Денис промывает рану перекисью, Лерка сидит, вцепившись обеими руками в табуретку, вся бледная.

– Вот, держи, – протягиваю ему открытый флакон.

– Лей сюда, я стяну, – произносит он, соединяя края раны.

Ждем, пока клей схватится, потом Денис накладывает тугую повязку, моет руки и садится за стол с сигаретой:

– Олег спит?

– Пять утра. Спит, конечно.

– А ты чего бродишь тогда?

– Покурить спустилась, бессонница у меня.

– Перекрылась вчера?

– Отстань, Денис.

– Да и не отвечай, я-то знаю. Тебя веревки всегда вставляли.

Так, все, хватит. Встаю из-за стола и быстро, чтобы он не успел среагировать, выхожу из кухни. В комнате запираю дверь, сбрасываю костюм и носки и ложусь на свою половину кровати. Олег, услышав звук, сонно нашаривает меня и тянет к себе:

– Чего холодная такая? – бормочет мне в затылок, рукой растирая плечо и спину.

– Спи… еще рано…

– Это смотря для чего…

– Олег… ну, серьезно…

Он смеется и выпускает меня из рук:

– Поспи еще, я пошутил.

– Обними меня, пожалуйста, – прошу я, потому что мне вдруг становится холодно и страшно без его рук.

– Ну, что ты, Мари? – Олег снова обхватывает меня обеими руками, крепко прижимает к себе, целует в макушку, за ухо, в шею… – Я же с тобой.

Мой мир мгновенно приходит в равновесие, словно бы в руках Олега заключена какая-то особенная сила, способная оградить меня от всего зла на свете.

Через две недели Олег в отъезде – командировка на Дальний Восток, я уже три дня одна. Осталось еще три – вечность. Осень в этом году странная какая-то, теплая, сухая совсем, конец октября, а дождей толком и не было еще. Но это даже хорошо – можно гулять, не опасаясь простудиться. С другой стороны, такие погодные катаклизмы притупляют внимание, ты расслабляешься и думаешь, что вот так все и будет – сухо, тепло, листики желтые ковром под ногами, красота… И в качестве сюрприза от природы получаешь ливень именно в тот день, когда едешь на работу, не берешь с собой зонт и надеваешь не кожаные кроссовки, а летние, матерчатые. Прекрасно… А еще ведь домой ехать через весь город. Конечно же, я не одна такая везучая, к дождю оказываются не готовы и люди, и коммунальные службы, поэтому на дорогах – ад, пробки, потоп, аварии…

Мое такси ломается аккурат посреди лужи, похожей больше на озеро Байкал, приходится выходить и трусить под дождем к остановке. Самое ужасное, что автобус приходит, но в нем тоже вода на полу – низкая подвеска, из луж все заливается в салон. В общем, несу домой немного водички в кроссовках…

Возле павильона во дворе припаркована машина Дениса, я стараюсь быстрее проскользнуть мимо, но не везет – он выходит с зажатой локтем пачкой сока, булкой хлеба в пакете и упаковкой печенья:

– Ты откуда это? Купалась, что ли?

– А не видно? Тренируюсь к заплыву на открытой воде.

– Садись-ка в машину.

– На фига? До подъезда тридцать метров.

– Садись, говорю, не спорь, мне поговорить надо, – он открывает дверку, кидает на заднее сиденье покупки и засовывает меня на переднее. – Сейчас к твоему подъезду перепаркуюсь. Домой ведь не пригласишь?

– Угадал, – киваю, ежась от холода, и Денис включает печку:

– Так тяжело зонт с собой взять?

– А он бы сильно ситуацию улучшил, что ли? Говори, чего хотел, и я пойду.

Денис паркует машину задом к крыльцу, закуривает, чуть приоткрыв окно, барабанит пальцами по оплетке руля и молчит.

– Содержательно.

– Да не язви ты, ну, что за человек… дай с мыслями собраться.

Я с трудом подавляю в себе желание сказать, что единственная мысль в его голове не нуждается в сборах, но понимаю, что на всякий случай говорить этого не стоит, потому прикусываю язык – в буквальном смысле.

– Вот скажи – неужели меня совершенно не за что любить? – вдруг спрашивает он, и я даже вздрагиваю:

– В смысле?

– Да вот в прямом. Вот просто любить, как это бывает у ванильных? Чтобы не оценивать по тому, как я плетью машу, например, или… ну, короче, если практики не брать в расчет?

