Послышались шепотки и первые робкие щелчки встроенных в смарты голокамер. Тайвин поднял бровь, глядя на восседающего на мне пацана, и невозмутимо произнес.

– Честер, вокруг вас всегда бардак. Вы наигрались? Нас ждут.

Я застегнул аптечку, подмигнул мальчугану, вставая и ссаживая его на пол, и приветственно махнул новообретенным знакомым, половине из которых хотелось посоветовать прикрыть рот, а то химерка залетит. Особенно Флину. И повернулся к своим настоящим, неподдельным и неподражаемым коллегам.

– Я еще в конкурсе костюмов хотел поучаствовать, правда, мне сказали, эмблема не в той цветовой гамме.

Тайвин подошел поближе, и меланхолично потер мне левое плечо:

– А вы б броню мыли иногда.

– Тайвин, я награждаю вас официальным званием кайфообломщика. Как вы меня нашли? – спросил я, оглядев гудящий зал народа, полный Честеров и прочих псевдоколлег.

Берц приподнял уголки губ:

– Там, где стоит круг любопытствующих и смотрит на зрелище, но нет вменяемого источника шума – почти наверняка будешь ты.

Я вздохнул и, возглавив процессию, царственно пошел выполнять прямые фестивальные обязанности.

***

Ажиотаж вокруг выделенного нам стенда не утихал, и по степени накала почти оттягивал на себя внимание от артистов, которые, недолго думая, перетащили свои столы к нам и наслаждались сменой акцентов.

Мужик, который играл меня, следил за моими движениями, разговором и мимикой во все глаза – я его понимал, но немного раздражался. Когда поток вопросов, совместных фотографий, восторгов и обнимашек немного схлынул, поскольку публику загнали на тематические мероприятия и отчетный концерт, где мы воочию должны были быть лишь в конце, нам выпала возможность поговорить.

– Я вас себе по-другому представлял, – с места в карьер заявил мне заэкранный Честер.

Я заинтересованно склонил голову, изучая его внимательнее. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что актер лет на пять меня постарше, пластика лица изменена гримом, в глазах – биолинзы. Задавать уточняющий вопрос я не стал, понадеялся, что мой интерес и так заметен.

– Вы как архетип, – удивил он меня. – Я изучил много записей с вами, поспрашивал тех, кто с вами общался, и пришел к выводу о том, что каждая ваша черта людьми гипертрофируется. Вы – идеальный герой нашего времени – строгий, но справедливый, опытный боец, чуткий командир с развитой интуицией, но при этом с любовью к природе и к людям относитесь, ошибок не допускаете… – пока псевдо-Честер пел мне восторженные оды, количество невнятных фырканий за моей спиной нарастало.

Я демонстративно дернул плечом, призывая замолчать и не портить мне возведение статуи при жизни, но бойцы не могли остановиться. Актер продолжал.

– Для нашей военной аудитории – вы идеальный военный, для молодежи – пример для подражания, для людей средних лет – образец понимания и порядка. В общем, я пришел к выводу, что вы – фейк. Продукт маркетинга.

Этого первопроходцы снести уже просто не могли, и смешки переросли в полноценный ржач. Даже Тайвин весь сморщился, стараясь не расхохотаться в голос, но получалось у него из рук вон плохо.

– Эй, – обиженно развернулся я к ним. – Я, может, минуту славы хочу получить, а вы ржете.

Ребята согнулись пополам. Первым выдохнул Берц, утирая выступившие слезы, он обратился к недоумевающему мужику в образе меня.

– У нас такая работа. Мы должны держать марку, и вы прекрасно понимаете, о чем я. – он подмигнул актеру. – Вы же не снимаете сейчас линзы и не смываете с волос краску.

– То есть я прав? – уточнил лже-Честер.

– Нет. Вы не вполне разобрались в сути дела. Честер – живой человек. Со своими, скажем так, личностными особенностями, но не фейк, и не результат работы имиджмейкеров. Он просто такой, какой есть. – Берц хлопнул меня по плечу. – Все, что вы перечислили, правда, но правда, которую хотят видеть. Если бы вы пообщались с туристами, которых Чез взашей с Шестого выгнал, вы бы воспринимали его несколько по-другому.

