– Ну и как это устроить? – Миронег обладал стремительным умом, но в интригах и подлостях был слаб, как и положено порядочному человеку. – Зачем провожатым Дивы нападать на Перунику?

– Главное не то, что происходит на самом деле. Правда никому не нужна. Главное то, что видит глаз…И то, что потом скажут люди, зачастую не знающие подробностей, но все домысливающие…– Мирко даже взял паузу, чтобы собеседник мог постичь смысл его высказывания. – Что же узрят видоки в нужный нам момент? Дверь в покои княжны отворяется…– Мирко отвел руку в сторону, словно открывая упомянутую дверь. А Миронег сразу живо представил себе описываемую своим наставником картину. – Бездыханная Перуника распростерта на полу. Из ее груди торчит рукоять кинжала. Над ней склонился новгородский молодец…

– И как его заманить в покои Перуники?!

– Надо сделать так…Перво-наперво, необходимо воспретить Перунике покидать ее избу до тех пор, пока княгиня Новгорода гостит в нашем городе. Воспретить Перунике посещать не то что застолье, но даже баню и отхожее место – пусть слуги принесут ей корыто, ночной горшок и бочку с водой. Будем действовать во время пиршества. Одного из новгородских гридей услать к ней под каким-то предлогом, допустим, сказать ему, что его зовут или что-то еще. Он может даже не знать, кто там станет его ожидать. Но сделать это необходимо таким образом, чтобы не привлечь внимания…А во время пира как раз все будут заняты…

– Но ведь в дальнейшем он станет все отрицать! Скажет, что его кто-то подставил, заманив в избу Перуники!

– Любой на его месте станет отрицать. Каждый убийца отвергает вину…– резонно заметил Мирко. – В конце концов под пыткой он, думаю, признает все, что необходимо…А точнее, что его отправила княгиня Дива.

– Но что после этого сделается с самой Дивой? – Миронег не испытывал теплых чувств к своей несостоявшейся невесте, но и не желал ей зла. – По сути, она окажется виновницей тяжкого преступления…

– Ей хуже уже не сделается – она и так изгнана…– рассудил Мирко. – Когда скорбная новость о кончине Перуники дойдет до ушей Рёрика, княгиня Новгорода будет уже очень далеко. Само собой, что мы не станем ее задерживать…Пусть и дальше держит путь в Дорестадт.

– Это против здравого смысла: буде мы отпустим преступницу как ни в чем не бывало…То есть я хочу сказать, что если б такое произошло в действительности, нам следовало бы возмутиться…

– Можем и возмутиться. Но зачем нам лишние хлопоты с могучим супругом Дивы? А так будет похоже на вражду двух женщин, победительницей из которой вышла законная жена…– Мирко был стар и на своем веку повидал многое. Потому его ум быстро измышлял основание для любых созиданий. – А ты сам, княже, слишком захвачен страдами государственными, чтобы вникать в подробности этой вражды двух несчастных. Тем более Перуника тебе не родная кровь. Дива, безусловно, станет горячо отвергать все обвинения. И ты имеешь право поверить ее княжескому слову, а не признанию какого-то гридя…В этом случае всем будет очевидно, что она виновата, с его слов. Кроме нее, кончина Перуники никому невыгодна. Но вместе с тем ты прослывешь великодушным, ведь поверишь ей и отпустишь ее с миром. А когда объявится Рёрик, ребенок уже будет воспитываться в семействе «отца»…

– Какого еще «отца»? – истинно недоумевал Миронег.

– Ну как же…Ведь молодой князь, должно быть, догадывается, что его сестра давно уже не пребывает в невинности, а с потерей мужа и вовсе распоясалась.

– Что знаешь? – Миронег накренился над столешницей. Он всегда чувствовал, что Перуника не тихая девица, вышивающая у окна. Она больше похожа на неуправляемого викинга, занятого если и не грабежами, то любовными похождениями. Миронег лишь не мог уличить сестру в ее грешках. Впрочем, он и не обязан был. Он брат, но не отец и не блюститель над ней.

– Знаю, что между ней и Стожаром, сыном Стогостя, имелись неуместные сношения…– Мирко передал сплетню, которую до сего дня скрывал от своего вспыльчивого воспитанника. Мир в княжестве, мир с подданными – все это важнее глупой гулящей Перуники. Не нужно на нее отвлекаться. И не нужно из-за нее затевать вражду родов.

