Девушка прошла в западное, не жилое, крыло основного дома и там уже со злостью и наслаждением пинком открыла дверь, не заботясь о грохоте или о том, что она может что-то сломать. У косяка вполне могли стоять как и бутылки, так и ящики, так и мешки, так и пустые кувшины. Порядок-то на пивоварне кое-какой поддерживался — всё всегда было под рукой. Да только Элизабет было до злобы всё равно. Большая комната частично освещалась лунным, призрачным светом. Не слишком яркими или же достаточным, чтобы чётко различать интерьер: столы, скамьи, полки и, чёрт знает что ещё. Утвари тут хватало, как и различных приспособлений для заготовки, варки, само применения коих постоялица ещё просто не успела узнать. И не слишком-то хотела. Зато вот расположение бутылок в разных погребах и их сортировку, зависящую от содержания, успела понять. Здесь имелось от самого вина до креплёных наливок. Продуктов хлебного брожения было не шибко много: всего лишь два сорта. Кармела говорила что-то в духе: солод слишком уж дорого обходится, чтобы увеличить производство, а самой выращивать хоть тот же овёс очень не с руки. Бетти презрительно усмехнулась, направляясь к погребу с бутылками обычного вина, которые должны были выкупить на продажу через месяц или два. Открыла люк, спустилась вниз в прохладу. Незримые ряды на специальных подставках, сохраняющих единственно верный наклон бутылок на этой стадии. Всё строго под учёт, но девушку это не остановило. Наугад схватила стеклянное горлышко и начала подниматься по крутой скрипучей лесенке, придерживаясь рукой за кромку прохода. Люк с лязгом захлопнулся за ней. Точнее это девушка сама толкнула его посильнее, злорадно представив, как одна из стоек падает, как каскадом падают бутылки и бьются вдребезги, и как алые винные приливы смывают их. Однако ничего такого не случилось, и Бетти подошла к столу подле одного из освещённых окон. Там были и мерные стаканы, но девушку, пребывающей на какой-то грани падения, интересовало лишь то, чем можно было бы отковырнуть пробку. Штопора, вопреки всей логики, не нашлось. Зато отыскался небольшой ножик. Минут десять нынешняя Олин Дэкен без особого толку крошила затычку в тщетных попытках её подцепить. Затем желание разбить эту бутылку начало опасно набирать силу, и девушка просто протолкнула препятствие вместе с крошками внутрь. Повился пока ещё тонкий и звонкий запах вина. И девушка не откладывая сделала большой глоток. К разочарованию это оказалось кислое, сухое. Терпкий напиток обжигал горло, отдавал жаром в нос, проскочил в желудок и продолжил какие-то секунды догорать там. Не слишком-то вкусно, но Бетти знала, что через какое-то время это потеряет значение, поэтому сделала ещё один большой глоток, морщась. Выдохнула и пожалела об этом: отдышка была не лучшей. Поставила початую бутылку на щербатый стол. Зарылась пальцами в волосы у лба, прошлась туда сюда. Было бы неплохо хоть чем-то закусить, но идти до пищевой кладовой далеко. Пусть её вывернет прямо здесь — она и убирать не будет. Красивое личико исказила гримаса, девушка вновь ухватилась за горло бутылки, сделала глоток, прошла к окну. Белые, застывшие волны снега с какими-то тёмными ямами искрились в полотне света, создаваемого луной. Оно было почти осязаемым, ложилось на сугробы. Ровная, вылепленная ветром целина, ничего нового. Тут отчего-то волосы на руках и затылке встали дыбом. Целина ли? Бетти замерла не завершив глотка, несколько капель вина упали на рубашку. Ну как же она сразу не увидела. Цепочка следов. Человеческих. Такие оставляют, например, снегоступы. Линия чётко и вполне себе ровно вела от леса к забору, огораживающим сады. Сейчас лысые и дающие свободный обзор. От обширных садов к дому. К их дому.
