. Мы помирились, я смогла доказать, насколько продолжаю млеть перед ним.

   В шестьдесят муж стал упертым бараном. Да и я подустала вечно с ним спорить. И, стыдно это признавать, но природа брала свое. Да, Сэдрик продолжал быть привлекательным, подтянутым, но "мужчиной в возрасте". "Стариком" его назвать у меня язык не поворачивался. Это был мой внутренний блок. Мужчина все понимал, ушел из активной части поиска артефактов, перевёлся в преподавание в Академии Искателей, дверь в свою комнату закрыл - "Для общего блага". Пришел мой черед все понимать, подстегнутое постыдным осознанием, что любовь-страсть прошла, осталась любовь-привязанность, как к родному человечку, и сосущая печаль внутри. Опасение, что однажды его вдруг не станет.

   Я осталась работать "в поле". С Сэдриком мы периодически встречались, обменивались новостями. Каждый раз у меня теплело на душе при виде него и каждый раз все скукоживалось, когда он уходил и приходило осознание происходящего, прикрываемое непродолжительными минутам радости встречи. И, что усугубляло ситуацию, я могла чувствовать, что творилось у него в те моменты на душе.

   Долго это продолжаться не могло, и я, каюсь, спасовала - ушла из Ордена. Не безвозвратно, все же здесь было слишком много всего: друзья, сослуживцы, любимый человек - муж, разводиться с которым мне даже в голову не приходило.

   Ушла я не куда-нибудь, а к небесным родственничкам. Родственниками их можно назвать только условно, конечно, ибо как таковой родственной свази между небесными нет, они "рождаются" не естественным для земных путем, при этом сохраняя возможность зачать ребенка от смертных или смертному. Что все так же запрещено. Не понятно, но по-другому меня бы на свете не было. Папаша мне и помог вернуться - его изгнание завершилось. Артур стал "полноценным" ангелом, с одинаковыми крыльями, и теперь занимался унылой рутинной работой (как он признался мне), наблюдая за нами и исполняя волю руководства.

   Попав к небесным, меня научили заглушать мою повышенную чувствительность, чтобы это не мешало мне жить. Взамен, меня отправляли периодически на землю на задания, вроде "исцели деревню от чумы, а то мы тут слиииииишком заняты". Напоминаю, сама я могу помереть от чего угодно, если вовремя кто-нибудь не поможет.

   Жизнь с небесными была довольно скучной, Артур не мог ее скрасить при всем желании, да и я постоянно стремилась в Орден, к Сэдрику, Филу...

   Последние несколько лет здоровье Сэдрика начало его подводить. И я никак не могла этому помешать. Единственное, что могла сделать - навестить, поддержать и реветь, забившись в угол. Мужчина пережил несколько инфарктов. Если бы не Филипп, скорее всего, не пережил бы их. Два инсульта сильно повлияли на его сознание. Деменция. Провалы в памяти.

   Последние две недели ему стало совсем плохо, а меня, как назло, отправили на задание. Освободившись, я сразу примчалась сюда - в больничное крыло, палаты интенсивной терапии.

   - Ну, как ты? - прочистив пересохшее горло, спросила, не отпуская руки зеленоглазого.

   - На все восемьдесят пять, хотя мне восемьдесят семь! - он пытался шутить, но, чтобы вспомнить собственный возраст, ему понадобилось время.

   - Не ври, ты выглядишь не старше восьмидесяти трех.

   - Это все мои утренние пробежки, - Сэдрик рассмеялся, я его поддержала в этом, и перепугалась, когда он вдруг закашлялся. Моя попытка вскочить была остановлена его крепкой хваткой и нервной улыбкой любимого, - Все нормально, не в то горло попало... Я правда рад, что ты пришла, и сожалею, что встречаю тебя в больничной палате...

   - Смена обстановки никогда не бывает лишней, - я опустила глаза, пряча вновь навернувшиеся слезы.

   - Так себе обстановка, - еле слышно ответил мужчина и вновь обратил свой взор к окну.

   Мы умолкли, глядя в разные стороны и размышляя о своем. Я позволила себе чувствовать мужа и вздрогнула, ощутив необъяснимый заслон, в который он сам будто бился, хмурясь, раздражаясь. Он пытался что-то вспомнить.

   - Линда, - Сэдрик высвободил руку и повернулся ко мне, - Ты представить не можешь, насколько я благодарен тебе за то время, что ты провела со мной. Зная, чем все это закончится, ты продолжала радовать меня своим присутствием, поддержкой, вдохновляла и делала счастливым.

   - Потому что ты делал счастливой меня... - у меня пересохло в горле от его слов.

   - Я чувствую, что со мной что-то не так, понимаю, что память слабеет, - сентиментально улыбнувшись на мой несчастный вид, продолжил он, - Но есть моменты, которые будут со мной до конца отведенного мне времени, - его исхудавшие, прохладные пальцы вновь коснулись ладони, - Наверное, самый значимый из них это... когда ты впервые отдалась мне. Ужасно звучит из уст старика... Не злись, прошу, дослушай, - его виноватая улыбка, напоминающая его очарование прежних лет, погасила назревающий пожар внутри меня, - Он был значим не тем, что я наконец дорвался до твоего прекрасного тела и смог-таки утолить непрекращающееся желание, а тем, что ты открылась мне по-настоящему. Ты помнишь?

   Конечно же я помнила, каждую секунду и мгновение, каждую эмоцию, и невероятную лёгкость, когда позволила себе, наконец, принять свою влюбленность, переросшую в любовь, духовную связь. Сказать что-либо вслух у меня не получалось, стоило открыть рот, как вырывался судорожный вздох, больше похожий на всхлип. Единственное что у меня вышло, это кивнуть, не поднимая глаз на мужчину.

   - Я всегда боялся стать для тебя обузой, - его голос было еле слышно от молотящего в висках пульса, - Мне жаль, что у нас не получилось с детьми. Не понимаю, почему ты осталась со мной, ведь даже этого я не смог дать тебе?

   - Потому что я люблю именно тебя, и никто другой мне не нужен! - выпалила я, разозлившись.

   - Прости, прости, дорогая, - Сэдрик разнервничался, - Я не хотел злить тебя. Я люблю тебя и желаю лишь счастья, а эти противные слова лишь признак моего возраста - брюзжащего старикашки.