– Это странный, конечно, вопрос, но… все заслуживают любви, и ты не исключение. Не понимаю только…

– Врешь ты все, Мари, – вдруг с горечью в голосе произносит Денис и отворачивается. По стеклу машины бегут капли – как слезы.

– Почему вру? Я, наверное, тебя любила – сначала. Ну, потому что как иначе? Как иначе можно позволить делать с собой то, что я позволяла тебе?

– Из-за любви, получается, спину под плеть подставляла? – кривится он, кусая нижнюю губу – всегда так делает, если злится и пытается это в себе удержать.

– Получается, что так. Знаешь, я иногда думаю, что ты во всем виноват. Не мы оба, как принято думать, а только ты, – я закуриваю, чуть приоткрыв окно. – Ты меня не перебивай сейчас, я, возможно, никогда больше этого не скажу. Ты совсем ведь с катушек поехал, тебе нужно было все дальше и дальше – в Д/с. А я не хотела и не могла, ну, не мое это все, ты-то должен был понять. Мы с тобой в Теме взрослели параллельно, рядом – но почему-то тебя тянуло в Д/с, а меня только в С/м. Мы бы все равно разошлись, Диня, рано или поздно. Может, так, как вышло, было даже лучше, легче – вроде как ты поступил согласно своим практикам, а я получила то, что нужно мне. И если бы ты не кинулся меня возвращать всеми способами, мы давно были бы счастливы и общались нормально, а не так, как теперь – как два волка, которые только и ждут, кто кому в горло вцепится.

– Ты всегда первая успеваешь, – не выдерживает он, и я морщусь:

– Ведь просила же… – Денис поднимает руки вверх, и я продолжаю: – Ты мог остановиться, у тебя куча возможностей была для этого. Я до сих пор не понимаю, чем я тебя так зацепила, что ты столько лет никак не можешь все это пережить, отпустить. Лерка ведь во многом лучше меня, неужели ты не видишь? И она тебя любит.

– А налево все равно заворачивает.

У меня по спине бегут неприятные мурашки – не хватало еще, чтобы Денис начал выяснять этот вопрос.

– Да никуда она не заворачивает, что ты зациклился на этом…

– Мне просто всегда было интересно – ну, почему нижние изменяют своим Верхним с бабами, а? Типа – с женщиной за измену не канает, что ли? И ведь кого ни возьми.

– Чушь какая-то…

– Ага! Ты в Москву от Олега бегала – к бабе. Лерка от меня бегает – к бабе. Ленка Историку изменила – с бабой…

– Ленка изменила?! Ты совсем больной, что ли? – потрясающее, конечно, лицемерие, никогда за ним такого не замечала. – Это же вы их тогда заставили. Вы оба – ты и Историк, и Север еще ввязался, как обычно!

Денис морщится:

– Ну, ты сама-то веришь в это «заставили»? Почему я тебя никогда не мог заставить? Потому что ты не хотела и не согласилась бы, если бы я даже тебя в кровищу запорол. А эти… Ирка вообще шлюха, ей, мне кажется, поровну – Лерка это была бы, кто-то другой, ты, например…

– О, вот тут бы она сопротивлялась, – не выдерживаю и захожусь хриплым смехом, вызывающим боль в горле. – Ира с большим энтузиазмом переспала бы с бомжами на помойке, чем со мной.

Денис хмыкает и качает головой:

– Здорово ты ей поперек горла застряла.

– Мне все равно.

– Не сомневаюсь. Ты вообще странная, Мари – тебя почти невозможно задеть чем-то.

– Не выдумывай. Уж ты-то точно знаешь, чем и как меня задеть.

– Перестань, – морщится он. – Знаешь, когда у меня в голове что-то повернулось? Летом, когда ты ко мне на день рождения приехала без Олега. Нет, даже чуть до этого – когда с Леркой вдвоем. Помнишь, мы на кровати еще с тобой лежали? Я тогда подумал – как я мог ее отпустить? И как мог потом… – он закрывает лицо рукой всего на пару минут, мне даже чудится в этом жесте что-то театральное, но, когда Денис убирает руку, я вижу, что воспоминания даются ему с трудом, вроде как даже с болью – почти как мне. – Не понимаю, Мари, почему ты меня не посадила. Ведь могла же – доказательства были, я никуда не скрылся, куда бы делся-то…