— Сонджа, скажи пастору Шину, что ты думаешь о браке с Пэк Исэком, — сказала Чанджин.

Сонджа открыла рот, затем закрыла его. Когда она наконец заговорила, ее голос дрожал:

— Я очень благодарна пастору Пэку за его жертву. Я буду работать изо всех сил и служить ему. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы его жизнь в Японии стала лучше.

Исэк нахмурился; он мог понять, почему она это сказала, но все-таки чувства, высказанные Сонджей, опечалили его.

— Да. — Старший пастор сцепил руки. — Это действительно жертва. Исэк — прекрасный молодой человек из хорошей семьи, и для него не легкое решение взять вас в жены, учитывая ситуацию.

Исэк слегка поднял правую руку в слабом протесте, но замолчал из уважения к старшему. Если пастор Шин откажется поженить их, его родители и учителя будут обеспокоены.

А тем временем тот продолжал:

— Вы ведь это понимаете?

— Я допустила серьезную ошибку. Мне очень жаль, что я поставила свою мать в такое положение и накладываю бремя на доброго пастора.

Темные глаза Сонджи сверкнули. Она выглядела еще моложе обычного. Чанджин взяла руку дочери и держала ее, она едва сдерживала рыдания.

— Пастор Шин, она сильно страдает, — выпалил Исэк.

— Она должна признать свой грех и пожелать прощения. Если она попросит, Господь простит ее, — Шин веско произносил каждое слово.

— Полагаю, она этого захочет. — Исэк не хотел, чтобы Сонджа обратилась к Богу таким образом; любовь к Богу, подумал он, должна прийти естественным образом и не из страха наказания.

Пастор Шин пристально смотрел на Сонджу.

— Что вы думаете, Сонджа? Вы хотите, чтобы ваш грех был прощен? — Пастор Шин не знал, понимает ли девушка, что такое грех, объяснил ли Исэк, в чем дело? Как он мог жениться на грешной женщине, которая не отказалась от греха?

— Быть с мужчиной, не вступая с ним в брак, это грех в глазах Бога. Где этот человек? Почему Исэк должен расплачиваться за ваш грех? — спросил Шин.

Сонджа попыталась вытереть слезы с покрасневших щек, используя рукав. В углу глухая служанка могла разобрать часть сказанного, читая по губам. Она достала кусок ткани и подала его Сондже, жестом показав, чтобы та вытерла лицо от слез, и Сонджа улыбнулась ей.

Пастор Шин вздохнул. Хотя он не хотел больше огорчать девушку, он чувствовал себя вынужденным защитить серьезного молодого человека.

— Где отец вашего ребенка, Сонджа? — спросил пастор Шин.

— Она не знает, пастор Шин, — ответила Чанджин, хотя ей самой было любопытно узнать ответ. — Она очень сожалеет об этом. — Чанджин обратилась к дочери: — Скажи пастору, скажи ему, что ты хочешь прощения от Господа.

Ни Чанджин, ни Сонджа не знали, что это будет означать. Будет ли ритуал, например, как когда вы дарите шаману свинью и деньги? Пэк Исэк никогда не упоминал о ритуале прощения.

— Могли бы вы? Не могли бы вы простить меня? — спросила Сонджа старшего пастора.

Он почувствовал жалость к этой девушке, почти ребенку.

— Сонджа, мне не простить все, — ответил он.

— Я не понимаю, — сказала она наконец, глядя прямо на пастора Шина, и всхлипнула.

— Сонджа, все, что тебе нужно сделать, это попросить Господа простить тебя. Иисус заплатил наши долги, но вы все равно должны просить прощения. Обещайте, что вы отвернетесь от греха, что больше не совершите такой ошибки. — Пастор Шин вспомнил жену пророка Осии, которая осталась нераскаявшейся и позже обманула мужа, и нахмурился.

— Мне очень жаль, — повторила Сонджа. — Я больше не буду этого делать. Я никогда не буду с другим мужчиной.

— Разумно, что ты хочешь выйти замуж за этого молодого человека. Но я не знаю, разумно ли его желание жениться на тебе и заботиться о ребенке. Я беспокоюсь за него. Его семьи здесь нет, и я должен убедиться, что с ним все будет в порядке.

Сонджа кивнула, подавляя рыдания.

