Когда сержант отдёрнул полог палатки, внутрь хлынул солнечный свет.

Джамбала присел на корточки, зорко осматривая всё вокруг, не пропуская ни единой мелочи. Всё было перевёрнуто вверх дном, будто здесь резвился взбесившийся динго. Кружка с остатками кофе валялась под складной походной койкой — он запустил туда палец и понюхал. Точно так же он поступил, коснувшись бурой безобразной лужи, расползшейся по полу. Он заметил, что Сэм и сержант переглянулись и поморщились.

Хорошо, что тут сейчас не было красивой ванисуйю.

Он ещё раз, опустив голову и вбирая ноздрями воздух, прошёл по палатке. Вот сюда вбежала красивая ванисуйю. Начала стрелять. Вот поломанные опоры палатки — раненый каторжник выскочил наружу, но разрезов на брезенте не было, беглый попросту дёргал его, крушил и рвал, спасаясь от смерти. А вот здесь, где лужа крови, стоял светловолосый с телом профа на руках.

Джамбала прикусил губу. Картина, нарисовавшаяся у него в голове, не совпадала с рассказом сержанта.

— Это кровь убитого, — сумрачно пояснил тот, хотя Джамбала его ни о чём не спрашивал. — Проф умер мгновенно. Весь их лагерь топтался тут как ошалевшее стадо, — добавил он и с досадой поскрёб лысеющую макушку под форменной шляпой.

— Профессор Генри Монтгомери, — выпалил чей-то голос от входа, — настоящее светило в нашей области, мы все глубоко его уважали и, конечно, немедля принялись осуществлять реанимационные мероприятия.

Это был светловолосый ванисуйю с револьвером. Мистер Шекли, Дик.

— Какие реанимационные мероприятия, — раздражённо отмахнулся сержант, — когда у него горло было располосовано от уха до уха? Овцу и то гуманнее забивают. Ладно, — он повернулся к Джамбале, — что тебя ещё интересует, парень? Сэм, переводи.

Джамбала покачал головой. Ванисуйю бестолково растаптывали тут кровь, но он всё равно чуял — даже если бы не видел, — где именно находился беглый каторжник-Джонс, когда в него попала пуля. Две пули. Кровь другого цвета. Пахнет по-другому. Далеко от входа. Далеко от лужи крови профа.

— У него был нож. Почему он не разрезал палатку ножом? — негромко спросил Джамбала, а Сэм перевёл.

Сержант пожал плечами:

— Ошалел от того, что сотворил, видимо. Почём мне знать?

Джамбала проскользнул в пролом. Недавний дождь действительно почти смыл следы крови каторжника, и он представил, как скулит озадаченная ищейка, потеряв эти следы, скулит и вертится у ног проводника. Но его вело другое чутьё, он сам превратился в беглеца, тяжело дышавшего, оступающегося, зажимающего ладонью рану на плече. Две раны.

Его собственное плечо на миг обожгло острой болью. И отпустило.

Да, он чуял беглеца, становился им, идя по следу. Таков был его дар, ниспосланный Великим Эму.

— Скажи им, пускай идут за мной, — бросил он Сэму и поспешил вперёд, к горам, чувствуя спиной взгляды ванисуйю.

*

Джамбала вытропил каторжника быстро. Тот не придумал ничего лучше, чем отсидеться в ближайшей расселине, а ведь уходить как можно дальше ему следовало именно во время дождя. Очевидно, у него совсем не оставалось сил идти, и он отправился в путь, только когда ливень закончился. Это облегчило Джамбале задачу: после расселины беглец, сам того не зная, будто бы оставлял за собою записки, адресованные ему. То примятые ветки, то несколько пятен крови на валуне, куда он, наверно, присаживался передохнуть, то щедро окроплённый мочой куст.

Единственное, что Джамбала не мог понять — куда и зачем направляется Джонс. Тот просто хотел отсидеться в горах, пока его не бросят искать? Глупо, очень глупо. Ведь Джонс не знал гор, не знал этих мест. Ещё он потерял много крови. «Скоро его раны воспалятся, — думал Джамбала, переходя вброд сильно пересохшую речушку, — и всё его тело охватит огонь лихорадки, знойный огонь, который погубит его».

Сэм, сержант и мистер Шекли о чём-то негромко переговаривались за его спиной, но не окликали, не мешали. И не отставали, хотя Джамбала слышал, как они пыхтят: жирная сладкая еда ванисуйю отягощала их плоть.