Пока Роман пытался доказать касту сериала, что я вполне себе настоящий, я увидел серьезный взгляд худенького паренька в костюме первопроходца, но в инвалидном кресле. Его упрямое выражение лица, с которым он пробирался прямиком ко мне, говорило об одном – он точно знает, что хочет спросить.

И я знал. И знал, что ответить. Жгучие и проницательные карие глаза смотрели испытующе – не обманулся ли? – а выразительный взгляд, через край которого выплескивались эмоции, бурлил сомнениями, суматошной верой в будущее и вместе с тем уверенностью в том, что чудес не бывает. Я вышел навстречу, предоставив продолжать разговор Роману, присел на колени, чтобы наши лица оказались на одном уровне, и сказал:

– Я тоже думал, что у меня не получится. Но Шестая колония существует. А знаешь, почему? Потому что нету «меня». Есть – «мы». И «мы» – это не те, кто в полях химерок ловит и от скорпикор прыгает. Мы – это ученые, аналитики, оперативники. Мы – это военные, физики, биологи и астрономы. Это инженеры и строители. Семьи и любимые. Это все человечество. Ты тоже часть этого «мы». И ты можешь стать кем-то чуть большим, чем просто «я».

Честно, я думал, что подвергнусь циничному осмеянию – нашелся тут телепат, вдохновитель и благодетель в одном лице, толкающий штампованные речи, но парень с сумасшедшей надеждой в глазах кивнул, и, улыбнувшись, молча поехал дальше. Я проводил его задумчивым взором, стоя на коленях, а за моей спиной Берц прокомментировал:

– И вот так всегда. Хотите сказать, в тайной комнате сидит куча народу, которая диктует Честеру, что и как ему делать, когда и кому что говорить? Иногда было бы и полезно, конечно. Но нас и так устраивает.

Виолетта выбрала себе вполне определенный жизненный девиз: идти к цели, пользуясь всеми подручными средствами, а когда подручных средств не хватает – то берем и загребаем жар чужими руками. Воспитана она была достаточно консервативно, и лишнего, подобно индийской богине Кали, в виде откусывания чужих голов и стремления их коллекционировать и носить неэстетичные бусы из наиболее красивых, а также сопутствующего хождения по некрасивым, себе не позволяла. Наиболее перспективным инструментом в непростом деле благоустройства собственной жизни она считала мужчин. И совершенно не полагала зазорным выбрать себе партнера-покровителя на ближайшие пару месяцев, спокойно пользоваться его положением и возможностями, а исчерпав ресурс, по обоюдному согласию с ним расстаться. Или в одностороннем порядке, если так складывалось. Но в любом случае обрывала она связь раз и навсегда, и больше к «отработанному» варианту не возвращалась.

На чувства подопечных «средств» достижения ее целей она внимания не обращала и обращать не хотела, апеллируя к простой схеме: ты же согласился на отношения без обязательств, так и я тебе ничем не обязана. Но определенных личных твердых морально-нравственных установок все же придерживалась: никогда не заводила романов с женатыми мужчинами, с несвободными, с девушками, и тем более – если видела патологическую заинтересованность в собственной персоне. И, конечно, сослуживцы по боевому астродесантному отряду специального назначения и быстрого реагирования ее не интересовали, только высший офицерский состав.

Мартину такой подход к жизни всегда казался исключительно циничным, впрочем, он не лез, понимая, что в целом Ви делает отряду только хорошо: из-за единственной девушки в их тесном коллективе никто до сих пор не переругался и не передрался. Для них она была чем-то средним между ледяной статуей, объектом для безобидных подколок, иконой и механизмом – вечная неприступная снежинка с металлическим сердцем и жесткими правилами, даром что внешне – жгучая зеленоглазая брюнетка. Те, кто знал ее давно, в том числе и Март, иллюзий по поводу расставания Ви и очередного штабного офицерика, назначенного на новую миссию, не испытывали: поиграется – и бросит. Новички, правда, пробовали тянуться к прекрасному, но Ви быстро расставляла приоритеты, и постепенно ребята просто привыкали и лишь изредка вздыхали в сторонке, держа при себе руки и мысли по поводу астродесантницы.