На тускло освещенной сцене, по самому ее краю, впритык друг к другу, теснились старые, видавшие и лучшие времена, столы, а скрывавшее их потертости зеленое сукно, целью которого было придать как мебели, так и событию, важную роль, еще больше обнажало ущербность сего мероприятия.

Комиссия, состоящая из пяти человек, заседала лицом к залу, а в партере – я, одна – одинешенька. Все происходящее напоминало спектакль, устроенный специально в мою честь. Комиссию интересовало насколько я ориентируюсь в политическом курсе, которого придерживалось руководство стран, которые я собиралась посетить по туристической путевке. Я же, отлично политически подкованная, этакая молодая лошадка, отвечала на вопросы спокойно и бойко. Присутствующие в комиссии четверо мужчин вели себя корректно и доброжелательно. И лишь одна строгая дама, лет тридцати, видимо из тех, для которых и созданы рабочие места в карательных органах, навострила сквозь толстые стекла своих старческих очков недружелюбный взгляд в мою сторону.

Наш выраженный антипод: ее худоба, заостренный нос и пучок редких волос на затылке с одной стороны, и моя ярко расцвеченная молодость с другой, напрочь лишал меня малейшего снисхождения.

– Немедленно распусти волосы, а то выглядишь как старушка, – категорически высказалась бы моя бабушка по поводу ее прически.

Вот я и хожу всю жизнь простоволосая.

Так эта дама с нетерпением ожидала своей очереди, чтобы задать каверзный вопрос, изучая меня недобрыми глазками и явно не доверяя или подозревая в чем-то. Когда иссяк запас вопросов у мужчин, и наконец подошла ее очередь, она, коварно улыбнувшись и растянув свои губки в ниточки, произнесла:

– А в "Шалаше Ленина" вы были?

– Нет, – откровенно призналась я.

– Так может вам лучше вначале туда съездить? – язвительно заметила она.

– Какие мои годы, побываю и там, – с легкой улыбкой ответила я, но без единого намека на издевательство.

У дамы пропал дар речи, и пока она соображала, что мне на это ответить, мужчины тут же отпустили меня на свободу.

Мужчины вообще оправдывают наши надежды в молодости, но в старости разрушают.

Медкомиссию я проходила целый месяц: на сдачу каких только анализов меня не направляли, какие только заболевания во мне не искали, даже те, эпидемии которых, возможно, когда-то и существовали, но слышать о них мне ранее не довелось. Мне заглядывали во все места, доступные для визуального осмотра в теле человека и брали оттуда мазки. Так опасались за здоровье наших братьев болгар и румын. На самом деле, причина столь тщательного обследования была в другом.

Когда, наконец, я прошла последнюю процедуру обследования – ЭКГ и, вздохнув, отправилась за заключительной справкой о своем безупречном здоровье, то буквально столкнулась с недоброжелательностью местного терапевта, врачующего все болезни разом.

– Какая вам справка, вы о чем? – возмутилась крупная блондинка в безупречно белом, накрахмаленном до блеска, халате.

Я растерянно смотрела на нее, не понимая, о чем это, собственно, она.

– Да у вас с сердцем совсем плохо, вы там умрете, а нам потом ваш труп вывозить из-за границы!

Здесь уже выразила свое неудовольствие я.

– Я не собираюсь умирать, с какой это стати? И если с моим здоровьем что-то не в порядке, так лечите меня.

– Это не лечится.

– Значит, работать двадцать четыре часа мне можно, а отдыхать вредно – могу от этого умереть?

Она резко протянула мне сложенный гармошкой лист с ЭКГ, на котором, вместо четкого синусового ритма, была изображена фактически прямая линия, настолько редко билось мое, уже уставшее за двадцать три года, сердце.

Возвращалась я на работу в глубоком унынии, не столько из-за своего нездоровья, сколько из-за отсутствия справки. В молодости мы все кажемся себе вечными.

– Ты что такая понурая? – окликнул меня начальник.

Поняв в чем дело, он пожал плечами, удивленно на меня уставясь.

