Я позвонил в дверь дома, который мы сняли три дня назад, но не услышал шагов Джен. Открыв дверь своим ключом, я зашел в небольшую гостиную. На столе заметил записку. Взял листок, пробежался по красиво написанным строчкам.
"Стиви, милый. Мы с Марком вылетели в Лос-Анджелес. Отец приболел. Пыталась дозвониться, но ты был вне зоны доступа. Позвоню, как только выйду из самолёта. С любовью, Джен".
Достав из кармана телефон, я увидел, что тот полностью разряжен. Злиться на Джен не имело смысла. Наш брак давно стал носить статус формального. Мы даже спали отдельно друг от друга. Как мы дошли до этого? В какой момент всё начало трещать по швам? Я снял рубаху, бросил её на пол, и лёг на диван, закрывая глаза. Воспоминания стучали в висках.
***
Мне 23. Единственный сын родителей. Отец – владелец сети ночных клубов Лос-Анджелеса и нескольких игорных домов в Вегасе. Я выпускник юридического факультета Калифорнийского университета. Мечтаю стать хорошим адвокатом. Играю за университетскую баскетбольную команду. Баскетбол – моя страсть.
Баскетбол, машины и красивые девушки. Я был разыгрывающим защитником в команде, что означало первый номер. Тренер Митчел часто говорил, хлопая меня по спине:
– Сынок, ты станешь звездой баскетбола!
На одной из вечеринок ко мне подошла девушка. Длинноногая блондинка, студентка театрального факультета того же Калифорнийского. Я помню её блестящие глаза и заразительный смех. Она была полна жизни, как сама природа. Эту ночь мы провели вместе. Через месяц она сообщила мне о том, что я стану отцом. Еще через месяц мы поженились. Отец Джен – промышленный магнат, имеющий связи в политических кругах, и этот брак был на руку обеим семьям.
Но любовь. Её, по сути, не было. Когда родился Марк, я стал уходить из дома. Джен превратилась в истеричную бабу.
В одну из таких ночей я выбежал из квартиры в элитном жилом комплексе, той, что была подарена нам на свадьбу, и, сев за руль новенькой чёрной Феррари, умчался в один из отцовских клубов. Тогда я впервые напился. И стал повторять это каждую ночь. Когда этого стало мало, я попробовал героин. Я стал зависимым. Джен ушла к родителям, забрав с собой сына, а я устраивал безумные вечеринки в опустевшей квартире.
На одной из вечеринок я поспорил с другом, что смогу разогнаться до максимума на своей тачке и вернуться к дому. Но в этот раз удача отвернулась от меня. На полной скорости я въехал в бетонное ограждение и очнулся уже в частной клинике. Перелом основания черепа, множественные внутренние кровоизлияния. Но самым страшным оказалось то, что дорога в мир большого спорта для меня была закрыта навсегда.
Разрыв передней крестообразной связки. Переломы пальцев на обеих руках и наркотическая ломка. Я терял сознание, бредил и снова проваливалась в темную липкую бездну. Джен приходила каждый день, рассказывала о сыне, но это не помогало. И однажды, проснувшись, я увидел сидящего рядом с моей койкой мужчину лет сорока. В руках он держал чётки и потрёпанную Библию. Он читал, я слушал и успокаивался.
С тех пор мужчина приходил постоянно, а после выписки забрал меня в христианский реабилитационный центр. Так началась моя новая жизнь. Пройдя реабилитацию, я заявил родителям и Джен, что хочу поступить в Духовную Семинарию и помогать людям верить в Бога.
Закончив семинарию в 28 лет, я принял сан протестантского пастора. Протестантизм – отдельная ветвь христианства с преобладающими тенденциями современного подхода к священным текстам. Я не должен был носить рясу или колоратку. Я просто проповедовал людям Евангелие и помогал наладить жизнь. Так же когда-то помогли мне.
Когда я услышал, что в далёкой Испании, в неблагополучном районе Полигоно-Сур в Севилье пустует церковь, на которой Ватикан "поставил крест" так же как я на спортивной карьере, я тут же принял решение.
После долгих скандалов и уговоров, Джен сдалась, и мы отправились служить людям. Точнее я. Джен была противна даже мысль о такой жизни. Но её отец, человек алчный и не глупый, заставил её отправиться со мной. Развод был не нужен нашим семьям. Но нужен ли нам этот брак?
