– Что? – спросил он тогда, поймав мой пораженный взгляд. Растянул губы в смущенной улыбке.

Нет, у других ребят тоже были татуировки, как и у меня. Но у Леги они были в таких местах, что ни разу ни из-под одного рукава, ни в одной одежде не выглянули. Я вообще думал, у него их нет! А здесь целая картинная галерея.

– Ничего себе ты забитый! – только и выдумал мой мозг, сведенный наполовину от великолепия его тела, – я не знал, что ты настолько сильно увлекаешься татуировками.

– Ага, визжит, как сученька каждый раз. – Хихикнула Ника, тоже выходя из кустов. Я даже не рассмотрел, какой у нее размер груди по привычке, потому что все еще разглядывал изгибы татуировок на теле Леги.

– Да я как-то проспорил Нике, – Лега собрал свои волосы в узел на затылке. Протянул ко мне руку за бутылкой, я отдал, – что она никогда не сможет заработать себе на Харлея в тату-салоне. Видимо, надо было говорить «за месяц» или хотя бы «за полгода». Потому что через год она заявилась в «Абордаж» верхом на новом байке и потащила меня на свою пыточную кушетку.

– Ладно тебе, пупсик, я же знаю, что тебе понравилось. – Бутылка с газировкой перешла к Нике. Ника поморщилась от выпитого и тоже заколола на затылке волосы.

Я еще раз окинул взглядом забитую грудь Леги:

– Что, все за раз сделали?

Байкеры вдвоем прыснули.

– Я б скончался сразу. – Лега повернулся лицом к морю.

– Он так рыдал, – поддакнула вставшая рядом с ним Ника, – пришлось обезболивающее даже колоть».

Я подошел к ним, и все втроем мы направились к шумящим впереди волнам. В море уже плескались Сэм со своей подружкой, Витя и Бродвей. Еще трое из нашей компании сидели на песке, развалившись под солнцем.

– Да, не люблю, когда больно, – вздохнул Лега, – но татуировки люблю. Вот и приходится терпеть.

Я потом много раз вспоминал места, в которых у него татуировки. Наверное, сделаны так, чтобы в больнице никто из пациентов не видел. А то отношение известное к подобного рода украшениям тела. Ладно у медсестер, но если у врачей… Так и представил старушонку, которая катает заявление, чтобы ей сменили доктора, а то «этот-то сидел, поди, наверное! Весь в наколках!».

Я настолько увлекся своими воспоминаниями, что даже не сразу услышал знакомый рокот моторов. Бросил в урну дотлевшую сигарету, встал, торопливо отдувая от себя сигаретный дым. Приветственно махнул рукой показавшимся во дворе байкерам.

– Дарова, – Лега вскинул на меня свои светлые глаза, подняв стекло на шлеме, – ну что, готов?

– Всегда готов. – Я рассмеялся, мгновенно чувствуя, как ведет голову. То ли на старых дрожжах от выпитого вчера коньяка, то ли еще от чего…

– Тогда погнали. – Он кивнул на место за собой.

Я сел на байк, ощутив себя тем самым неуклюжим рыцарем в доспехах, которому вассал почему-то отказался помочь. Запоздало вспомнил, что надо надеть шлем и перчатки. Начал все это впопыхах делать, пока остальные ждали. Вечно со мной так, когда хочу произвести впечатление. Хотя какое впечатление может оказать человек, сидящий сзади на мотоцикле, если он не девушка в обтягивающем кожаном костюме?

Соколы выбрались на окраину города, встали на крыло. Понеслись навстречу разгорающемуся дню по почти пустынной трассе. Я смотрел в спину Леге и кусал губы. Такой невозможно близкий и одновременно с этим далекий, словно северный полюс на соседней натуральской планете. Сильно ли бьют байкеры, если поцеловать одного из них? Если несильно, я готов потерпеть. А если сильно – то не в первый раз. Вот бы Лега знал, о чем я думаю, когда внешне равнодушно дотрагиваюсь до его плеча, седлая байк. Наверное, скинул бы одним ударом локтя. Сразу в сердце и на обочину.

Я тяжело вздохнул, отрывая взгляд от его плеч в кожаной куртке. Нас обогнал спортивный байк Сэма, и я невольно остановил взгляд на его спутнице, приникшей против всех правил слишком близко к его спине. Его подружка (если честно, я не особо запомнил ее имени, потому что Сэм менял девушек слишком часто) обняла байкера, прижавшись грудью к нему, перекрестив руки где-то у него на животе. У спортивных мотоциклов сиденье пассажира немного выше, чем водителя, и можно было бы списать на то, что это ее так прилепило к нему не простой плотской страстью, а банальным недостатком места между двумя сиденьями.

