Каждое прикосновение Хиде будто оставляло на коже ожоги. Крохотные пятнышки долго оставались горячими и легонько саднили, Йошики по утрам часто казалось, что он весь буквально покрыт ими, но он лишь улыбался и запахивал рубашку. Поддаваясь ласкающим его рукам и губам, Йошики мотнул головой по подушке; чуть подрагивающими пальцами потянул мягкую жёлтую футболку с длинными рукавами. Хиде завозился, помогая её стащить, и вновь навалился на него всем телом, вдавливая в простыни. Теперь Йошики чувствовал, как соприкасаются их тела, кожей по коже, и понимал, что от всего этого и сам уже хорошенько завёлся. Тихонько фыркнув прямо в ухо возлюбленного, Йошики обнял его за шею, закинул ноги на поясницу, сжимая её коленями, и, приложив некоторые усилия, завалил его на спину. Хиде даже растерялся от такой прыти, но Йошики не дал ему ничего сказать, тут же заткнул очередным поцелуем.

— Сегодня я сверху, — томно прошептал Йошики, еле-еле отлепившись на момент от губ.

Хиде посмотрел ему в лицо лихорадочно блестящими глазами, хмыкнул и запустил пальцы в волосы, разделяя спутавшиеся русые прядки.

— По-моему, ты и так всегда сверху, даже когда я тебя сзади трахаю.

— Да что ты, — ухмыльнулся Йошики, вскидываясь, давая рассмотреть себя и окидывая его свысока хитрым взглядом. — Ещё скажи, что только что это осознал. Естественно, я всегда сверху. Зря что ли ты меня по-прежнему «лидер-сан» зовёшь?

Хиде лишь фыркнул, сдувая с носа чёлку.

— Ты уже не лидер, Йо. Сейчас ты — моя королева.

Протянув руку, он легонько провёл кончиком пальца по шее возлюбленного, по груди и вниз, к животу. Надавил слегка на ложбинку между выступающими рёбрами, и Йошики томно облизнул пересохшие губы кончиком языка. Слегка склонившись, он нарочно призывно потёрся бёдрами о его пах, тут же поймал вырвавшийся у Хиде громкий выдох, втягивая в новый медленный поцелуй. Эти прикосновения незаметно для них обоих уже приобрели более страстный оттенок; пианист зарылся пальцами в длинные малиновые волосы, он то массировал подушечками кожу головы, то довольно сильно тянул за шелковистые пряди, на что Хиде отзывался тихим порыкиванием. Уже почти озверев, Хиде кусал его за язык, прихватывал нижнюю губу, тут же зализывая ранки. Его руки скользнули вниз по худой спине, слегка надавив на выступающие позвонки, и устроились на ягодицах, в нетерпении сминая кожу.

…Йошики и вправду всегда больше нравилось быть сверху; так он мог сам изменять ритм, то ускоряться, то, наоборот, замедляться, дразня таким образом Хиде и доводя его почти до помешательства. А Хиде мог с вожделением наблюдать за всеми его движениями — за тем, как Йошики, упёршись тонкими ладонями ему в грудь, вскидывает голову, как затуманиваются его глаза, как мотаются по плечам длинные русые волосы, и как по шее скатываются мелкие капельки пота, впадая в ложбинку между острыми ключицами. И Йошики вздрагивал, когда Хиде, приподнявшись, жадно припадал к горлу губами, а его руки тем временем блуждали по телу, лаская всё, до чего могли дотянуться.

Пианист склонился ниже, припал, дрожа, ко рту очередным почти болезненным поцелуем. Собственные губы, по ощущениям, уже припухли, маленькие ранки от бесконечных покусов саднили при каждом прикосновении. Но Йошики не хотелось отлепляться от него ни на секунду; прогибаясь всем телом до боли в спине, прижавшись к Хиде, он остервенело толкался бёдрами навстречу, ударяясь пахом в его живот, вызывая у себя вспышки резкой боли, а у возлюбленного — глубокие гортанные стоны. Шепча какие-то глупости, перемежая сбивчивые слова вскриками и протяжными вздохами, они целовались как обезумевшие. Воздух в комнате, казалось, разом стал слишком горячим и вязким, дышать получалось лишь прерывисто, с хрипом.

Хиде каждый раз с усмешкой говорил, что Йошики в постели стирает его до костей. Но он явно не имел ничего против, даже наоборот, тянул его к себе при любой малейшей возможности. Такой утренний секс давно уже стал их личным маленьким безумием; а уже вечером это будет казаться просто далёким и нереальным сном.

