– А я ей, значит, говорю, – пока сына мне не родишь, о месте в замке можешь и не думать! Или я что, должен каждую шлюху, поделившуюся со мной вареником, домой пускать и объявлять наложницей? Ха, много чести! – непринуждённо вёл рассказ Якен Тарлинг, владыка Берлоги.

– Верно-верно, этим бабам спуску нельзя давать, раз дашь слабину – вконец оборзеют, – поддакивал Валад. Вот уж нашёлся знаток – у самого херсира ни одной наложницы не было ни разу, сколько Олаф его помнил. Когда Росби и Тарлинг встретились взглядами, оба расплылись в дружеских улыбках:

– Кого я вижу! Батюшки, да это ж «Герой Виндскара» во плоти, честь-то какая! – прогремел Тарлинг, широко разводя могучие руки для объятий. Якен, громадный детина двух с лишком метра ростом, как и Дастин, был ульфингом, но, кроме диковатого норова, меж ними было мало сходств. Таких крупных людей, как Тарлинг, на севере ещё надо было поискать – торс его был подобен огромной пивной бочке, а руки – стволам деревьев. Широкое лицо с плоским носом украшала жёсткая рыжая борода, такая же лохматая, как и волосы на его голове. Большие глаза под кустистыми бровями смотрели немного ошалевшим, немного подвыпившим взглядом, в котором читалось веселье. Широкая улыбка с плохими зубами редко сходила с этого добродушного лица, и все, кто достаточно хорошо знал Тарлинга, предпочитали, чтобы эта улыбка не сходила с него вовсе – в гневе этот громила был настоящим чудовищем. Его двуручный топор с широким лезвием без труда одним взмахом мог разрубить человека надвое, даже если тот был в кольчуге, даже если удар приходился по ребрам. Якен по праву считался одним из величайших воителей севера, и в грубой силе с ним мог потягаться только один ярл – берс Берроуз.

– Посмотрите-ка, кто вылез из спячки, – в той же шутливой манере отвечал Олаф. – Что, старый медведь, почуял казённую выпивку и тут же прибежал?

– Шутишь что ли, Олаф, когда это я пропускал знатные пирушки? Чтоб ты знал – свадебные попойки самые лютые, как я мог не приехать? Но, что значит «казённая выпивка»? Я с собой привёз мьода больше, чем есть вина во фрестенских погребах, не будь я ярл-медведь!

– Да, Якен, видел твои лангскипы из окна, впечатляет. Ты и твоя выпивка, как всегда, самые желанные гости.

– Ха, ну ещё бы! Такого мьода, как в Берлоге, больше нигде не варят! Да, что уж там, таких мужиков, как я, тоже больше нигде не делают, ха-ха-ха!

– Один лангскип разгрузили, отигнир, – доложил своим дребезжащим голосом Валад, портя веселье, – ярл Якен также швартуется у замка, мы там все не помещаемся, договорились остальные суда разгружать по очереди, и…

– Да-да, я понял, – отмахнулся Олаф, поравнявшись с Тарлингом и вместе с ним отправившись к тронному залу, оставив херсира бухтеть у себя за спиной.

– Ты невесту то покажешь, оленёнок? Жуть, как интересно поглядеть на неё. Кстати, как её хоть звать-то?

– Фрида. Увидишь её на застолье, куда торопиться? Мне вот, напротив, интересно глянуть на Вальгарда – как приехал, ещё не видел его. Мальчишкой он был смышлёным, тогда ещё, во времена свержения конунга.

– Это да, умный соколёнок, далеко пойдёт. Хотя, говорят, заносчивый стал.

– Заносчивый? Что ты имеешь в виду?

– Да ничего такого. Бабские сплетни, не бери в голову, – замялся Якен, однако, не выдержав вопросительного взгляда Олафа, тут же продолжил, – говорят, язык у Вальгарда наперёд ума рыщет. Как сказанёт чего – хоть стой, хоть падай. И своего, и чужого острым словом обидеть может, не подумав. Больше, чем надобно, родом своим кичится. И маглахов лучше всех прочих считает, не в обиду сказано, Олаф. Знаешь, я два года назад тут, во Фрестене, в гостях был, с Леофином кой-какие вопросы утрясал, и, между делом, предложил Финстеру сосватать Вальгарда одной из моих дочерей. Идём мы, значит, со старым соколом, у мальчишки мнения спросить, вопрос ему вместе задаём: «Хочешь себе жёнушку – молодую медведицу?» Так он такую кислую морду скорчил, будто лимон укусил, и говорит такой, с пренебрежением в голосе: «Чтоб жена моя была ульфингой? Вот ещё!». Как тебе такое, Олаф? У меня там чуть борода торчком не встала. Леофин сам от стыда чуть под кладку не сполз, извинялся потом за сына. Очень надеюсь, что он затем устроил ему порядочный нагоняй.