— Пастор Шин, я считаю, что Сонджа станет хорошей женой, — умолял Исэк. — Пожалуйста, пожените нас. Я хочу вашего благословения. Вы говорите от глубокой и мудрой заботы, но я верю, что это желание Господа. Я считаю, что этот брак принесет мне столько же пользы, сколько он даст Сондже и ребенку.

Пастор Шин вздохнул.

— Вы знаете, как трудно быть женой пастора? — спросил он Сонджу.

Она покачала головой. Теперь ее дыхание слегка выровнялось.

— Вы сказали ей? — спросил он Исэка.

— Я буду помощником пастора. Я не думаю, что от меня будут многого ожидать. Конгрегация невелика. Сонджа много трудится и учится быстро, — сказал Исэк, однако он не думал об этом.

Жена пастора в домашней церкви в Пхеньяне была значительной дамой, неутомимой женщиной, которая родила восемь детей, работала вместе со своим мужем, заботилась о сиротах и о бедняках. Когда она умерла, прихожане плакали, как будто потеряли свою мать.

Исэк, Сонджа и Чанджин сидели молча, не зная, что еще сделать.

— Вы должны поклясться, что будете верны этому человеку. Если вы этого не сделаете, вы принесете гораздо больший позор вашей матери и вашему отцу. Вы должны просить Господа о прощении. В Японии плохо думают о нас, и если вы совершите ошибку, скверно говорить станут о всех корейцах, обо всех христианах. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Я хочу, — сказала она, — я хочу, чтобы меня простили, господин.

Пастор Шин сел на согнутые колени и положил правую руку на ее плечо. Он долго молился за нее и Исэка. Закончив, он встал, предложил паре подняться и довольно быстро обвенчал их.

Затем пастор Шин отправился с Исэком и Сонджей в муниципальное учреждение и в полицейский участок, чтобы зарегистрировать их брак, Чанджин следовала за ними по торговой улице. Ей казалось, что она почти бежала. На свадебной церемонии звучало много слов, которые она не могла понять. Но Чанджин надеялась, что в итоге все будет хорошо, ей хотелось порадовать своего единственного ребенка. Она не ожидала, что свадьба состоится сегодня. Ее собственная свадьба тоже была скорой. Возможно, это не имело значения, сказала она себе. Чанджин отыскала магазин, где продавали хороший рис, и постучала по широкой раме перед входом. В магазине не было клиентов. Полосатый кот прижимался к соломенным сандалиям продавца и счастливо мурлыкал.

— Аджумони, давно не видел вас. — Чхо, продавец риса, поздоровался с ней, он сразу узнал вдову Хуни, хотя она заметно поседела.

— Привет и вам. Надеюсь, ваша жена и девочки здоровы.

Он кивнул.

— Не могли бы вы продать мне белый рис?

— Ва-а-а, должно быть, у вас важный гость. Извините, но мне нечего предложить. Вы знаете, куда все идет, — сказал он.

— У меня есть деньги, чтобы заплатить. — Она положила кошелек на прилавок между ними. Сонджа вышила желтых бабочек на синей простой ткани кошелька — это был ее подарок матери на день рождения два года назад. Синий кошелек был наполовину полным, и Чанджин надеялась, что этого достаточно.

Чхо поморщился. Он не хотел продавать ей рис, потому что пришлось бы просить у нее ту же цену, которую брал с японцев, а он знал, насколько она высока.

— У меня так мало товара, и когда японские покупатели приходят, а его нет, я попадаю в большие неприятности. Поверьте мне, я бы хотел вам помочь.

— Моя дочь вышла замуж сегодня, — сказала Чанджин, стараясь не плакать.

— Сонджа? За кого она вышла замуж? — Он вспомнил девочку, которая держала за руку калеку-отца. — Я не знал, что она помолвлена! Сегодня?

— Гость с Севера.

— Тот, у которого туберкулез? Это безумие! Почему вы позволили дочери выйти замуж за мужчину, у которого такая болезнь? Он умрет со дня на день.

— Он отвезет ее в Осаку. Это не труднее, чем жить в пансионе с таким количеством людей, — сказала она, надеясь, что это будет конец разговора.

Она не говорила ему всю правду, и Чхо это понял. Девушке лет шестнадцать или семнадцать, она на несколько лет моложе его второй дочери, удачное время для невесты, но зачем приезжий женится на ней? Чон, угольщик, сказал, что тот парень из богатой семьи, может, и девушка больна?