Внезапно Джамбала услышал ещё, как сержант сердито прикрикнул на светловолосого:

— А ну-ка, убери пушку обратно в кобуру, сынок! Ещё не хватало, чтобы ты споткнулся и прострелил себе или кому-нибудь ногу!

Тот что-то проворчал, но послушался. Джамбала увидел это краем глаза и окликнул Сэма на языке нунггубуйю:

— Пора сделать привал. Прямо сейчас мы его всё равно не нагоним. Мы остановимся на ночлег, потому что он тоже остановится.

Джамбала предполагал, что мистер Шекли рассердится, и не ошибся. Его красивое лицо побагровело, и он стал похож на индюка, который со своими самками жил во дворе миссии. И заклекотал он, как тот индюк:

— Мы прекращаем преследование, потому что так сказал этот туземный щенок? Но, сержант, вы ведь обещали, что мы настигнем убийцу до заката!

Что всегда нравилось Джамбале — в буше сержант молчаливо признавал его неоспоримое превосходство над собою и никогда не спорил, предоставляя следопыту принимать решения. Вот и сейчас он снял шляпу, привычно потёр лысину и лаконично сообщил мистеру Шекли:

— Парень знает дело лучше вас. Встанем вот тут, у ручья, лагерем, Джонс никуда не денется, мы у него на хвосте.

— Тогда я один продолжу преследование! — выкрикнул мистер Шекли, но сержант в ответ рявкнул так, что у Джамбалы в ушах зазвенело:

— Я вам продолжу! Попробуйте только! Отберу пушку и отправлю в лагерь! Вы волонтёр, вот и подчиняйтесь!

Сэм старательно закивал в подтверждение. Он уже бросил наземь свой вещевой мешок и явно рад был присесть и вытянуть натруженные ноги. Джамбала, на которого тоже упал свирепый взгляд мистера Шекли, привычно придал своему лицу самое деревянное выражение.

Тот яростно сплюнул и опустился на бурый растрескавшийся валун рядом с излучиной ручья. Вид у него сразу стал какой-то пришибленный, словно и не он вот только что тут грозно клекотал. Сэм тем временем начал собирать щепу для костра, и Джамбала споро принялся ему помогать.

После вечерней еды — мясо из жестяных банок и кофейный порошок с кипятком в кружках — Джамбала отправился в кусты помочиться, а потом к ручью — посмотреть на воду и в небо — на звёзды.

Великий Эму, как всегда, спокойно глядел на него сверху, и Джамбале тоже стало хорошо и спокойно.

Он почуял, что к нему кто-то приближается, идёт от костра, но не подал виду. Он и так знал, кто это, и не ошибся. Мистер Шекли, натянуто улыбаясь, протянул ему пачку сигарет и зажигалку, но Джамбала отрицательно помотал головой и так же принуждённо, но широко улыбнулся. Тогда из кармана светловолосого возникла фляга, откуда остро запахло вонючей ядовитой водой, и Джамбала даже отшатнулся. Мистер Шекли хохотнул, пожал плечами и сам глотнул из своей фляги, а потом чиркнул зажигалкой и закурил. Джамбала молчал, незаметно отойдя ещё на несколько шагов и гадая, когда можно будет так вернуться к костру, чтобы не сойти за невоспитанного.

Наконец он с облегчением попятился и услышал, как светловолосый с досадой пробормотал ему вслед:

— Надо же, от какого дикого щенка всё зависит.

Джамбала снова не обиделся. Он был бы не прочь в следующей жизни, по милости Великого Эму, родиться собакой динго. Он улёгся прямо на земле возле костра, не заворачиваясь в одеяло, как это сделал Сэм; сержант остался караулить возле горящих углей, время от времени подкидывая туда щепу.

А Великий Эму всё смотрел и смотрел на Джамбалу, успокаивая. Тот видел это даже сквозь опущенные веки.

*

Они поднялись на рассвете, разобрали бивак и затоптали костёр. Джамбала не сомневался, что беглец ещё ночью учуял преследователей по запаху дыма. Хотя, возможно, он уже заполз в какую-нибудь нору, охваченный пламенем снедающей его лихорадки, и лишился чувств.

Мистер Шекли едва не приплясывал на месте от нетерпения, переминался с ноги на ногу, будто бы ему хотелось по нужде. Его тоже обуяла лихорадка, ведь они вот-вот должны были настичь каторжника.