Я опять там же, где ждал меня отец. Он посмотрел на меня. Возможно, мне показалось, но по его щеке катилась слеза.

«Сынок, торопись», – сказал он, – «Расскажи тем, кто тебя послал, всё, что видел. Скажи, что их давний враг не исчез. И передай привет деду».

Последние слова я слышал, будто отец их произносил в глубоком подвале: глухо и почти неслышно.

«Разряд!»

Пиииииииииииииии – шмяк! Мое тело подбросило.

«Романо! Камфару в сердце!»

Я приоткрыл глаз, посмотрел на суету вокруг меня и….

24 июля 2009 года

Да простит меня Бог, и любой читающий это за то, что сейчас я накарябаю. Образец тавтологии. Но иначе я выразить свою мысль не смогу. Итак, я приступаю:

Что я могу сказать? Что тут вообще можно говорить? Если я скажу, что я шокирован, это значит я ничего не скажу.

Я раздавлен. Размазан. Расплющен. Прибит и плотно придавлен.

Всё, на что намекал мне шеф – правда. Я просто в …. Не стоит выражаться…

Пишу сегодня. Спустя десять дней от даты первого «путешествия», после которого я вряд ли смогу уже стать прежним. Всё, абсолютно всё перевернулось, встало на уши и перевернулось вновь. И самое главное – я видел отца. Десть лет… Десть долбаных лет я жил, ощущая его присутствие и не понимая, что могу его видеть. Шеф! Мать вашу через полотенце! Где вы были все эти годы? Какого хрена я так мучился? Даже спустя пять лет после их смерти вы могли найти меня, и дать возможность испытать счастье. Пусть кратковременно. НО! СЧАСТЬЕ! И плевать. Я даже согласен был сдохнуть, лишь бы быть рядом с ними. А теперь….

Одно утешает. Уходя оттуда, я слышал чётко, как отец сказал, что мы с ним свидимся позже. И при этом визите я смогу с ним даже обняться. Как же мне не хватает прикосновения его руки. И прикосновений рук мамы… бабушки… Он просил жить. Жить долго. Что ж, папочка… Я выполню твою просьбу, чего бы то мне не стоило.

Теперь попробую вспомнить то, что произошло со мной после «путешествия».

Итак, я был выдернут (или выкинут?) из мира мёртвых. Как утверждал шеф, с одной стороны меня выдергивал Романо, будучи, фактически, за моей спиной, и контролируя действия всех мертвых душ, находившихся в округе. Также он бдительно следил за тем, чтоб я не подвергся тлетворному влиянию чувства страха. Как говорил мой надсмотрщик, я справился весьма достойно. Почти испугался. А «почти» не считается (это у Романо такие шуточки).

С другой стороны меня вытаскивал оттуда сам шеф. Дефибриллятор, камфара, интубация, и прочая, прочая, прочая… Романо утверждал, что меня вытаскивали ровно три минуты. Я открыл глаз, что-то произнес на русском матерном и вырубился на час. Но я был просто в глубочайшей несознанке. Я был жив, я был здоров. Мир мёртвых захлопнул свои врата и моего обязательного присутствия в его чертогах не требовал. Когда посредством нашатыря я был приведен в более-менее вменяемое состояние, я поведал всё что было. Когда я рассказал, а затем по приказу шефа повторил описание того, черного урода, ну, того, что имел «лик чёрен и ужасен», превращаясь из человека в какой-то мистический скелет, Петровичу поплохело. В чувство его привели ваткой с нашатырем и бокалом какого-то гнусного пойла.

В результате, когда я закончил свой рассказ, меня можно было спокойно отдавать таксидермисту. Шеф милостиво разрешил меня отправить спать и отдыхать.

Вырубился я быстро. Не было ни снов, ни видений. Ничего. Просто пустота и белый шум.

Пробуждение же принесло массу впечатлений.

Во-первых, я прекрасно помню, что вырубался лежа на койке в медицинском центре в Парголово. А вот очнулся ото сна я уже у себя дома. Как я сюда попал – для меня было бы по сию пору загадкой, если бы Романо честно не сказал, что по распоряжению шефа, когда мое состояние стабилизировалось, он взял холдинговский микрик и отвез меня ко мне домой. Встретив мой недоуменный взгляд, он понял, отчего я на него так вылупился. И с удовольствием пояснил: меня везли глубокой ночью. А особо любопытных соседок, у которых помимо страсти совать повсюду свой длинный мерзкий нос и длинноязыкости есть еще и бессонница от недалекого ума, сам Романо, лично, напугал так, что теперь они не страдают энурезом, а наслаждаются им. Потому как, Романо видеть более не желают, а, по сему, предпочтут деликатную проблему вечному страху.

