И государь собрал свою волю.

29 декабря Шуйские снова бесчинствовали на заседании Боярской Думы, снова держали себя как хозяева государства Московского, а на Иоанна уже и прилюдно цыкали и слова не давали молвить. Внимательно следил за происходящим митрополит Макарий, нет-нет да с государем переглядываясь. И приметил он, что медленно, но неуклонно нарастает недовольство думных бояр. Многие всем видом своим показывали, что не согласны с Шуйскими, не поддерживают их, да вот только должен был кто-то первым встать. Должен то должен, а если остальные не поддержат? Это же немедленная смерть в муках.

И вдруг, неожиданно для всех, встал юный ещё совсем Иоанн Васильевич, встал и грохнул по полу своим посохом:

– Молчать! – звонко возгласил он. – Молчать, когда царь и великий князь слово молвит!

От неожиданности Андрей Шуйский, несший какую-то ахинею, замолк, с удивлением посмотрев на Иоанна.

А тот, крепнувшим с каждым словом голосом, чувствуя хоть и безгласную, но всем видом демонстрируемую поддержку многих бояр и, конечно, митрополита Макария, заговорил, хоть и звонким пока, не устоявшимся, не набравшим силу государеву голосом, но грозно:

– Молчать, смерд поганый! С кончины нашей матери и до сего времени, шесть уже лет с половиною ты и брат твой творите зло великое и беззаконие.

Он перечислил самые страшные злодеяния Шуйских, те, что твердо запали в его ещё совсем юное сердце, а потом резко повелел, обращаясь к псарям:

– Взять князя Шуйского, – он указал на Андрея, – и отправить в острог, где держать в суровости!

Тишина наступила в столовой палате, где шло заседание.

Псари, которые ещё недавно готовые были исполнить любое повеление Шуйских, быстро смекнули, что власть переменилась, что подал голос государь и возвысил до державных высот его, и более уже не преклонит своей воли государевой.

Грубо схватили они князя Андрея Шуйского, которого слушались не по нутру, а по боязни, потащили прочь в темницу, но до неё так и не довели. Пинали, тумаками награждали, а на полдороге так приложили крепко, что он и дух испустил.

А Иоанн уже приказывал расправиться с главными соратниками Шуйских. И отправились его повелением в ссылку по городам и весям бояре Фёдор Скопин, Фома Головин и прочие.

Но это ещё не было окончанием борьбы, не было обретением власти юным монархом. Сброшено было с плеч его юных иго Шуйских, но тут же подобрали эту власть дядья его родные, братья матушки Елены Васильевны Михаил и Юрий Глинские.

Началась расправа над кланом Шуйских. В опале оказались князья Кубенские, Пётр Шуйский, Александр Горбатый, князь Палецкий и им подобные.

Глинские поначалу были милы Иоанну. Как никак родные братья его матушки. Да и относились они к нему совсем не так, как Шуйские. Всем видом показывали и любовь, и уважение к его сану, да вот только до дел государственных не допускали.

С тревогой наблюдал митрополит Макарий за тем, что происходило. Глинские устраивали охоту, придумывали разные забавы, а когда увидели, что всё это не очень-то интересует юного государя, замыслили новое отвлечение от дел. Вроде как важные, что вполне сходили за государственные – поездки по монастырям, смотры войск, обозрение волостей государства.

Только замыслит государь вникнуть в дела какие, тут уж и выезд важный и необходимый готов. Нужно, ну просто необходимо отправиться на богомолье в монастырь, потому как молитва ко Всемогущему Богу отвратит нашествие иноплеменное. А в другой раз войска сразу как-то к смотру приготовились.

Иоанн был нелицемерно верующим, но митрополит Макарий учил его, что не может быть веры без добрых дел, а добрые дела государя – укрепление Державы и укрепление своей власти в этой Державе.

Только вернётся государь в Москву, только пожелает вникнуть опять в то, что Боярская Дума без него сделала, а тут уж надобно, как оказывается, срочно смотреть укрепления, что на южных рубежах возводятся, да крепости, строящиеся обозреть по линии засечной.

