В отражении мне было видно, как Алмазов оценивающе посмотрел на мою сгорбленную фигурку. На мгновение даже показалось, что в его глазах промелькнуло что-то человеческое, но оно быстро исчезло после того, как он несколько раз устало моргнул.

Кавалькада машин выехала на МКАД, доехала до Долгопрудного и двинулась в область. Мы ехали по Дмитровскому шоссе, отдаляясь от города. Кажется, покинули пределы ЦКАДа. Скоро за окном стали мелькать деревья, старые домишки и новые особняки. Наверное, едем в очередной загородный комплекс, где у этого садиста с лишними миллионами, свой дом.

* * *

Заселение в новый дом прошло без эксцессов. Алмазов просто отвел меня в темный мрачный подвал, толкнул на одинокий матрас, лежащий посреди холодного помещения, и ушел, шумно захлопнув за собой металлическую дверь.

Вокруг меня были просто бетонные стены, лежанка, в углу ведро, наполовину заполненное водой, и все. Больше ничего. Совсем. А, забыла про узкую застекленную форточку под самым потолком подвала. Какой-то умник решил оставить ее приоткрытой для проветривания.

В общем, Тибетские монахи по сравнению со мной живут в небывалой роскоши.

Но было плевать. Все еще глубоко похрен. Только голое тело зябко ежилось. Я присела на чистый и, кажется, абсолютно новый матрас. Сейчас бы завернуться в теплое одеяло, попивая чай с лимоном. Меня знобило от холода, а зубы отбивали лезгинку.

Где-то наверху едва-едва гулким эхом раздавался топот чьих-то ног. Потом раздался рассерженным мужской крик, и что-то со звоном разбилось. Никак, у моего хозяина намечалась мужицкая истерика или приступ ярости. Главное, чтобы не вздумал соваться ко мне в таком настроении.

Встала и попыталась закрыть форточку, но моего роста не хватало, чтобы достать до нужной высоты.

Участок дома, куда меня привезли, стоял на отшибе, возле кромки леса. Красиво облагороженная территория охранялась массивным забором, а перед автоматическими воротами располагалась маленькая будка, где сидел один охранник с мониторами. Значит, здесь повсюду камеры. Но даже эти моменты не остановили меня. Мысленно переставила матрас и ведро под оконный проем и заликовала, хотя на лице ничего не дрогнуло.

Вполне можно попытаться, но не сейчас, когда утренние лучи солнца уже вовсю пробивались сквозь хмурые тучи. Я хотела сбежать ночью. Если получится. На дворе уже апрель, а у меня ни лоскутка одежды, ни обуви. Долго мне по-любому не продержаться. Расчет только на то, что удастся сразу взять верное направление к дороге, где голую девушку подберут сердобольные водители.

Сейчас этот план казался простым, как пять копеек. Именно поэтому мне хотелось дождаться темноты и того момента, когда в мозгах рассеется наркотический туман. Он делал меня полностью равнодушной и слишком смелой. С одной стороны, это могло помочь в осуществлении задуманного, а с другой, что более вероятно, могло погубить.

Вернулась на матрас и легла, свернувшись эмбрионом. Было холодно. Очень холодно. Хотелось помыться под горячим душем, так как все тело было в грязных следах и непонятных разводах. Где только умудрилась так испачкаться?

От неприятной дрожи подскочила и запрыгала по помещению. Нужно было хоть как-то разогнать кровь, заставляя себя согреваться. Оттащила матрас в угол, где должно было меньше дуть, но легче, естественно, не стало.

Очень скоро я выдохлась и легла обратно. Просунула сцепленные ладошки себе между бедер. Так хоть немного теплее. Глаза начали постепенно слипаться, унося меня в зыбкий поверхностный сон.

Мне снились Генрих и мать, которые с пеной у рта доказывали, что согласись я на все добровольно, этого бы не произошло. Они ругали меня на чем свет стоит, обвиняя во всем случившемся. Проснулась от того, что захлебывалась собственными рыданиями.

Было чертовски жалко себя, убитого Амирова, Лешку, которого я больше никогда не увижу, и даже мать. Разрывающие на части чувства затопили так, что не могла прийти в себя. Не знаю, как долго я спала, но за окном уже темнело, а из крови явно выветрился наркотик, если меня захлестнуло с головой эмоциями.

