И это далеко не все возможности КПТ, тем более, учитывая Маршу-Лайен с её диалектико-поведенческим подходом (ДПТ).[3] Вроде бы всё идеально. Мы подписываемся под каждым инструментом, он реально даёт результат, частота и острота всех невротических «штучек»: Нервной анорексии/булимии, диетического поведения, тревоги («паническая атака»), селфхарма (в том числе суицидального поведения), депрессивных эпизодов, зависимого поведения и многого другого – снижается.
Это реально работает. В чём же подвох?
Они не работают с самой проблемой. Так как ни у классического психоанализа, ни у неофрейдизма разрешение неврозов, не иначе как удачей, не назовешь. И, дай то Бог, если без смерти пациента, как часто было у Фрейда (или скорее последователей), и за что его многие критиковали.
Когнитивно-поведенческая терапия сама (насмотревшись на психоанализ) для себя поставила жирный крест. Табу на форму работы. Самоограничение. Крест на возможности прямого (прицельного) избавления от неврозов – Смирилась и работает с их симптомами. Этакая самоцензура.
Поэтому в КПТ постоянно наблюдаются всё те же «откаты», как и у психотерапевтов и прочих. Потому что основная проблема не решена!!! А если и решается, то сугубо случайно (некоторые индивиды, вообще склонны к «самопочинке», им нужен только компетентный человек напротив).
Мы будем не раз возвращаться в этой книге к риторике «Когнитивно-поведенческой». Причиной тому, будет фактическая невозможность лечения невроза нашей методикой без «разбивания» неэффективных жизненных установок. Ибо, по большей части, неврозы из-за них и возникают. Проблема Фрейда в том, что эти различные вредные установки собрали в основном, благодаря его изысканиям или его пути. Точнее, благодаря тропинке, что он начал протаптывать.
Вы никогда не задавались вопросом, кто эти люди, что после снегопада идут первыми по сугробу, несмотря ни на что? Благодаря этим товарищам, выйти ближе к обеду можно и в туфлях. Такой личностью, для раскрытия настоящего потенциала психологии, (лечение тела через голову) и стал Фрейд.
Собственно, как он и говорил, для излечения невроза, необходимо соединить сознательное с бессознательным. Чтобы человек увидел его. Узрел в глубину и вширь конструкт своего невроза. Но «радикалами», что не дают человеку увидеть картину своего невроза, и являются эти неэффективные установки. Установки таких же невротизированных родителей и их родителей. Этакая передача страха по наследству.
Пока человек верит в полезность своего невроза, процесс соединения сознательного с бессознательным – бесполезен и вреден. Это, ни к чему не приведет. Рост возможен только на почве конфликта. А после «вычищения» от этих установок бессознательное само желает соединиться с сознательным. И никакого лишнего напряжения. Иногда, клиент приходит в каком-то смысле, уже «готовеньким», осознав дисфункциональность своих установок. В таком состоянии, невроз буквально «нарывает» и просит его убрать.
Главная проблема неврозов в том, что неэффективные установки с каждым поколением всё больше и больше впитываются как яд в поведение семьи (или даже сказать рода). Будто в сам генетический код, но на деле, сугубо, в культурный. Феномен наследственной психосоматики это, далеко, не пустой звук.
Например: Бабушка пережила ужасы войны. Чтобы жить с тем фактом, который она воочию наблюдала в эти годы, она начала отрицать ту часть реальности, которая отвечает за эмоции. Или еще хуже. Дедушка пришел с войны уже отрицающим эмоции и еще с целым набором симптомов кПТСР[4]. Но он же на войну уходил взрослым, значит, у него большой ресурс для компенсации невроза, большой набор навыков. Он уже был достаточно развит, но он два три раза в неделю избивает жену, потому что, как и все люди пограничной симптоматики (то есть те же травматизированные люди), имеет постоянные проблемы с агрессией. Чтобы жить в таком внутреннем конфликте, не повеситься (или любой другой способ) и не сойти с ума (а ведь ему приходится бить свою любимую жену, то есть бить себя). Он взял себе за правило отрицать реальность того факта, что это он виновник этого действа (побоев).