– Вот оно как, – воскликнул Олаф, подражая мимике Якена, – может, он не понял, о чём речь? Или к женитьбе в целом относился пренебрежительно?

– Да надобно понимать уже, что к чему, в четырнадцать-то лет! Особенно, отигниру. В итоге, в тот год мы с соколом ни о чём не условились, а теперь, как видишь, у Финстеров другие договорённости. Да оно, может, и к лучшему – мальчишка сам не понял, от чего отказался, я тебе точно говорю! Кстати, сам-то ты как к этому делу относишься? Никого себе ещё не присмотрел, оленёнок? У меня две дочери незамужние есть свадебного возраста, ещё одна подрастает – выбирай любую! Для «Героя Виндскара» кровинушки не жалко, ха-ха-ха!

– Польщён, Якен, уж я-то не побрезгую, – улыбаясь во весь рот, ответил Олаф, – только я, знаешь, не нагулялся ещё. Ещё пару-тройку лет не хочу себя обременять брачными узами.

– Ха, скажешь тоже, «обременять». Да кто ж ярлу запретит пробовать разные вареники? У меня вот жена есть, окромя неё, три наложницы, и ещё с десяток девиц в городе. И служанок я в Берлогу беру не абы каких, а чтоб с сиськами были, плотненькие, а то худосочных, знаешь, на хмельную голову и раздавить случайно можно.

– Ах, ты ж, старый медведь-развратник, видать, где мёдом помазано, туда и прилипнешь, – расхохотался Олаф. – Тебе бы только вареники собирать да мьодом запивать.

– А чего такого-то? Бабы с сиськами, крепкое пойло да хорошая драка – ради чего ещё жить варангу? Ха-ха-ха!

– Всё верно ярл Тарлинг говорит, – откуда-то из-за плеча поддакнул Валад.

– Кстати, о хорошей драке. Кажется, скоро одна такая намечается, – ловко, под шумок и дружеский хохот ввернул свою тему Олаф.

– Это какая «такая»?

– Якен, слышал про Тортоннинга? Леофин говорит, тот строит новый замок, да ещё и на дочери Караболга женился, уже и обрюхатил её. Новым конунгом себя планирует сделать, не иначе. Надо бы бычару проучить, мне думается.

– Ха, Олаф, ты будешь мне рассказывать про Тортоннинга? Я с прошлого года с ним воюю.

Олаф вскинул брови, изумлённо глядя на Якена. Вот те раз! Для кого-то война уже началась!

– Воиновы портки, Якен, а почему ты никого из ярлов не попросил о помощи? Я впервые слышу о том, что кто-то из ярлов воюет в открытую! Леофин уже надумал вновь собирать коалицию, чтобы выступить против Дофина сообща.

– Пффф, буду я ещё помощи у кого-то просить. Я и сам неплохо справляюсь! Зимой мы славно померились силами у Хьерима – этот хитрожопый ублюдок решил застать нас врасплох, напав в самый разгар месяца топора, когда все были заняты заготовкой леса. Коварная паскуда, одно слово – гаркар. Да только медведей без штанов хрен застанешь – мы его прихвостням рогатым так вдали, что их жалобное мычание, поди, аж в империи было слышно. Потом ещё всю зиму на реке бодались, пока та не оттаяла, – тут Якен сделал паузу, широко при этом улыбнувшись. – И плыву я, значит, чуть ни с поля брани, к соседу на пирушку, чтоб маленько отдохнуть, но не успел я и пинты мьоду хлебнуть, как молодой оленёнок прям у порога мне заявляет: «Якен, а пошли-ка проучим Дофина». Вот так шутеечка! Пойду-ка я, пожалуй, её своим хускарлам расскажу – они под кладку сползут от смеха, ха-ха-ха!

– Фу ты, Якен, откуда мне было знать? До Фростхейма новости доходят в последнюю очередь, если вообще доходят. Погоди-ка, так он, выходит, сам на тебя напал? С чего бы это вдруг?

– А мне почём знать? Он передо мной не отчитывался, просто взял да натравил своих рогатых прихвостней. Может, решил, что мы после драки с шорами выдохлись, а вот хрен там. Мы с Багридом этим засранцам рога-то повыкручивали – один ульфинг в бою трёх гаркаров стоит. Уж этому-то батька мог бы Дофина в детстве научить.

– Какой ещё драки с шорами? Якен, ты что, успел и с шорами поцапаться?