Пальцы похолодели, сама девушка замерла, боясь и вдохнуть. Как будто кислород приносил с собой и неизбежный следующий вывод. Очень уж неприятный, полный простого ужаса и несгибаемой логики. Они, она и Кармела, были одни на многие мили вокруг. Ни соседей, никого. Никакой помощи. Они одни, и кто-то пробрался к ним. Потому что даже сейчас, основываясь лишь на полученном опыте, Бетти справедливо предположила, что в такую погоду просто так никто не пришёл бы погулять, да побродить вдоль сооружений. Следы были вполне свежими, раз снегом их ещё не замело. Кто вообще мог пешком к ним дойти и проникнуть? Зачем? И это заставило оцепеневшую девушку начать двигаться. Она развернулась, роняя початую бутылку из рук прямо на пол, и рванула в тёмный коридор. Мелодичный звон разбившегося стекла раздался уже где-то далеко за спиной. Он-то и заставил Бетти попридержать свой бег. Шум. Ей нельзя шуметь, ведь кто-то, статся, уже рыщет по просторному дому. Или кто-то уже мог услышать её. Руки интуитивно поднялись ко рту, дабы приглушить дыхание, сбившееся от страха и растущей паники, на тяжёлое. Она, стараясь сохранять ночную и ныне гнетущую, давящую на нервы тишину, продолжила путь так быстро, как представлялось возможным. Ноги в домашних, потёртых тапочках создавали лишь негромкий, приглушённый звук шагов. Слух обострился: удары собственного сердца казались просто оглушительными. Они отдавали в виски, в уши. Даже на шее отчётливо ощущалась пульсирующая артерия. Может, дело было в тех щедрых глотках вина? Может, ей просто померещилось? Бетти потрясла головой, выкидывая эту мысль, даже если и так, то рисковать не стоит. Интересно, есть ли в доме оружие, хоть какое-то? В тёмных проходах ей никто не встретился, и никаких подозрительных шумов не доносилось. Успокаивая свой мандраж, девушка дошла до лакированной дубовой двери, отсекавшей рабочий мир от личного уголка владелицы пивоварни. Попыталась толкнуть и обнаружила, что та заперта. В памяти лихорадочно запрыгали воспоминания и мысли: запирает ли женщина дверь на ночь обычно? Облегчённо выдохнула, вспомнив, что да, и начала стучать в дверь. Настойчиво, не слишком громко, но продолжительно. Несколько раз оглядывалась во мрак коридора, боясь либо увидеть там незнакомца, либо ощутить на шее чужую, душащую руку. Спустя мучительно долгие минуты по ту сторону послышалось ворчание, перешедшее в слабую ругань. Пока ещё беззлобную. Послышался шорох и щелчок запорной задвижки, и дверь открылась.
— Чего тебе, Элизабет-Олин, — Кармела стояла в ночной сорочке, достаточно откровенной для её фигуры, и ещё сонно смотрела на пришедшую.
— Там следы на снегу. Из леса, — выдохнула Бетти, обдав старшую винным дыханием.
Взгляд серо-зелёных глаз прояснился ото сна. Теперь женщина пристально оглядывала силуэт. Увидев характерные винные пятна на вороте халата и рубашки, хмыкнула и прищурилась.
— О каких следах ты толкуешь, милочка? Уж не упилась ли ты до горячки? — она упёрла руки на широкие бёдра. — Сколько ты уже успела вылакать?
— Человека, — ответила девушка и попыталась зайти внутрь комнаты, ощущая затылком смутную угрозу куда большую, чем, злеющий прямо на глазах, вид Кармелы.
— Нет-нет, стой, милочка, — та преградила рукой путь в свою спальню. — Что это ты творишь посреди ночи? Напилась пади. Ты вообще думаешь, что ты творишь, а?! Неблагодарная паршивка. Ты живёшь тут задарма, работаешь из рук вон плохо, а теперь ещё…
Наверняка, тирада продолжилась бы, и тогда бы обе они разругались бы в пух и прах. Но на тот момент Бетти просто пропускала всё мимо ушей. Им грозила, возможно, уверенности поубавилось; опасность. Поэтому она просто протаранила руку и ввалилась внутрь, отметив, что ноги самую малость заплетаются.
Отметка об этом мелькнула где-то на краешке сознания, и особого значения не приобрела. Да и как-то все эмоции притупились, осталась лишь идея о том, что надо донести всю ситуацию. Женщина было двинулась за ней, может, чтобы выставить за порог — сил ей наверняка бы хватило, дабы вышвырнуть отощавшую за последние месяцы девицу; однако та круто развернулась, беспорядочно хватаясь рукой за стенку, и ещё раз произнесла уверенней:
— Там следы снегоступов, свежие. Идут к нам из леса. Целина и эти следы. Кто-то либо вокруг нас обошёл, либо прямо к нам.
