Пока я отвлекался на этимологические изыскания, один из полицейских, поняв, что на самом-то деле ни один из доброхотов, рвущихся в добровольные помощники в нелегком деле поимки преступника, на самом-то деле ничего не видел и не знает, умудрился-таки разогнать страждущую публику туда, где каждому положено было находиться. Недовольные соседи потянулись кто куда: кто-то потащил детей в сад или школу, кто-то отправился прямиком на работу, а наши словоохотливые старушки во главе с изгнанной с кухни невзирая на отчаянное сопротивление бабой Катей – на лавочку, обсуждать все произошедшее и строить гипотезы. А мы с несолоно хлебавшим в плане получения полезной информации, но понабравшимся опыта борьбы с любопытствующей общественностью полицейским присоединились к его коллеге на кухне, где Майка, забаррикадировавшись в углу, пыталась давать показания.

К моменту нашего прихода с анкетными данными было покончено и Майка перешла непосредственно к описанию событий, повлекших за собой приглашение в наши пенаты двух достойнейших, хоть и не отмеченных высокими званиями представителей силовых структур. Как вы понимаете, пролог мне, как непосредственному участнику событий, был хорошо известен, а потому мало интересен. Память у меня хорошая, да и вам повторять все вышеописанное, уверен, не стоит. Впрочем, полицейских Майкина пространная преамбула тоже не сильно заинтересовала. После же того, как за Майкой закрылась входная дверь, произошло всего одно событие: Майя вызвала лифт, который к слову сказать похоже и так стоял на нашем этаже, а когда дверцы лифта открылись прямо к ногам Майи выпала лысая голова, которая при ближайшем рассмотрении не только оказалась приделанной к туловищу, но еще и принадлежала не кому-нибудь, а Майкиному шефу, который похоже и при жизни не сильно рвался ее повышать, а посмертно рассчитывать на это и вовсе не приходилось.

Рассматривать выпавшего пассажира Майка рискнула поскольку, по ее словам, он выглядел слишком сильно пьяным, чтобы на нее напасть. Ну а уж после того, как Майка не только узнала своего начальника, но и углядела удавку на его шее, выражение "мертвецки пьян" приобрело для нее совершенно особое значение. Как вы понимаете именно в этот момент самым лучшим решением с Майкиной точки зрения было заорать во весь голос, как будто ее вопли могли кого-то оживить, и броситься обратно домой звонить в полицию.

Полицейские тщательно все законспектировали, получили Майкины клятвенные заверения, что за пределами квартиры она кроме кнопки лифта совершенно ничего не трогала, шефа к себе в гости не приглашала и о произошедшем не имеет ни малейшего представления, а также, что никуда уезжать не собирается и непременно явится куда скажут, если ее вызовут, после чего убыли выполнять свои непосредственные служебные обязанности, а именно, расположились на площадке в ожидании пока медики наконец не упакуют и вынесут не сильно украшающий и без того безрадостный интерьер нашего подъезда труп, а следователь не прибудет на место происшествия.

Майка же, внимания которой полиция больше не оказывала, и которой явно бессмысленно было идти на работу, где ею в данный момент было совершенно некому руководить, немного еще похлюпала носом, сидя в уголке на кухне, после чего проорав в телефон: "Танька, ты только представь, что сейчас было" подхватилась и отправилась к своей закадычной подружке, жившей от нас через два дома. Татьянин муж из всех женских занятий признавал только ведение домашнего хозяйства, так что Танька куковала дома, периодически подвывая со скуки, однако вести это самое домашнее хозяйство стоически отказывалась, ссылаясь на отсутствие соответствующих навыков и вдохновения. Муж надежд на семейную гармонию не оставлял и в ожидании, когда его дражайшую супругу наконец посетит домостроевская муза, создавал домашний уют с помощью домработницы и заказа ресторанной еды. Татьяна должна была зорко наблюдать за деятельностью домработницы и перенимать бесценный опыт. А по вечерам муж разбирал с ней за ужином по составу привезенные из ресторана блюда, чтобы вдохновить женушку на кулинарные свершения. Время шло, но опыт не перенимался и кулинарных шедевров было не видать. Если честно, мне всегда казалось, что Танькин муж не отступался уже из чистого упрямства, хотя может статься, что у него за время семейной жизни просто выработалась привычка, отказаться от которой теперь уже не представлялось возможным. К нашему делу его мотивы, однако, не относятся и остается только констатировать, что Татьянин супруг оказал в данном случае бесценную услугу взволнованной до крайности Майке, невольно обеспечив ее парой скучающих ушей, коими она не преминула воспользоваться.