Йошики и сейчас не до конца осознавал, происходит ли это на самом деле, или просто снится ему; Хиде хрипло дышал ему в ухо, его мокрые от пота пальцы постоянно соскальзывали с плеч, процарапывая по коже ногтями. Собственные стоны эхом откатывались от стен и стучали в висках, плавя сознание. Чувствуя уже накрывающую его сокрушительную волну оргазма, Йошики зажмурился и почти с остервенением впился зубами в его шею; пальцы мгновенно вцепились ему в волосы, больно оттягивая пряди назад, Хиде вскрикнул и, прикусив губы, уткнулся носом в его висок.

Клочок розового неба с подсвеченными солнцем облаками за окном как нельзя лучше дополнил эту картину. Обласканные бледными лучами предметы вокруг, казалось, сами по себе сейчас испускали свет, мягкий и тёплый, как плюшевый.

Говорить ни о чём не хотелось. Вжавшийся щекой в рёбра возлюбленного Йошики, слегка приведя в норму своё дыхание, приподнял взлохмаченную голову. Хиде поймал его взгляд, улыбнулся и, потянувшись вперёд, поцеловал в кончик носа.

— Йо, ты дьявол… — Йошики ухмыльнулся краем рта. — Вот как так? Я каждый раз тебя в постель тяну чуть не силой и сам каждый раз потом костей собрать не могу!

Пианист провёл кончиком пальца по его нижней губе, и Хиде слегка высунул язык, очерчивая на подушечке мокрый круг.

— Ну, а что ты хотел, Хиде? — Йошики фыркнул и посмотрел ему в глаза. — Быть моим любовником не так просто.

Хиде только вздохнул и прижал его к себе, убирая с лица волосы и целуя в лоб.

— Знаешь, вот в такие моменты я начинаю хорошо понимать, почему Тайджи от тебя удрал со всех ног…

Йошики передёрнулся. Вот про свои долгие и страстные отношения с бывшим басистом ему сейчас вспоминать точно бы не хотелось. Уж больно нехорошо расстались, когда он несколько лет назад покидал состав группы. Забавно, с Хиде ведь они сблизились как раз после той громкой ссоры Йошики с Тайджи, когда лидер и басист после очередного разногласия орали друг на друга так, что их слышал весь коллектив. Внимательный и чуткий Хиде, как обычно, решил утешить Йошики, приехал к нему поздно вечером, тот, разумеется, его впустил, они вполне мирно посидели, обсуждая ситуацию и запивая обиды вином, а потом захмелевший Хиде внезапно для себя, видимо, заметил, что у Йошики красивое лицо, роскошные рыжие волосы, и вообще он такой симпатичный… А Йошики и сам был уже настолько пьян, что даже не помнил, в какой момент и каким образом они вдруг очутились в постели, и ночь превратилась в форменное безумие. И к вечеру следующего дня, еле придя в себя после бурного секса и кое-как выбравшись из объятий Хиде, Йошики окончательно уверился в своём давнем желании послать басиста куда подальше.

— Не напоминай, изверг, — ледяным тоном произнёс Йошики. — Даже думать об этом не хочу. И это не он от меня удрал, а я его выгнал. Не говоря уж о том, что проблема была не в наших отношениях, а в том, что ему не нравился наш новый стиль. Вопрос стоял так, либо он, либо группа. И я выбрал второе, вот и всё.

— Прости, — Хиде улыбнулся, хотя в глазах у него явственно мелькнула какая-то непонятная тоска. Он опять прижался губами ко лбу сердито сопящего Йошики. — Просто… Я иногда скучаю по старым временам. Думаю о том, как здорово было бы собраться старым составом… Ты, Тоши, Пата, Тайджи и я… Иногда я просто даже не понимаю, что с нами такое случилось…

Йошики сморщил нос.

— Выросли. А некоторые, не будем пальцами показывать, это невежливо, — он фыркнул, — ещё и головой тронулись.

— Эй, а ну тихо, — Хиде обхватил его лицо ладонями и уткнулся в лоб, мягко улыбаясь. — Я и так знаю, что ты Тоши теперь до конца жизни не простишь, не надо мне опять говорить, какой он говнюк.

— У меня просто до сих пор в башке не укладывается, — Йошики отстранился от него, сел и раздражённо потёр пальцем висок, — как Тоши мог променять группу и всё, чего мы добились, на эту чёртову секту? Что его не устраивало, вот объясни?