– Когда?! – отшатнулся Миронег. Подобное он воспринимал как нанесенное ему оскорбление.

– Не надо горячиться. Нам это теперь на руку…– поспешил успокоить молодого князя Мирко. – И да…Два-три года тому назад. Может и ближе. Не так давно.

– Не в то лето, когда у нас был Рёрик? – размышляя, Миронег принялся в волнении закусывать щеку – это было формой высшего напряжения.

– В то лето, когда у нас был Рёрик, она, скорее всего, не отлипала от него самого, – предположил Мирко. – Хотя кто знает…Ведь женщины чувствуют себя счастливыми, если их юбка занимает ум нескольких мужчин, а не одного. Однако кого интересуют даты, давно ушедшие и забытые? Мы отдадим ребенка в семью Стожара. Это красноречивее любых дат.

– Он, кажется, женат, у него и самого дети…– вспомнил Миронег.

– Да, Стожар давно женат. У него одна супруга. Еще с юношества. И Перуника знала о его семье…А что до Стогостя, то он будет рад внуку от княжны. Можно отдать на попечение ему, он же будет приходиться ребенку дедом, – рассудил Мирко, лично и тесно знакомый со всеми значимыми людьми в маленьком княжестве.

– А если Стожар станет отрицать отцовство?

– Не станет. Не посмеет…Но если пикнет слово поперек, то я поговорю с ним лично…– Мирко умел склонять людей на свою сторону и убеждать. Как правило, успех зависел от потраченного на переговоры времени.

– Я тебя понял…Мне надо подумать…– Миронег снова стиснул переносицу.

– Мыслить нет времени, молодой князь. Доподлинно известно, что Рюрик собирается к Белому озеру этим летом. А значит, сюда в первую очередь явится. Это случится совсем скоро, нельзя нам медлить боле.

****

Перуника отдыхала в прохладе затененной горницы. Ее ложе было забросано множеством подушек – маленьких, больших, средних. Княжне нравилось спать, утопая в пуху. Рядом на постели играл ребенок: он перебирал бусы и браслеты Перуники в ларце.

– Князь, – служанка приземлилась в поклоне, уступая дорогу Миронегу.

– Выйди, – повелел Миронег служанке сестры.

– Чем тебе помешала моя помощница? – хмыкнула Перуника, все еще валяясь на перинах. Она не собиралась приветствовать Миронега как-то иначе.

– Я пришел сообщить тебе…– Миронег закусил щеку, словно что-то обдумывая в последний раз. – От сего момента и до самого отъезда Дивы тебе воспрещается покидать твои покои. Даже на крыльцо выйти тебе не дозволяю. Если тебе что-то понадобится – то попроси слуг пособить тебе…

– Что?! – задетая за живое Перуника приподнялась на локте. – Ты не можешь меня запереть под замок из-за нее! Здесь хозяйка я, а не она!

– Здесь хозяин я. И я могу сделать с тобой все, что захочу, – констатировал Миронег хладнокровно. – И я предваряю…Если ты переступишь порог своей горницы, высунешь нос хотя бы на крыльцо…То я прикажу забрать у тебя твоего ребенка. И ты больше никогда не увидишь его.

– Только попробуй! Это сын Рёрика! – заорала Перуника. – Я все ему расскажу! Ты и раза вздохнуть не успеешь после такого!

– Каким образом ты все ему расскажешь? – после угроз сестры Миронег окончательно уверился в том, что она вознамерилась свергнуть его. И, кажется, не испытывает к нему родственных чувств. О боги, как он мог быть столь наивен и полагать, что у них есть что-то общее, родственное…– Может быть, ты из тех, кто вещает из мира мертвых?

Молчание повисло в горенке. Перуника сначала не поняла, что он сказал. А вскоре догадалась. Но не его слова дошли до ее разума, а ожесточенный взгляд, которым прежде он не смотрел на нее.

– Ты убьешь меня? – усмехнулась Перуника нарочито презрительно.

– Убьешь. Побьешь. Запрешь. Отдашь. Продашь. Кто мне помешает?

– Как ты смеешь! – вспыхнула оскорбленная Перуника. – Я княжна!

– Ты шкура продажная. Ради своей выгоды приготовилась выставить меня злодеем перед моим другом. И я, пожалуй, имею право соответствовать образу, созданному тобой. Коли ты так этого жаждешь…– прищурился Миронег.