— Это ты ещё подводных лодок не видел, — улыбнулась Варя, смотря с умилением на друга.

«Железный кит? Видел. И внутри него тоже есть человеки? Удивительно» — воскликнул тритон. «Л-люди, то есть», — но вдруг он поспешил исправиться, покосившись на мужчину.

— Это он о военных кораблях? — спросила мама, пытаясь расшифровать, что за «большой железный остров».

— Скорее авианосцах, — уточнил Виктор, но потом, нахмурившись, строго и поучительно глянул на плавающего в восторге Луана. — Парень, вот что я тебе скажу. Раз и навсегда запомни (и своим передай), что бы к военным кораблям даже думать не смей приближаться, а уж тем более к «китам».

«Но меня ведь никто не увидит», — удивился русал, что в своей родной стихии он должен опасаться людей, для которых вода смертельна.

— Ошибаешься. Мы даже не можем знать приблизительно, насколько мощная там стоит аппаратура. Совсем не удивлюсь, если окажется, что они могут заметить тебя намного раньше, чем ты — их. В прошлый раз ничего тебе не сделали, видимо, потому что приняли за какую-нибудь акулу. Но если тебя посчитают опасным или ты окажешься поблизости в разгар полевых испытаний, тебя сметут и не заметят.

Конечно же, такие слова напугали Луана. Было страшно от осознания как того, чем могло закончиться его прошлые знакомства с железными гигантами, так и того, что люди могут изобрести такое, что способно помогать им видеть в воде, как исконно подводным жителям.

— Вить, вот что ты его пугаешь? — отчитала женщина мужа, видя испуг гостя.

— Не пугаю, а умные вещи говорю, — хмыкнул Виктор.

— Мог и поаккуратней, умник, — покачала головой она, хотя с тем, что русала необходимо было предостеречь, была согласна.

На этом разговор об опасности техники был закончен. Но внимание семьи ещё было приковано к гостю.

— Луан, тебе плохо? Может, тебе вернуться в воду? — обеспокоенно произнесла Люба, когда ей на глаза вдруг бросились странные изменения на теле тритона.

Остальные тут же поспешили глянуть на гостя. Но во мраке слабого света свечей мало чего можно было разглядеть, поэтому Виктор потянулся за фонариком. Свет фонарика, упавшего на русала, помог увидеть то, что обеспокоило маму.

Белая кожа русала стала не столь белоснежной, скорее светло-серой, ещё больше посерели его жгутики-волосы. Чешуя местами так же теряла свою белизну: одни чешуйки потихоньку серели, а другие — синились. При этом на хвосте заметно преобладало количество синих чешуек, но чем выше, ближе к лицу, тем серых чешуек становилось больше, а синие — почти полностью пропадали.

«Со мной всё хорошо. Наверное, это из-за тепла», — ответил Луан и сам начал вертеться, чтобы изучить себя.

Русал оказался прав. Потому что изменился он неравномерно: перемены заметней всего на той стороне тела, которая была повёрнута к печи. Хвостовой плавник был всех ближе, из-за чего его изменения больше всего бросались в глаза. Вместо едва различимой синевы чешуек, он уже был почти что по-настоящему синий.

«И правда, лазурный», — ахнула Варя, вспомнив слова Луана о своём настоящем цвете хвоста.

Из-за изменения цвета и без того большой плавник приобрёл ещё большую красоту, стал не каким-то там белым, бесцветным, а ярким, цветастым. Они, жители умеренного климата, не видели морских красивых рыб вживую, а поэтому единогласно сравнили русала с гуппи, живущим у Вари в аквариуме. Из-за схожести чешуи по яркости. Это сравнение показалось забавным, так что все захихикали, но всё же постарались скрыть улыбку, помня, как тритону не нравится, когда его сравнивают с рыбами.

Луана же собственный новый внешний вид очень порадовал, заставил вновь важно приосаниться. Видимо, в нём всё это время теплился страх, что он навсегда останется белым, бесцветным. Однако сейчас он мог убедиться в обратном, быть уверенным, что, вернувшись в тёплые воды, он вернёт себе лазурную красоту своего хвоста.

Так постепенно время нынешнего года неумолимо стремилось к своему концу.

