– Ты сказал, что боги помогли вам. И чем же это? – пискнула юная Углеша, слушающая Гуннара, раскрыв рот.

– Ну как же…Сам Волхов обернулся вспять. Воды его, что шли нам прежде навстречу, вдруг обратились от нас, подхватив наши корабли и устремив их на юг…– слова Гуннара больше походили на выдумку. Однако на сей раз он сказал правду, хоть и не ведая оснований случившегося. Конечно же, он не знал, что Волхов иногда, и правда, меняет направление своего течения в связи понижением уровня воды в озере Ильмень и за счет подпора притоков. Такое становилось возможным из-за небольшого перепада высот между истоком и устьем реки. Как бы там ни было, в ту осень сие для спешащих варягов явилось поразительным подспорьем, похожем на помощь богов. – Быстро и легко донесло течение нас до самого Новгорода…Веслами как следует гребли всего несколько раз.

– Разве можно заставить реку литься в обратную сторону? – недоверчиво пропищала Углеша.

– Клянусь Одином, наш князь и реку заставит бежать от него и равниной сделает лес, хаха, – рассмеялся Гуннар. – Так что запаситесь терпением, долго еще. А эта серая галка на карте – лишь Ладога, но не Дорестадт…

– Кто же только изобразил эту карту…– вздохнула Дива, отчего-то бережно проведя ладошкой по наскоро накаляканному изображению.

– Твой муж и изобразил, – подтвердил Гуннар то, что мельком пронеслось в голове Дивы, оставив в ее голове лишь неясный след. – Теперь живо на лавку, – поторопил дружинник женщин. – Будем скоро причаливать.

****

Ладога представлялась Диве несколько иначе. По рассказам, она помнила, что это крупный город с громким торжищем, множеством пристаней и гостиных домов. Сюда, кажется, везли товары с трех сторон света. Но действительность оказалась намного скупее. Избы, разбросанные по берегу, где сливались Ладожка и Волхов, образуя с двух сторон водную стену. Хлипкие частоколы с открытой стороны, обозначающие, наверное, какие-то границы и защищающие разве что от голодных зверей зимой. Такой прекрасную Ладогу сделали пожары и набег варягов, постигшие эти края несколько лет тому назад.

Но было нечто, что совершенно поразило Диву, сумев вырвать ее из тяжелых дум – яркий синий ковер, застилающий пролески и берега.

– Как красиво…– вырвалось у Дивы, забывшей на миг о своих горестях.

– Печеночница…– отозвался Перята, заправляя непослушную штанину в сапог. Этого гридя вместе с Прохором и Надежей отправили сопровождать Диву. А позже выяснилось, что его родители были родом из Ладоги. – Раньше всех цветет, лишь только снег сойдет. Видно, сила большая в ее корневище спрятана…

Если бы Дива вышла замуж за ладожского княжича, как было условлено, то вот какой город достался бы ей. Слабый, но красивый ранней весной. Впрочем, сие уже ее не заботит.

****

– Я хочу выйти к ней…– Перуника перегородила путь Миронегу, спешащему навстречу важной гостье, дабы лично поприветствовать ее на Ладожской земле.

– К кому?! – не сразу понял Миронег, на ходу расправляя рукава. А когда догадался, о ком идет речь, выпучил глаза на сестру, – к жене Рёрика?!

– А что такого?..– невозмутимо пожала плечами Перуника, повторив свой любимый вопрос. О прибытии гостей было известно заранее. И княжна Ладоги провела время ожидания с толком. Она надела свое самое вольное платье, легкомысленно распустила волосы, а на руки нацепила половину имеющихся браслетов. Ей хотелось казаться счастливой и беззаботной перед той, которую отправили в ссылку. – У нас ведь с ней так много общего…Маленькие дитяти…Один муж…

– Это ее муж, а не твой…– зашипел Миронег, нависнув над сестрой. – Не смей говорить с ней! Тем более об этом! Даже приближаться к ней не вздумай…

– А тебе-то что?! С кем хочу, с тем и говорю! – огрызнулась Перуника.

– «Мне-то что»?! – возмутился Миронег. – Ты родила ребенка, заявив, что отцом является Рёрик! Ты родила ребенка, будучи лишь…– Миронег даже запнулся, пытаясь подобрать нужное слово.