Во—вторых, когда я очнулся, то достаточно продолжительное время не мог понять, как долго я пребывал в таком овощном состоянии. И только когда включил телек, увидел, что валялся я не много ни мало, а пять дней. Но, позвольте… Хоть убейте меня, но не понимаю, а как я на горшок… я туда ходил?

И, в-третьих, когда я очнулся, пришел в себя, ну, да, относительно пришел в себя, то обнаружил на мизинце левой руки серебряный перстень. У меня такого не было. Перстенёк безумно классный. Делал явно не ювелир, а какой-нибудь скульптор. Ах, да… В общем, это перстень представлял сбой двух переплетённых между собой змей, ползущих в противоположные стороны. Но один гад был якобы живой. Ну там кожа, глаза на месте, все дела. А вот вторая змеюка – мертвая. Просто ползет голый остов. Скелет. Не спорю – работа просто фантастическая. Но я не мог и по сию пору не могу даже немного его снять. Он держится на моём пальце так, как будто там суперклеем намазали и нитками пришили для верности. К концу второго дня моего бодрствования мизинец распух от многократных попыток стащить этот перстень с пальца. Ладно, пока не трогаю его. Встречусь с шефом – спрошу.

На восьмые сутки мне позвонил шеф. Сказал, чтоб я выходил. Он успел соскучится по своему смелому сотруднику. Ага…. Отвага и слабоумие наше кредо.

И главное…. О каком деде говорил папа?

14 августа 2009 года

Donc… Ой, прошу прощения, после общения с моим французским коллегой, язык потомков воинственных галлов имеет свойство застревать в зубах.

Итак, мой юный друг, вот и прошло почти два месяца с тех пор, как вы поступили ко мне на службу и в учебу. Признаюсь, стало заметно насколько сильно вы преуспели в отдельных дисциплинах. Однако ж, вынужден сказать, что пока вы не видите ни сути, ни цели ваших трудов. Что ж, возможно, в том есть и моя вина. Видимо пришла пора приоткрыть немного завесу над тем, к чему я вас готовлю. И прежде, чем мы займемся основными вопросами, мне хотелось бы знать, что вам известно о заклинателях, волшебниках и магах? М-да… вижу, вижу сугубо светское образование. Что ж, ничего удивительного, что вы не видите никакой разницы между магом и заклинателем. А между ними, да будет вам известно – невероятная пропасть.

Ладно. Сегодняшнюю беседу мы посвятим разбору того, кто есть кто в мире необычного, необыденного и как кого различать. А также у кого какие шансы стать живущим в двух мирах.

Итак, в мире тех, кто может больше, чем обычные люди, есть и кто находится у подножия пирамиды способностей, и те, кто возвышается над всеми. Начнем с самых низов.

Первыми в градации идут заклинатели. Увы, современная попкультура возвела заклинателей в ранг подлинных волшебников, хотя, по сути, они таковыми не являются. При этом заклинателей можно разделить на две неравные группы.

Первая, наиболее многочисленная, увы представляет собой всего лишь сборище волшебников – инвалидов, если мне позволено будет так высказаться. Чтоб моя аналогия до вас дошла, представьте себе человека, у которого нет ног, или рук, или он онемел. Для относительно полноценной жизни ему требуется или костыли, или протезы, или, допустим, ларингофон.

Их неспроста называют «заклинатели». Они не в состоянии в полной мере управлять своими сила, потому что сил у них почти нет. Нет, я не хочу сказать, что труда и упорства им надо бы подзанять. Ни в коем случае. Зачастую, трудолюбия и упорства у заклинателей много больше, чем у magus verum. Но, такова их природа, что возможностей и сил у них – минимум. И именно поэтому, они вынуждены произносить придуманные ими заклинания вслух, громко и четко, размахивать «волшебной» палочкой (жезлом, посохом), совершать бессмысленные, по своей сути, пассы руками, дрыги ногами в заветной мечте достичь определенного результата.