Те самые последние минуты хороший повод подумать, вспомнить этот год. Этому поддались и присутствующие на здешнем скромном семейном празднике. В этом году… было о чём сожалеть, погрустить, подумать, улыбнуться и порадоваться. У каждого будут свои мысли, впечатления. Но несомненно, мысли каждого из них остановятся на хвостатом новогоднем чуде. Вот он, настоящий, такой чужой и странный, но удивительно спокойно вписавшийся в их семейный праздник.

— Луан, приплывай летом, будешь Витьке рыбу на удочку нанизывать, — по-доброму произнесла Любовь. Это скорее была шутка, чем приглашение. Что-то навязывать морскому созданию она не хотела, поскольку правильнее было бы, для его собственной безопасности, его прогнать и убедить вообще больше не подниматься на поверхности.

— Эт я так каждый день с мешком рыбы возвращаться буду. Перед мужиками не удобно будет: не поймут ведь.

— «Не удобно» — это в очередной раз всех родственников и друзей обзванивать, чтобы хоть кому-то твой улов сбагрить. Я тебе говорю, наш номер у половины уже в чёрном списке. А так, может, хоть отвадишься каждый день своими глупостями заниматься.

— Ну, вот не ври. Как лёд встал, я так ни разу и не порыбачил.

— Ещё б ты мне тут на лёд удумал ходить. Потонешь, что нам делать-то, а?

— Не боись, не потону. У нас теперь спасатель имеется. Опыт по спасению он себе уже наработал, — заливисто захохотал мужчина.

От упоминания своего заплыва в холодной воде, Варя засмущалась, Даня так вообще затих, надеясь, что родители сейчас не вспомнят, по вине кого он с сестрой оказался на льду. Луан поначалу заметно насторожился от таких слов, но по дальнейшей реакции человека понял, что это была только шутка. И наблюдая за мужчиной, чей смех оказался уж слишком заразительным, морской гость невольно решил повторить улыбку человека. Только беда в том, что его лицо, кроме области вокруг глаз и частично надбровных дуг, абсолютно не способно к мимике. Вместо губ у него не просто рот, а самая настоящая пасть. Так что то, что у него вышло вместо улыбки, было ещё более неестественно, чем улыбка у Шварценеггера в Терминаторе, и намного страшнее из-за бритвенно острых зубов. К счастью, по наступившему в тот же момент тяжёлому молчанию он быстро сообразил, что был слишком пугающим, и перестал скалиться. Извинившись, тритон загрустил от того, что напугал знакомых. В искренности его извинения нельзя было сомневаться: уши у него были от стыда опущены. Понимая это и вскоре сообразив, чего он вообще добивался, остальные не стали комментировать увиденное, а решили просто вежливо промолчать.

А пока старый год подошёл к концу. На экране ноутбука показались часы, отбивающие последние секунды. Каждый из близких поднял стакан, пожелал остальным всего самого хорошего, чего можно было бы пожелать. В стороне от пожеланий не остался и гость. Пусть для него календарный смысл этого праздника совсем ничего не значит, важнее было искренность всех этих пожеланий. Растерявшийся от стольких хороших слов тритон даже не сообразил сказать что-то в ответ. Впрочем, они и не требовали. Он сделал для их семьи достаточно, именно благодаря ему сегодняшний праздник состоялся, а не прошёл, возможно, в траурном безмолвии.

И под последний бой курантов раздалось цоканье стаканов.

— Луан, сейчас будет то, что я хотела тебе показать, — опустошив стакан, Варя поднялась изо стола и поспешила к другу.

«Огни в небе?» — русал, до этого изучающий и обдумывающую увиденную новую традицию людей, вспомнил об обещанном салюте и заёрзал в предвкушении.

— Да. Давай поближе к окну, отсюда должно быть всё прекрасно видно, — подозвала его девушка. — Только салют издаёт громкие хлопки. Не бойся. Здесь мы в полной безопасности, — заодно постаралась она его заранее успокоить, помня реакцию тритона на громкие звуки. И сейчас она к нему подошла, в первую очередь, чтобы успокоить, если вдруг грохот покажется ему слишком страшным.

Луан точно хотел по-юношески возмутиться, что ничего он и не боится, а просто предусмотрительно не доверяет источникам громких звуков, но не успел. Округу накрыл первый грохот, а небо загорелось от танцующих на нём разноцветных огоньков.