– Я не была ему женой или наложницей, о которой бы все знали и говорили, это так, – Перуника взяла нить разговора в свои руки. – Однако это все неважно. Главное – не прошлое, в котором каждый из нас наделал промахов. Главное – будущее. В котором я стану ему женой…По крайней мере, в этом городе, – откинув за спину волосы, Перуника принялась наступать на брата. – И он признает моего сына как своего…И женится на мне. Ведь его Дивы больше не будет. Это сейчас я пока никто. Но в следующий приезд Рёрика я стану важнее, чем ты сам! – голос Перуники становился все громче. Она по-прежнему надвигалась на Миронега, словно собираясь ударить его. На сей раз руки ее были уперты в бока, а взгляд уже давал пощечины молодому князю. – Тебе следует усвоить, братец…Скоро ты окажешься лишним. Я родила Рёрику сына, и ты будешь ему больше не нужен! Ты станешь только мешать! Ему не нужна твоя дружба, если будет сын, который сам станет хозяином Ладоги!

– Ах ты, змея! – Миронег замахнулся и ударил Перунику по лицу, которая, несмотря на боевой вид, не была готова к схватке и упала на пол. Ее щека рдела, но сильнее боли были муки уязвленной гордыни. Ее всегда возмущало то, что Миронег считается главным и стоит над ней, хотя она старшая из детей в семье. – Вот какие мечты ты лелеешь…– Миронег накренился над Перуникой и отвесил ей еще одну оплеуху. – Никто не встанет между мной и Рёриком! Особенно такая потаскуха, как ты…

Перуника была достаточно умна для того, чтоб не продолжать ссоры, которую затеяла сгоряча и уже пожалела об этом. Первоначально она не собиралась выдавать своих чувств и тем более замыслов. Однако не сдержалась, как это часто бывало с ней в последнее время. Она пеняла на молоко, которое распирало ее грудь. Молочный запах сводил ее с ума. Ей казалось, что она теперь всегда будет пахнуть едой. Она больше не женщина, а дойная корова. И она не ощущала в себе той уверенности, что была с ней прежде, еще до беременности. Она стала плаксивой и обидчивой, хотя раньше не отличалась такими свойствами. Даже ее теперешний наряд – излишне свободный – был необходим ей для того, чтобы скрыть истинное состояние ее души. И то, что вылетело из ее уст в ответ на вопрос брата, свидетельствовало о ее слабости, а не о силе. И это могло навредить ей и ее ребенку.

– Прости…– извинилась Перуника, в этот же самый миг обещая себе, что отомстит ему однажды в полной мере и даже сверх нее. – Ты же знаешь, как я люблю тебя. Это все волнения. Я увидела ее из окна и расстроилась…Она так красива и молода. Оставив меня, он отправился к ней. Они были вместе, пока я думала о нем каждый день…Прости, брат, – Перуника поцеловала руку Миронега. А после он помог ей подняться.

****

– Приветствую жену князя Рюрика и княгиню Новгорода в Ладоге! – Миронег почтительно и приветливо поздоровался с Дивой, а также и ее провожатыми. – Гуннар, Хельми! Рад вам безмерно! Добро пожаловать!

Дива видела Миронега впервые, хотя одно время он считался ее женихом. О нем ходили разные слухи. Но молодой княжне тогда был важнее всего тот, который сообщал о хромоте наследника Ладоги. Однако теперь, когда Миронег стоял напротив нее, на первом плане была его радушная улыбка. Что до хромоты, то ее и вовсе не было заметно. Дива даже не заметила, как молодой князь подошел к ней. Она вообще уже ничего не замечала вокруг себя. Она словно кукла в чужих руках, следовала каким-то наставлениям своих провожатых, относительно распорядка дня и пути.

– Я крайне огорчен, что князь Новгорода не сопровождает свою княгиню в ее путешествии…Мы давно ждем его в гости…– вежливо продолжал Миронег. Он не забыл, что стоящая перед ним Дива должна была сделаться его супругой. Положение затем поменялось. Ему предложили в жены другую ее сестру, а затем все вообще заглохло. Но как бы там ни было, Миронега не заботили дочери Гостомысла ни тогда, ни теперь. Его сердце было давно занято, и любую вынужденную женитьбу на какой-то неведомой княжне он рассматривал лишь как государственный шаг. Стоящая перед ним Дива не вызывала в нем никаких чувств, кроме, разве что, почтения, вытекающего из уважения к ее великому супругу.