Юноша взял свою корзину и скорым шагом отправился туда, куда шел перед этим. Ума проводила его взглядом, а затем развернулась к Диве.

– Что с тобой? – нарочито недоуменно спросила Ума, которая в действительности понимала причину того оцепенения, в котором прибывала ее собеседница. – Тебе дурно?

– Я не знаю…– прошептала Дива. Она никак не могла собраться с мыслями. Интересно, что было б, если бы она родила не дочь, а сына? Он бы стал преемником Рёрика? Но ведь ее ребенок был бы самым маленьким из его сыновей. Она столько перенесла ради своего Новгорода, но, кажется, все обречено быть напрасным.

– Зайдем в мои покои…– решила Ума.

Покои Умы оказались значительно меньше по размеру по сравнению с чертогом Умилы. Однако убранство здесь было столь же роскошное, особенно это касалось обстановки: ковров, сундуков, широкого ложа и украшенной изразцами печи. Лишь только женщины зашли внутрь, Ума закрыла ставни и дверь, а затем достала из корзинки своего юркого питомца и усадила его себе на колени, принявшись поглаживать. Дива тем временем молча смотрела на ларец, из которого выглядывала нить янтарных бус. Бусы не занимали Диву, они просто попались на глаза.

– Ты огорчилась, узнав, что у Рёрика есть сын? – прямо спросила Ума.

– Я не должна огорчаться такому, это неправильно, – Дива всегда старалась вести себя верно и думать так же. Она не позволяла себе идти на поводу дурных чувств и желаний. Она верила, что ее старания будут вознаграждены. Но сейчас она уже теряла эту веру.

– Не должна. Но огорчаешься, – подчеркнула Ума, запустив питомца в клетку. А после выглянула в окно и подозвала кого-то.

– Рарог…Он старший, – Дива видела только то, что бросалось в глаза.

– Он старший, но незаконнорожденный. И это не поменяется уже…– заметила Ума, закрывая ставни. В ее руках теперь был цыпленок, которого ей кто-то подал с улицы.

– Но его имя…Рарог…– Дива знала, что имя юноши соответствует имени рода Рёрика. Они оба соколы. Такое имя не дают просто так.

– Да, имя значимое. Имя первенца Рёрика, – объяснила Ума, подойдя к клетке, в которой сидел ее голодный питомец. А желтый цыпленок немедленно запищал, словно предчувствуя неминуемую беду.

– Других сыновей нет? – Дива уже была готова к любому ответу.

– Кажется, нет. Хотя кто знает…– рассмеялась Ума, открывая клетку. – Жизнь таких мужчин, как мой брат, таит в себе множество тайн и неожиданностей…

– Это уже понятно…– отозвалась Дива. Ей на ум вдруг неожиданно пришел ее первый жених – Радимир. Он казался ей тогда глупым растяпой, но ведь именно его выбрал отец ей в спутники. И, возможно, был не так уж неправ. По крайней мере, с Радимиром ее не ждали бы подобные сюрпризы.

– Кстати, Вольна очень обижала Рарога, когда жила здесь с нами…– вспомнила Ума, бросив в клетку желтый пуховый ком. Горностай не ждал долго, сразу кинулся на жертву, вцепившись ей в горло.

– Обижала? – Дива пока не понимала, о чем речь. Она была так погружена в собственные волнения, что даже не замечала возни в клетке. А когда заметила, то отпрянула в сторону, хотя происходящее было в порядке вещей. Она оказалась чувствительной более, чем ей позволено.

– Мальчишка был как раз в таком возрасте, когда приносил больше вреда, чем пользы. Как и все растущие дети, я думаю…– рассуждала Ума. – А Вольна постоянно жаловалась на него Рёрику. Мой брат слушал ее. И мальчишке попадало крепко. Может, так и надо с детьми, кто знает. А может, нет. Но знаешь, чего точно не должно быть? Ребенка не должны наказывать без повода. Или за неумышленный проступок. Это все знают. Но Рёрик забывал об этом, когда жалобы вылетали из уст Вольны. Теперь ты понимаешь, почему Рарог сейчас отнесся к тебе с опаской? – Ума заметила, что племянник не был рад знакомству с мачехой. – Наверное, он ждет от тебя того же, что от Вольны…Думает, ты станешь жаловаться на него с тем, чтобы его наказали посильнее…

– Нет, я не стану…

– Ты так в этом уверена? – лукаво заметила Ума. – Имей в виду, он тебя не любит. И это будет тебя раздражать. Особенно если ты узришь в нем продолжателя рода его отца…Чужих детей любить нелегко.