Ну а в дороге и охота по пути, и трапезы богатые.

А в Москве снова встречи с митрополитом Макарием, и беседы о бренности бытия человеческого, о бессмертии души, о долге государя перед землей своей.

Понимал митрополит, что надо как-то сдвинуть всё с мертвой точки. Но не настраивать же Иоанна против своих дядьёв? Он к ним расположен. Да и они играют перед ним свою роль верноподданных.

А дела шли в государстве Московском ни шатки, ни валко. Всегда ведь, во все времена есть люди, которые делают дело, им порученное, не из-под палки, не при постоянных понуканиях, а по совести.

Строились крепости, возводились засечные черты. С древних времён устраивались на Руси засеки на вероятных направлениях действий врага. Их сооружали в древности новгородцы и псковичи, ярославцы и рязанцы, устраивали их и туляки, и калужане.

Засеки просты – наваливали деревья, оттачивая острия, и направляя их в сторону врага. Широкие делались засеки, чтобы время потребовалось врагу, дабы проходы пробить в них. Создавалась сплошная оборонительная система защиты от набегов последышей ордынцев. Особенно преуспел в строительстве таковых засечных линий князь владимирский Иван Данилович. Ещё его государевой волею была возведена линия засек от поймы реки Ока, до Дона и протянулась она к самой Волге.

В лесах и при Иоанне Васильевиче всё так же устраивались засеки, а вот на открытой местности приходилось возводить земляные валы с острожками или городами-крепостцами. Для обороны таковых укреплений создавались особые земские ополчения.

Отец Иоанна Васильевича Василий Третий построил в 20-е – 30-е годы шестнадцатого века города крепости по Оке – Козельск, Калугу, Серпухов, Коломну, Муром, Нижний Новгород и другие. Позаботился он и о передовой линии обороны – засечная линия протянулась при нём от города Новгород-Северский к Путивлю, затем к Мценску и Пронску. Опиралась на эти крепости Большая засечная черта, протяжённостью в несколько сотен километров, вытянувшаяся от брянских лесов до Переяславля-Рязанского. Причём, на некоторых участках она шла параллельно с руслом Оки, как бы дублируя этот водный рубеж.

Эта оборонительная линия имела и отдельные участки, созданные для обороны городов Скопин и Шацк. Созданы были целые линии крепостей Большой засечной черты. В эту линию обороны входили Белёв, Одоев, Козельск, Болхов, Крапивна, Тула, Венёв, Ряжск и Сапожок.

Начал строительство Василий Третий, а заканчивать его довелось Ивану Грозному. Завершилось строительство в 1566 году.

И при всём при этом необходимо было вести постоянную разведку, поскольку одна крепость на пути многочисленного войска не могла представлять серьёзной преграды. Разведку вели и агентурную, то есть с помощью агентов в стане врага и пограничную. Ведь, когда только собиралось войско в стане врага, уже надо было знать хотя бы примерно сроки нападения и направление действий. Сложное это было дело, сложное и опасное.

От внезапных налётов спасали сакмагоны, которые зажигали заранее сложенные копны сена на пути следования вражеских войск и дымы, высоко поднимавшиеся к небу, указывали путь вторжения.

Но мало узнать направление движения врага, нужно найти войска, чтобы усилить крепость, которая оказывалась на пути агрессоров. Создавались резервы в более крупных городах.

Строились и новые города. Они строились всё южнее и южнее, с каждым шагом отодвигались границы от Москвы, от центра земель Русских.

Враг уже не в состоянии был совершать таких походов, как совершал Батый, полонивший Русь и обложивший её данью. Враг имел силы лишь на то, чтобы пограбить и главное взять полон, поскольку русские рабы особо ценились на невольничьих рынках.

Митрополит Макарий частенько напоминал Иоанну о тяжкой доле народа русского, предлагал серьёзно задуматься о том, что настала пора усмирить алчных ворогов, начав с присоединения Казани и Астрахани.

Два великих венчания