К горлу подступила тошнота, стоило вспомнить, что произошло в машине. Не смогла сдержать порыв, подбежала к ведру с водой, и меня вырвало желчью, так как желудок был пустой. О том, что мне хотелось есть, даже не вспоминала.

Когда получилось выпустить из объятий ведро, мутным взглядом обвела свою камеру. Здесь явно кто-то был. Окно закрыто, а в углу в розетку подключен переносной обогреватель, работающий на полную мощность. Рядом с матрасом стоит тарелка с холодными слипшимися макаронами и стакан воды. Ни вилки, ни ложки. Есть предполагалось руками? Даже в тюрьме у отъявленных преступников жизнь комфортнее и сытнее, чем у меня.

На «трезвую» голову снова обдумала свой план. В нем было много дыр и пустых мнимых надежд, но это единственное, чем я могла себе помочь. За окном постепенно стемнело, пока я обнимала обогреватель, подтащив в противоположный угол матрас. Все это время боялась, что Алмазов решит еще раз навестить свою «покупку», но нет, в доме стояла могильная тишина.

У меня не было часов, чтобы точно знать время, поэтому ориентировалась на свои ощущения. Когда показалось, что уже давно перевалило за полночь, начала медленно осуществлять свой план. Снова подтащила многострадальный матрас под окно, сверху уложила обогреватель. Воду из ведра пришлось тихо вылить в угол подвала, чтобы потом перевернуть его и поставить на радиатор. Конструкция вышла шаткой, но я справилась. Спокойно дотянулась до ручки окна, раскрыла его настежь и чуть не околела от холодного воздуха.

Проблема была в том, чтобы на руках подтянуть туловище и вылезти в узкий проем без посторонней помощи. На ведре, которое балансировало на честном слове, особо не подпрыгнешь, поэтому я приложила все свои усилия, чтобы подтянуться. На гимнастике мне это всегда давалось сложнее всего. Слишком слабыми были руки. Но сейчас у меня отличный стимул, который подстегивал лучше любого кнута.

Высунула голову в проем и стала медленно, по чуть-чуть, выползать по мерзлой земле. Чертыхнулась, когда попа застряла, и почувствовала себя Винни-Пухом. Не хватало только, чтобы сзади или спереди кто-то начал помогать. В итоге знатно оцарапав свои булки, я выскочила наружу, прикрыла за собой окно, чтобы не привлекало внимание, и пулей бросилась вдоль дома к забору.

На участке горели уличные фонари, и мне было прекрасно видно, куда я бегу. Голые ступни болезненно кололо от холода, все тело сковало ледяным порывом ветра. Я даже замешкалась, раздумывая, а не вернуться ли назад и выждать более удобного момента? Ага, потерпеть до июня, когда этот изверг осуществит со мной все свои тайные садистские фантазии.

Нет уж. От отвращения аж передернуло. Я прилично разогналась к моменту, когда добежала до кирпичного забора. Изнутри он был выполнен с небольшим вогнутым орнаментом в виде своеобразных ступеней. Только благодаря этому мне удалось с разбегу подпрыгнуть, оттолкнуться ногой от ниши и дотянуться до края. На этом везение закончилось. Дальше я просто тряпочкой повисла не в силах больше подтянуть на руках вес тела.

Еще повезло, что в этом углу практически не было освещения. Со стороны, наверное, картина та еще была! Голая девушка висит на руках и сверкает разодранными ягодицами. Но я была бы не я, если сейчас, за шаг до свободы, сдалась. Активно задвигала ногами, ища новую точку опоры. И нашла!

Перекинула половину тела через забор и замерла. Гадство! По дороге к дому ехал стройный ряд машин с включенным дальним светом.

Они ослепляли меня, пока я, как могла вжималась в кирпичную кладку, стараясь слиться с пейзажем. Надо было действовать, пока они не заметили незапланированный «декоративный элемент» на заборе. За горгулью или флюгер меня вряд ли примут.

Но как же ломило тело от холода! Еще будто назло безбашенный ветер задувал туда, куда не следовало. Заболею, вот к гадалке не ходи, но после такого приключения свалюсь с пневмонией.