– Нег никогда не рассказывал мне о сыне…

– А он много чего вообще рассказывал тебе? – Ума с любопытством оглядела собеседницу.

– Нет. Вообще ничего, пожалуй, – Дива никогда не интересовалась, а он и не рассказывал. Она была занята только той частью его жизни, которая связана с ней. Она не хотела знать того, что было до нее, опасаясь подобных подробностей. А может, ей следовало их знать. Тогда бы сейчас она не чувствовала себя столь растерянно и глупо.

– Он говорит с тобой?

– Нечасто, – Дива расстроилась собственному ответу. Кажется, они мало объяснялись с Рёриком. Получается, он даже не знает, какая она есть.

– Ну теперь это уже неважно.

– Почему? – не поняла Дива.

– Потому что никто не знает, увидитесь ли вы снова…– вздохнула Ума.

****

На землю спустились сумерки. Но Умила была ночной птицей. Мудрой совой, не ранним жаворонком. И в своих ночных бдениях она не жалела дорогих восковых свечей и своего сына, которого часто задерживала у себя допоздна, полагая, что вечерние беседы – самое лучшее для него.

– Тебе известно, что Изборск теперь наш? – неожиданно задалась вопросом Умила.

– О боги, матушка, новость стара, – Синеус потянулся и зевнул: его весь день клонило в сон. Он еле дотянул до вечера. И вот теперь вынужден поддерживать эти странные диалоги вместо желанного сна.

– Стало быть, тогда ты ответишь мне, кто там поставлен княжеским наместником? – Умила сложила руки в замок и заботливо оглядела Синеуса. Младший сын. Озорной. Смелый. И вообще хороший добрый мальчик. Для нее он навсегда останется ребенком, нуждающимся в ее совете и опеке. Он славный и послушный, в отличие от Нега! Который вопреки словам матери чуть было не женился на гадкой Вольне! Но Синеус слишком уж горяч. Кажется, взрослый мужчина, а все такой же несдержанный. Оттого и волнение за него. Старший, Рёрик, трезвый и осмотрительный, а этот, напротив, взбалмошный и страстный. Он нуждается в материнском попечительстве, хоть и отрицает это всем своим бравым видом. – Ну так?

– Нег. Кто же еще! – усмехнулся Синеус.

– Ты слушал невнимательно: я спросила, кто есть «наместник»? – Умила следила за своим Синеусом глазами, полными материнской любви, но и тревоги тоже.

– К чему ты это клонишь?! – Синеус встал, потянув широкую спину.

– К тому, сын, что Нег поставил там своего друга Трувора. Хотя у него есть брат! И виноват в этом, безусловно, ты один! – Умила ткнула пальцем в столешницу.

– При чем здесь я?! – Синеус выпучил глаза, которые моментально наполнились злобой. – Вы же сами с ним так постановили: он ходит в походы, расширяет границы, раз он такой великий вожак нашего семейства; а я остаюсь здесь – на защиту баб и кур, оборонять Дорестадт, чтоб не вышло, как с папашиным Рарожьем! Я, что ли, хочу торчать тут?!

– Мой мальчик, запомни, Дорестадт – это уже прошлое. Нужно думать о будущем, – посмотрев на взбешенного Синеуса, добавила очень спокойно Умила. – Так что в этом положении негоже, что князь кличет братом чужого, когда у него есть ты…И я переживаю из-за этой глупой вражды между тобой и им. Оставь ее уже…

– Это все ты! – вскипел Синеус. – Сказала: «Будь тут, со мной! Отстаивай город, помогая брату, чтобы он не рвался на части!», – рассерженный Синеус пнул кресло, в котором только что отдыхал. От его пинка оно даже подпрыгнуло. – И что теперь?! А теперь я, по вашей милости, сижу здесь, как трус! Да еще и оказываюсь виноват в этом!

– Ты все делал правильно, мой славный, – Умила улыбнулась, чуть склонив голову. Удалец. Пошел в непоседу Годслава. Тот тоже рвался в бой, словно на празднество. – Но теперь, когда обстоятельства изменились, тебе нужно действовать иначе. Собери дружину воедино и отправляйся к брату на подмогу. Будешь в помощь ему. Свежие силы и храбрые сердца никогда не лишние там, где звенят мечи. Он будет рад тебе…