— Я искренне извиняюсь, — сержант прижал руку к груди. — Мы… э-э-э… раскаиваемся. Злоумышленники больше не придут, вас никто не потревожит. Джамбала? Бери свои пирожные и пошли. Мамке, что ли, отнесёшь? Пошли, пошли к нам, переночуешь, утром съешь их с чаем, а Глори тебе ещё напечёт, — он похлопал следопыта по плечу. — Мы с тобой молодцы.

Джамбала был с этим согласен. И пирожных ему хотелось, и выспаться в мягкой чистой постели. И ещё ему было необходимо поговорить с Эдди наедине. И с его матерью.

*

Он нашёл их в гостинице, сперва учтиво осведомившись у хозяйки, миссис Браун, может ли он подняться наверх, в комнаты киноэкспедиции. Миссис Браун так удивилась, услышав от него это слово, что пропустила на второй этаж, бросив вслед:

— А-а, так ты следопыт сержанта? Я тебя и не узнала. Кто из них тебе нужен?

— Вообще я пришёл к сыну Мэделайн Хаксли, — дипломатично ответил Джамбала. Для ванисуйю все або были на одно лицо, к этому он издавна привык.

Он постучал в дверь указанной ему хозяйкой комнаты, услышал «Войдите» и вошёл.

Мэделайн с удивлением подняла на него глаза от раскрытого чемодана, а Эдди, сидевший за низким столиком и что-то увлечённо малевавший на листе бумаги, вскинулся и засиял, узнав Джамбалу. Потом вскочил и бросился ему навстречу.

— Ты пришёл, ты пришёл, — повторял он взахлёб.

— Эдди, — укоризненно одёрнула его мать. — Веди себя прилично.

Джамбала внимательно посмотрел на неё. Она была бледна и словно осунулась, но под его взглядом гордо вздёрнула подбородок.

Джамбала мягко сказал:

— Простите, мэм, я могу кое-что у вас спросить? — И, дождавшись её озадаченного кивка, продолжал: — Расскажите мне, а где были вы, когда… м-м… когда ваш муж был задержан? Где был Эдди?

Мэделайн тоже взглянула на сына, который вздрогнул и прижался к ней. Она ласково положила руку ему на макушку.

— Он выгнал меня, Хок то есть. Сказал, чтобы я уезжала. Я, мол, дурно влияю на сына. — Она глубоко вздохнула. — Я вынуждена была уехать и как раз собиралась подать в суд, когда всё это произошло. Я услышала новости по телевизору, немедля кинулась сюда и забрала Эдди. Собственно, в этом городе я пробыла мало времени… сильно изменилась, и потому сейчас меня никто здесь не узнаёт. Тебя это интересовало?

Джамбала напряжённо размышлял. Да, он мог ошибаться, но что он теряет?

— А ты, Эдди? — он посмотрел на мальчика. — Ты помнишь, как всё это было?

Тот помотал низко опущенной головой, но потом поднял глаза на Джамбалу.

— Я был маленький, — с сожалением сказал он. — Помню, что я плакал, когда мама уехала, но потом она вернулась, и мы поехали к бабушке Лиз.

— А твой Шу у тебя тогда был? — быстро спросил Джамбала.

У Эдди округлились рот и глаза.

— О… Да. Он всегда со мной, мама купила мне его, я его очень люблю.

— Господи, — развела руками Мэделайн, — опять этот эму. Честное слово…

Она не договорила, Джамбала её перебил:

— А можно мне посмотреть на него поближе? Эдди? — он перевёл взгляд на мальчика. — Ты доверишь мне своего Шу ненадолго?

— О… — повторил Эдди озадаченно. — Конечно! Вот он.

Он кинулся за смирно лежавшим на столике Шу и торжественно вручил его Джамбале.

Тот повертел страусёнка в руках, внимательно изучая. Шу так же внимательно смотрел на него блестящими чёрными глазами. Его клюв и лапы когда-то были жёлтыми, туловище — коричневым.

— Боже. Мне стыдно, — снова вздохнула Мэделайн. — Его просто необходимо постирать.

Джамбала пощупал игрушку. Ему показалось или?..

— Эдди, — сказал он с прежней мягкостью, но непреклонно. — Ты видишь, вот тут, на спинке у Шу, есть шов? Кто-то когда-то распорол его по шву, а потом зашил, не очень аккуратно. Я бы справился лучше. Я думаю, Шу хотел бы, чтобы этот шов опять распороли и зашили правильно.

Эдди совершенно растерялся, снова взглянул на мать, на Джамбалу. Тот ожидал, что мальчик будет возражать, плакать, но в его серых глазах было только безграничное доверие.

— Да, если ты так считаешь, если ты думаешь, что это нужно, я согласен, — проговорил он медленно.

И тогда Джамбала взял поданные ему изумлённой Мэделайн маникюрные ножницы и аккуратно, очень осторожно, что-то ласково приговаривая, распорол шов на спине у страусёнка.

Бумаги были там. Плотный, туго скатанный свёрток, запакованный в полиэтилен. Несколько сложенных вчетверо листов. Мэделайн поспешно выхватила их из рук Джамбалы, развернула, проглядела и подняла на следопыта неверящий взгляд.

— Что это значит? — прошептала она. — Они были здесь? С нами? С Эдди? Всё это время? Все эти проклятые годы? Он спрятал их… — голос её пресёкся, она потрясла игрушкой.

— Да, — коротко обронил Джамбала. — Ваш муж… не доверял вам, не доверял никому… и не знал, куда это спрятать. Он сказал Митчу про тайник в церкви, но это блеф, обман. На самом деле он оставил всё у своего сына, в его любимой игрушке. Он надеялся, что мальчик не расстанется с нею, а сам он выйдет из тюрьмы и заберёт эти бумаги. Или вы их найдёте. Не знаю. Я правда не знаю, о чём он думал.

— Боже… — Мэделайн тяжело опустилась на стул, держа в руках свёрток и с прежним безграничным изумлением взирая на Джамбалу. — Как ты догадался?

Джамбала повёл плечами:

— Великий Эму подсказал. — И улыбнулся от души: — На самом деле это логично, — «логично» было любимым словечком сержанта. — Кто оставался с вашим сыном все эти годы? Только Шу.

— Ты же никому не скажешь? — прошептала Мэделайн и тут же сама ответила себе: — Да, я знаю, ты не скажешь. Господи… спасибо тебе… и твоему Великому Эму. — Она шмыгнула носом, вскочила и крепко стиснула Джамбалу в объятиях. — Господи! Теперь я его всё-таки постираю. Этого Шу. Зашью и постираю.

*

Джамбала проводил их до автостанции, посадил в автобус, помахал Эдди, почти уткнувшемуся носом в мутное стекло, и пошёл прочь.

В рюкзаке у него лежала коробка пирожных для матери и рисунок Эдди. Великий Эму плыл на нём среди звезд и улыбался.