Этим девушкам вообще все можно, подумалось мне, когда я с досадой повернул голову вправо и стал смотреть на пролетающие мимо нас луга с возвышающимися ЛЭПами. Вот даже менты бы не оштрафовали, честное слово, если бы она, не отрываясь от своего байкера, начала медленно высвобождаться от кожаного облегающего костюма, а потом они бы трахнулись прямо на мотоцикле, не сбавляя ходу, под одобрительные возгласы прохожих и благословление родителей, работников ЗАГС и остальных лиц, заинтересованных в деторождении.

Я осознал, что мысли мои становятся все мрачнее и решил, что надо остановить этот клубок. Мы с Венерой Николаевной делали такое упражнение на личных встречах: ловишь себя на неприятной мысли, а затем начинаешь понемногу разворачивать этот нервозный клубок, разматывая нитки и ослабляя узелки. Ловишь ассоциации, определяешь, где ты свернул не туда. Наконец, приходишь к основной причине того, почему тебе вдруг стало так плохо.

Когда в руках у меня остались только распутанные нитки, я осознал, что причиной всему – спина, сидящая сейчас передо мной. Спина и невозможность выразить свои мысли и чувства ее обладателю.

Лега был со мной все это время. Вначале в отделении, затем на приеме, а потом и просто так: в «Абордаже», в телефоне, на выходных. Он даже поначалу подвозил меня до офиса Венеры Николаевны в центре города, потому что подозревал, что я могу слиться и почему-то был чрезвычайно заинтересован в том, чтобы мне действительно стало лучше. А потом мы просто стали общаться с ним почти каждый день – если не лично, то в мессенджере. Списывались утром, делились планами на день. Днем отправляли друг другу всратые приколы и мемы. Иногда обсуждали просмотренные когда-то фильмы и прочитанные книги.

Я даже сначала не понял, как именно все это произошло. Когда конкретно я начал зависеть от того, чтобы прочитать от него совершенно ничего не значащее «Боброе утро!» или «Вправлял только что сустав. Ты бы слышал этот музыкальный хруст». Я иногда даже опаздывал со своими заказами, потому что мы писались с ним с шести вечера и до полуночи. В нашей переписке не было вроде бы ничего конкретного. Но каждое слово, каждое прочитанное сообщение, каждая фотка с его или моей работы – все это вдруг стало для меня очень ценным и значимым. Тем, без чего я, когда выпал первый снег, уже не мог жить прежней жизнью.

Я никогда не влюблялся. До Леги, до его появления в моей жизни. Я это понял совершенно отчетливо. Даже когда мы встречались с Юлькой, когда писали все эти слащавые сообщения вроде бы «Думаю о тебе, малыш» и «Спокойной ночи. Хотя какая она спокойная без тебя в моей постели» – все это было не то, как будто бы я прочитал когда-то учебник о том, как надо подкатывать к девчонкам смс-сообщениями, и теперь усердно работал на зачетку. Я даже смайлики с розочками и сердечками выбирал с тем расчетом, чтобы набрать в ее глазах по максимуму баллов и быть допущенным до ее сисек в кружевном лифчике.

Потом в общении с Антоном я тоже пытался применять ту же тактику. Но там у нас все сводилось обычно к язвительным взаимным комментариям и пошлым шуточкам, от которых было ни жарко, ни холодно. С Антоном у нас был поединок по типу «чья писька больше»: мы докапывались друг до друга, подкалывали, а иногда вообще переставали общаться на пару дней, словно забывали.

С Легой было по-настоящему. Вернее, было бы, если бы мы хоть раз обменялись друг с другом чем-то действительно двусмысленным. Хотя один раз я ему выслал фотку своего утра на балконе, где можно было увидеть босые ноги в шлепанцах, но не думаю, что это был нужный уровень каминг-аута, чтобы мой собеседник враз догадался о моей симпатии.

Ближе к лету, набравшись смелости и по совместительству пива я было набирал ему сообщения вроде «З*бал работать, когда домой? Соскучился». Но потом малодушно стирал последнее слово, потому что звучало совсем уж п*дорски. Палиться так на ровном месте не хотелось. Я думал, что уж лучше хотя бы такое общение, если совсем никакого. Потому что без общения с ним вообще мой мир потускнеет на несколько тонов.