Дела на заводе при новом директоре пошли лучше и лучше, богател завод и всё, что на нём и при нём…
Эпилог.
У трапа самолёта туристов из России встретили приветливые гиды. Осенний день был солнечный и тёплый. Худощавый, почтенного возраста, турист повернулся к своему спутнику, молодому мужчине и с волнением в голосе, сказал: «Ну вот, Петя, мы и прибыли в Германию. Как-то оно там будет…». Молодой мужчина бережно взял за локоть своего собеседника и тоже с волнением в голосе ответил: «Увидим, отец…». В руках и у того, и у другого были букеты полевых цветов, срезы цветов были заботливо обвёрнуты многослойной бумагой.
Сельское кладбище встретило путешественников тишиной. Навстречу им вышел сторож, внимательно посмотрел на приезжих, поздоровался и на понятном для гостей русском языке спросил: «Вы из России, вам помочь?». Старший путник отрицательно покачал головой, а молодой мужчина ответил: «Спасибо, но мы сами…». Было очевидно, что оба путника очень волнуются.
Шагая по тропинке между могил, путешественники с волнением вчитывались в надписи.
– Вот здесь, Петя…
Окликнул почтенный путник молодого мужчину.
Склонив головы, они молча стояли у ухоженной могилы со скромным обелиском, на котором чьей-то рукой чётко русскими буквами были написаны имя, фамилия и дата гибели солдата. И два букета живых цветов с российских просторов. За эти родные просторы сражался и отдал свою жизнь молодой русский солдат Пётр, родной отец молодого мужчины и тоже в память отца названного Петром, которого принял младенцем в свои руки от умирающей юной роженицы с её наказом – быть сироте отцом, возвращавшийся с войны простой русский солдат.
Семеро по лавкам (повесть)
ПРОЛОГ
Звенит ручеёк,
цветёт василёк,
ромашек вокруг лужок,
стёжка в пыли,
счастье вдали,
вдвоём
дойдём,
не грусти …
……………….
Доярки сгрудились около тёплой плиты. Разговор шёл общий и в небольшой комнатке стоял разноголосый галдёж. Дверь распахнулась, и вместе с клубами морозного воздуха через порог шагнул мужчина в овчинном тулупе до пола, с поднятым высоким воротником. «Закрывай, закрывай, быстрее!» – весело загалдели все, обрадованные причине покричать. За исключением телятницы тёти Паши, все доярки были молоды, громкоголосы, находчивы и остры на язык. Мужчина быстро захлопнул дверь и отогнул высокий ворот тулупа. «Вот, так-так, да он же малец! И кто же ты будешь?!» – вопросила, на правах старшей, тетя Паша, оглядывая высокую фигуру. Парень сконфуженно ответил: «Скотник, Илья».
Так на ферме появился молодой скотник, переехавший вместе с родителями с полустанка. Отец Ильи, суровый на вид и малоразговорчивый, определился в сельскую кузню, мать, Нина Степановна, стала работать в местном почтовом отделении.
Была ещё в семье сестрёнка Ильи, бойкая и озорная девочка, с первых же дней поколотившая в детском саду, куда стали водить её родители, злого и сильного Сашку, сына зав. МТФ, до этого ни от кого не получавшего сдачи. Отец Сашки был известен своим злым нравом. Но бесстрашная Маня громогласно заявила, что «мой папа всё равно злее!». Поцарапанный и покусанный Сашка ходил по двору садика, мстительно поглядывал на обидчицу и ждал своего отца. Маня же, как и положено девочке, занялась своим видом и попросила нянечку переплести ей косички, растрепавшиеся в смелом сражении. К огорчению драчливого Сашки, за ним в этот день пришла старшая сестра, а не грозный отец на коне. Сашкина сестра – Зина, совсем не зло посмотрела на Маню и молча увела Сашку домой. Но сам Сашка после этого случая больше не дрался ни с одной девочкой села. То ли ему стало стыдно, то ли он боялся вновь потерпеть поражение «от девчонки», Сашка об этот никому не говорил, но девочки теперь без страха проходили мимо, не опасаясь за свои косички и бантики.
Так вошла в жизнь села новая семья. А летом грянула беда – война. Илья ушёл на фронт добровольцем в первые же дни войны вместе с отцом. Осталась Нина Степановна с Маней. В августе Нина Степановна получила похоронку на мужа, слегла в постель с сердечным приступом. Первую беду вскоре догнала и вторая – похоронка на сына и через две недели Маня осталась одна. Нина Степановна умерла.