Когда Майя усвистела к подруге, оказалось, что нежданное происшествие и меня взволновало настолько, что я совершенно не мог следовать привычному распорядку дня. Неожиданно для себя я обнаружил, что нервно прогуливаюсь по коридору, одновременно пытаясь обдумать все произошедшее и вслушиваться в голоса на лестнице. Судя по звукам, тело медики уже увезли, а полицейский дуэт превратился в трио – наконец приехал долгожданный следователь, которому уже знакомые с диспозицией стражи порядка докладывали обстановку, дружески называя его Санпетрович. Голос следователя звучал устало и довольно безнадежно, видимо, сказывалось понимание того, что помощники его звезд с неба не хватают, однако был спокойным и каким-то приятным. Последняя его характеристика меня страшно разозлила. Убаюкает всех своим добрым голосом и засадит кого-нибудь ни в чем не повинного на веки вечные!

И словно в подтверждение моих мыслей следователь начал распекать своих подчиненных за то, что они не задержали Майку. По его словам выходило, что случайностей не бывает и если уж труп шефа оказался в лифте его собственной подчиненной, то тут уж не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сложить два и два, и понять, что эта самая подчиненная, то есть моя Майка, со смертью своего начальника непосредственно связана.

Осмыслив все услышанное, я забегал по коридору с удвоенной скоростью. По всему выходило, что несмотря на то, что Майка ну совершенно ни в чем не виновата, настоящего злодея никто искать даже не собирается. Зачем? Есть же козел отпущения! То есть, коза. В смысле Майка! Моя Майка! Ну, вы поняли! Получается, что зря смеялись Майка с бабой Катей, ведь кроме меня раскрывать преступление действительно больше некому!

Прежде всего, собравшись с мыслями я попробовал поставить себя на место Ш. Холмса, Н. Вульфа или Э. Пуаро. Мы с Майкой посмотрели долгими вечерами немало детективов, так что в общем-то я был уже достаточно квалифицирован и раскрыть какое-то пустяковое убийство представлялось мне делом плевым, как говаривал Холмс "на одну трубку". В итоге я плюнул не раз и не два, прежде чем сообразил, что нахожусь в заведомо проигрышном положении не только потому, что отродясь не курил. У всех мало-мальски приличных сыщиков были бездарные помощники, доставлявшие им бесценную информацию и лепившие свои дурацкие теории, на основе которых настоящие детективы и делали свои гениальные выводы. Я же не располагал ни собственным Ватсоном, ни Гастингсом, хотя мне бы скорее подошел хоть самый завалящий Арчи Гудвин, который позволил бы мне как монументальному Ниро не высовывать носа из дому. У меня же была только моя Майка, которую я рисковал вот-вот потерять.

Позволить себе этого я категорически не мог, поэтому постарался хотя бы собрать воедино все факты, которые были мне известны. Итак, по порядку. Прежде всего отношения Майки с шефом, похоже, были натянутыми если не до предела, то во всяком случае до взаимной антипатии. Ах как горько жалел я в этот момент о том, что не слушал ежеутренний Майкин щебет! А ведь она представляла мне картинки из их офисной жизни чуть ли не в лицах, перечисляя всех, с кем, согласно общественному мнению, спал их любвеобильный шеф. Радовало только одно: собственно Майкины отношения с шефом за рамки служебных не выходили. Ну ведь не стала же она бы мне в самом деле врать???