– И зачем ты, спрашивается, целый месяц сдавала анализы, если я сейчас позвоню и тебе принесут эту справку.

Справку мне не принесли, но пригласили зайти в медицинский центр и повторить электрокардиограмму, которую молодые врачи запомнили, так как впервые такое наблюдали у пока еще живого индивида, но ведь какие у них еще были годы.

– Неужели ты не чувствуешь нарушений сердечного ритма? – удивлялись они.

Ничего я не чувствовала до тех самых пор, а вот потом начала чувствовать и поняла, что человеку необходим нормальный сон и отдых.

Лишь когда повторно сделали электрокардиограмму, на которой наблюдались лишь редкие нарушения ритма, мне выдали справку.

В те годы приобрести туристическую путевку за границу было почти нереально, разве что имея рабочую специальность, при этом став победителем соцсоревнования, да к тому же проживая в сельской местности. Кроме всего прочего, путевка за границу стоила очень больших денег.

После окончания института мы зарабатывали такие крохи, что мало кто мог даже мечтать о заграничном туризме, не рассчитывая на помощь родителей. Конечно, все мечтали сразу отправиться в капиталистическую страну – да кто же туда пустит. И когда вдруг предоставилась возможность приобрести путевку сразу в две страны – Болгарию и Румынию, которая стоила шесть-семь моих зарплат молодого инженера, и мама, проработавшая уже немало лет учителем в средней школе и имеющая надбавки к зарплате за стаж, согласилась меня спонсировать, я – эгоистка приняла это как должное. Одно дело – стоимость путевки, но в сумму, которую следовало собрать, входили еще деньги, которые разрешалось вывести за границу на покупки, а для социалистических стран это было 300 рублей, которые меняли у нас на валюту. На эти деньги за границей приобретали вещи, ведь наша страна была страной тотального дефицита. Сейчас, по истечении многих лет, стоит заметить, что многие товары легкой промышленности, да и продукты, производимые в нашей стране, были гораздо лучшего качества, чем те, что мы привезли из-за границы. Ведь дефицитный у нас импорт, столь заманчивый для всех, по которому судили о качестве заграничных товаров, оплачивался бартером за нефть и продавался у нас по заниженным ценам, был отличного качества. У меня завалялась немецкая куртка с тех времен, которая до сих пор как новая.

Но и наличие путевки не решало всех проблем – надо было пройти собеседование в Обкоме или Райкоме, да получить медицинскую справку.

Вот я и отправилась на собеседование в областной центр, ведь путевку я смогла приобрести, отрабатывая после института в поселке, и, конечно, из-за ее стоимости, которую мало кто мог потянуть.

Мы не выбирали ни тур, ни программу, ни стоимость путевки, ни маршрут следования. Как говорится, спасибо, что разрешили увидеть другие страны. Поэтому и отели, и обслуживание во время путешествия было на высоком уровне.

В Болгарию можно было взять с собой тридцать рублей в нашей валюте, меняли там на местную валюту только купюры, номиналом в десять рублей, но курс обмена был очень занижен.

Когда приблизилось время отъезда, позвонил брат.

– Сколько рублей возьмешь с собой? – поинтересовался он.

– Разрешено тридцать, столько и возьму.

– Подумай хорошо, потом будешь жалеть.

Сомнение в моей душе он зародил, и я провела бессонную ночь.

Утром я решилась на эксперимент: одела джинсы в обтяжку – настоящие американские, с которыми приобретаешь вторую кожу, сунула в каждый из четырех карманов по три десятки и вышла на прогулку по проспекту Ветеранов. Теплый ветерок приятно струился мне навстречу. Состояние было комфортным, деньги в карманах не давили. Пройдя быстрым шагом метров двести, я повернула обратно и вдруг увидела летящую впереди меня десятку. Рванувшись за ней, успела все же догнать и спасти последнюю купюру из задних карманов. Скорее всего, кто-то шел за мной и ловил десятки, гонимые ему навстречу легким ветерком удачи.