За скудным поминальным столом Маня сидела молча, не плакала, словно все слёзы выплакала у гроба матери. Несчастная маленькая девочка. Затем Маня прошла в другую комнату, забралась на кровать и зарылась с головой в подушки и одеяло. Девочка старалась уснуть пока в избе люди, страшась остаться одной. А так, рассуждала сама с собой Маня, она уснёт и проспит до утра, до света. И не будет видеть тёмной ночи в опустевшей избе, наводящей на маленькую девочку тоску и ужас. И Маня уснула.
Проснулась девочка от какого-то звука. И сразу же детское сердце сжалось от не детской боли, не по-детски осознав невозвратную и невосполнимую потерю – смерть мамы. Маня громко, горько зарыдала в голос, одинокая и несчастная. И тут девочка почувствовала, что кто-то наклонился над ней, обнял вместе с одеялом и ласковый голос прошептал: «Не плач, маленькая, я тут, с тобой». Маня быстро сбросила с лица край одеяла и увидала склонённое к ней лицо Матрёны, дочери тёти Паши.
Матрёна всю ночь оставалась в осиротевшем доме, а под утро, приласкав проснувшуюся Маню и не заходя домой, пришла сразу на коровник и молча остановилась перед матерью. Тётя Паша так же молча покивала головой, передала подойник Матрёне и пошла в сельсовет, где уже стоял вопрос о передаче осиротевшего ребёнка в детский дом. На что Тётя Паша ответила, что Маня, не сирота, а с сегодняшнего дня её дочь. Там было воспротивились, напомнили тёте Паше, что у неё самой «семеро по лавкам»! Что муж в пропавших без вести, неизвестно, что с ним, вернётся ли. «Как бы то ни было, Маню в детский дом не отдам», – сказала, как отрубила, тётя Паша и оформила все необходимые документы на себя.
Так Маня вошла в новую семью и стала её равноправной и любимой составляющей на всю жизнь.
МИРУ – МИР! (повесть)
На школьном дворе галдела стайка пятиклассников. Всем было интересно, что сегодня придумал Тихон Иванович?! День был жаркий, и школьники переместились под тень высоких верб с густой кроной тёмно-зелёных листьев. Все поглядывали на двери школы.
Вот и показался Тихон Иванович с двумя вёдрами не гашёной извести. Дети с интересом смотрели на учителя, большого выдумщика и организатора всех летних походов младших классов. Но они в этом году перешли в пятый класс и уже не надеялись, что учитель младших классов что-то приготовил и для них интересное.
«Так, Ивасенко, ты самый талантливый…» – громко сказал Тихон Иванович и сделал паузу. Все ребята дружно засмеялись. Ивасенко Толя был самый хулиганистый и неуспевающий по всем исключительно предметам!
После паузы, дав время отсмеяться ребятам, и с ними и «самому талантливому», Тихон Иванович продолжил: «Как самому талантливому по части ловли мух на уроках…».
Все, в том числе и Ивасенко, опять дружно засмеялись. Ивасенко, которого все ребята звали Толькой – мухоловом, за его пристрастие к ловле мух и действительное в этом мастерство, с готовностью подошёл к учителю, которого любили и души в нём не чаяли все не только школьники, но и все дети, кто его знал. Тихон Иванович молча протянул ему одно ведро с камнями извести – неси! Остальные ринулись ко второму ведру, Тихон Иванович жестом руки остановил их и сказал, что это ведро понесёт он сам, а они понесут по бутылке воды! Как оказалось, бутылки, наполненные водой, уже ждали ребятишек. Первые быстренько ухватили за горлышки по две бутылки, по бутылке в руку. Но Тихон Иванович распорядился, чтоб каждый взял только одну бутылку. «Правая рука должна быть свободна» – пояснил учитель. «Жадины» нехотя отдали вторую бутылку не имущим.
«А теперь, не разбегаться, пошлите» – позвал Тихон Иванович детишек, и все ринулись к нему, чтоб быть поближе. Но мальчишки быстро оттеснили всех девчонок и плотной гурьбой окружили учителя. Толька, естественно, был ближе всех! Многие мальчишки росли без отцов, погибших на войне и само собой, как железо к магниту, тянулись к учителю, тем более, что он был полное воплощение всех их мальчишеских мечтаний о своих не вернувшихся с войны отцах. Война сняла обильную жатву и очень редкой была семья среди детей, где был отец.