Встряхнувшись, я вынырнул из омута воспоминаний, прошел на кухню и взял телефон. Мне даже некому было позвонить. Перед глазами возник образ смуглой, невероятно красивой брюнетки. И её слова о том, что у неё нет телефона. Я бросился в спальню и начал рыться в своих вещах, которые Джен так и не сложила в шкаф. Нащупав коробку, я улыбнулся. Перед отъездом я купил жене новенький смартфон, но так и не успел отдать. Ноги сами несли меня к грузовику.
Бросив коробку на пассажирское сидение, я доехал до круглосуточного магазина и с облегчением увидел за стеклом витрины сим карты. Протянув продавцу купюру, я схватил покупку и как пацан бросился к грузовику, на ходу разрывая упаковку новенькой сим карты. Сев за руль, я помчался в сторону церкви. Проезжая мимо неё, я увидел на крыльце одинокую тоненькую девичью фигуру.
Заглушив мотор, быстрым шагом отправился туда, где сидела та, что завладела моими мыслями. Лайла выглядела больной. Зябко кутаясь в какую-то кофту, девушка плакала. Что могло случиться поздно ночью? Что заставило эти глаза цвета дорогого виски так горько плакать?
Она обернулась и, заплакав еще сильнее, бросилась прямо в мои объятья. Сначала я растерялся, но потом обнял её и убрал прядь волос, которая падала прямо на лоб. Лоб был горячим, девочка была больна. Подняв её на руки, я понёс её к грузовику и усадил на пассажирское сидение. Про себя отметив, насколько она худенькая, почти невесомая. Она не сопротивлялась, только тихо всхлипывала. Я вёз её домой. К себе домой.
Заведя девушку в квартиру, я усадил её на диван и только сейчас увидел огромный синяк, расплывающийся по левой части прекрасного лица. Руки сжались в кулаки, причиняя боль травмированным пальцам, но я продолжал сжимать их и неожиданно для себя самого ударил кулаком в стену. Лайла вздрогнула и закрыла лицо руками. Я в два шага оказался рядом, обнял её, как ребенка и прошептал:
– Прости, милая. Я не хотел пугать тебя. Не плачь.
Я гладил её спину и чувствовал, как её дыхание становится более ровным, а сердце уже не грозится выскочить из груди. Убрав её руки с лица, я заглянул ей в глаза и спросил:
– Останешься сегодня тут? Это ведь отец тебя избил?
Она молча кивнула. Но это не тот ответ, который я хотел услышать.
– Останься тут со мной. Я лягу в другой комнате. Ты ведь знаешь, что я не причиню тебе вреда.
Она посмотрела мне в глаза и, поморщившись, улыбнулась. Губа была разбита. Я уже знал, что завтра, наплевав на каждую из десяти заповедей, я сделаю с её отцом то же самое, что он сделал с этой нежной, как райский цветок, девочкой.
Взяв в руку тонкое запястье, я повёл её в ванную. Она восхищенно осматривалась и молчала. До сих пор не проронила даже слова. Я восхищался силой этой хрупкой и беззащитной девочки. Оставив её в ванной, я сел на диван и вспомнил, что телефон, который я вёз именно ей так и остался в грузовике. Быстро выскочив из дома, я забрал коробку и сим карту и вернулся. Она всё ещё была в ванной и напевала что-то на испанском.
Дверь открылась, и я услышал топот маленьких девичьих ног по паркетному полу. Лайла вошла в гостиную в моей футболке. Футболка была огромной и висела на ней как мешок, но я никогда не видел ничего более сексуального. Заставить себя отвернуться я не мог. Она подошла, села рядом на краешек дивана и, смущенно опустив глаза, сказала:
– Спасибо, Отец Медлоу. Вы очень добры. Но разве миссис Джен не будет против моего присутствия?
Я улыбнулся и усадил девушку себе на колени. Теряя остатки разума, я стал отчаянно растирать руками её спину, плечи и, коснувшись груди, застонал. Щёки Лайлы вспыхнули, но она с готовностью поддалась вперед и сняла футболку, бросив ее к своим ногам, оставшись полностью обнаженной.
Я набросился на неё, как голодный зверь. Целовал грудь и бёдра. Уложив девушку на пол, я раздвинул её ноги и поцеловал в нежный розовый бутон. Она вскрикнула и посмотрела на меня округлившимися глазами. Как-будто никогда не делала этого. Она попыталась сжать бедра, но я сдавил их руками, удерживая раздвинутыми, и продолжил пробовать её на вкус. Лайла застонала. Я посасывал её клитор. Она почти плакала. Услышав всхлип, я остановился и, подняв ее с пола, подал ей футболку.