Для этого ему надо придумать какую-нибудь поговорку, или присвоить из народа (для того, чтоб социализировать своё поведение в своих глазах), например: «Жена не битая, что коса не точенная».
Ну вот. Поговорку мы нашли. Ну, теперь надо, чтоб кто-то из друзей этим занимался (этого у всех навалом, всё с войны).
Всё, в принципе, «совесть» заглушена.
Конечно же, этого не хватит. Ещё, надо чем-то погасить тревогу, что всегда следует за невротическими долженствованиями, порождающими повышенную ответственность. Тревога нужна в таком случае, чтоб быть постоянно «готовым», к выполнению этих долженствований. Выходит по цепочке, друг за другом, обиды и месть ведут к застреванию. То есть, как минимум, к эмоциональной инфантилизации личности. А, как максимум, в силу влияния эмоций на творческую потенцию разума, приводит к педагогической и даже когнитивной запущенности. Феноменология этого была давно описана у алекситимиков. Но, почему-то никто не желает обращать внимания на тот факт, что если психика человека крутится вокруг долженствований (а неврозы это чуть ли не норма), то она также не может свободно развиваться.
Вернёмся к нашей «передаче неврозов по наследству»:
Это ещё хорошо, если дед с войны принес только невроз, а не черепно-мозговую травму в довесок, контузию с какими-нибудь обширными повреждениями тела и комплексом неполноценности на этой почве (вроде оторванной руки).
А если он был еще и не солдат, а ни за что ни про что, попал в лагерь несовершеннолетним? В каком состоянии на самом деле его психика?
Ладно, допустим, дед приспособился. Теперь он может бить свою жену, продолжать работать (с работы его не выгонят там все такие же, да и виду он не подаёт, а жена не пожалуется – стыдно).
В тюрьму его не посадят, потому что он не бьёт никого кроме жены (и возможно детей), да и способ отреагирования злости, вовне он нашел. Зачем ему еще один способ, пока старый функционирует? Страхи и совесть и пустоту, заглушает самогон. Умрёт он рано, даже не дожив до семидесяти.
Но эти годы бабушке надо как-то пережить. Бабушка тоже адаптируется, через морализацию происходящего («бьёт, значит, любит»), через стокгольмский механизм (без вины виновата, самообвинения, то есть, ну и солидарность с насильником), через вытеснения. На психоаналитическом это называется «примитивная идентификация». Возможно, у неё будет избегающее поведение. То есть, как у многих жертв насилия, появляется «суперспособность» предсказывать, когда насильник не в духе. И вовремя ретироваться. Возможно, она начнет отрицать тело (чувственный образ тела), ведь тело постоянно бьют. Или, что часто случается, обвинит тело (я как-то слишком прямо держала спину или выдала себя резким движением и поэтому «получила»). Не редко, начинается вытеснение воспоминаний (забывание всего, что выбивает из идиллии).
В любом случае жить как-то надо, все остальные «мужики» такие же (а может и хуже), а в одиночку не выжить. Понятно, что никакие эти установки не помогут пережить тот факт, что это насилие (мозг будет реагировать на это соответствующе).
Попробуйте провести мысленный эксперимент: Представьте, что психолог вас ударил. Представили? Вряд ли вы к нему придёте. Но нас, тем не менее, интересует ситуация, где вас не приводят насильно. А если он скажет (и докажет), что это для вашей пользы? Кто-то уже засомневался, но…больно, то всё равно. А если вас каждый сеанс будут хотя бы пару минут избивать и говорить, что это необходимо (и доказывать). Причём доказывать аргументированно, даже так, что верится. Ну, к примеру, для пользы науки. Больно станет меньше? Меньше вы будете ненавидеть того, кто бьёт? Да, наверное, у некоторых сместится ненависть на сам процесс. На сам поход к психологу. Даже, допустим, что за эти сеансы вам будут платить зарплату и дадут «социальный пакет»… не будем развивать эту тему дальше. Мы рискуем выйти на причины модной проблемы: «выгорание на работе». А книга не об этом.
