– Держите узелок, мадам. Здесь еда. Деньги у вас есть?

 Женщина усмехнулась в темноте и не ответила на последний вопрос. Не хватало ещё, чтобы капитан её обокрал. Она, конечно, спала с ним в пути, но предпочитала не касаться вопроса, сколько у неё наличности. Кто же верит в порядочность контрабандиста?

 Шкипер обернулся к матросам:

– Разожгите костер для дамы, чтобы она не замерзла этой ночью. Только быстрее. Надо уходить. С рассветом наших парусов не должно быть даже на горизонте.

 Пока парни с его судна рыскали по берегу в поисках дров, шкипер снова обратился к монахине:

– Вы как-то обмолвились, мадам, что потеряли плантации на Гваделупе36. Я не осмеливался спрашивать подробности… Но может быть сейчас всё-таки скажете? Как это произошло? Это тайна? – он присел у охапки принесенных дров, взял масляный фонарь и стал от него поджигать сухую траву.

– Нет никакой тайны, – она улыбнулась любовнику той улыбкой, которой говорят с человеком, который лишь на какую-то часть пути становится немного ближе. – На острове всего двенадцать тысяч человек. Рабочих рук не хватает, чтобы обрабатывать плантации. Мои муж и отец, имея несколько торговых кораблей, стали завозить «черный товар» из Африки.

– Но Франция не занимается работорговлей! – удивлённо обернулся в её сторону шкипер.

– А зря, – жестко сказала женщина. – От этого прямой ущерб всем. Кто-то же должен работать. Почему не чернокожие? Весь мир уже занимается продажей «чёрного товара», и только мы, французы, отстаем…

– Если я правильно понял, это и послужило поводами для несчастий вашей семьи? Не так ли, мадам Франсёр?

– Губернатор узнал об этом и наложил руку на наши плантации, – Катрин поёжилась на холодном зимнем ветру, дующем со стороны залива.

– А ваши муж и отец… Что с ними?

– Их публично выпороли и казнили. Мы с сыном остались на улице.

– Простите моё любопытство, но как вы оказались при дворе? Остров Гваделупа – это всё-таки не Париж.

– Да я же наши французские колонии как свои пять пальцев знаю, – усмехнулась бывшая плантаторша. – Поверьте, я много занималась торговлей. Капитаны все знакомые. Когда один из кораблей отправился в Старый Свет, я села на него. Где искать правды и защиты бедной женщине, как не при дворе? Мне было что рассказать Мазарини37.

– Сколько же в вас тайн, Катрин! И вы молчали всю дорогу! Значит, дошли до первого министра, а он даже не отчитал вас за чернокожих?

 Она тихо, но невесело засмеялась.

– Жуль, я же не занималась работорговлей сама. Те, кто возил «чёрный товар», уже мертвы. Но я имела смелость сказать Его высокопреосвященству, что французские колонии нуждается в неграх. Так мы больше сможем производить кофе, табака, индиго, хлопка. Узаконенная работорговля послужит пользе Франции.

– Любопытно. – Огонек заплясал под пальцами капитана и пополз по веточкам, все больше разгораясь. – Но что же сказал монсеньор?

– Я не знаю, убедила ли я Его высокопреосвященство в необходимости завоза «черного товара». Но мне показалось, он задумался над словами простой плантаторши с Гваделупы.

– Шпионка Мазарини… Я всю дорогу пытался разгадать вас, мадам Франсёр!

 Она усмехнулась в ответ.

– Присаживайтесь к костру, Катрин, – улыбнулся шкипер. – Ночь холодная, а вам надо выждать до утра…

– Да, – мнимая монахиня села к огню, который был еще слишком слабым и почти не давал тепла. – Первый министр был восхищен моей дерзостью и путешествием через Атлантику… Он не просил меня ни о чём подобном… Я сама вызвалась послужить короне. Мне терять больше нечего. В награду монсеньор обещал вернуть мне и сыну плантации… Поэтому я здесь.

– А сын где?

– У друзей…

– Но мне кажется, что у Испании нет женских христианских миссий. Не боитесь вызвать подозрения?

– Значит, буду врать, что уже есть… До этого захолустья новости так долго идут, что я могу соврать про очередной папский эдикт. Вы разве забыли, по легенде корабль затонул, и я – единственная выжившая с него… Ни бумаг, ни сопровождения нет, – она снова тихо засмеялась с некоторой злой одержимостью женщины, способной идти до конца.

– Вы достойны восхищения, – капитан глянул через пламя в её рыжие от костра кошачьи глаза. – Но надо хорошо знать испанский.

– Я – плантаторша. У меня были рабы-испанцы. К тому же, когда ведешь торговые дела в Карибском море, знание нескольких языков просто необходимо. Вдруг французские корсары приведут в порт захваченный испанский корабль с товарами? Надо хорошо понимать допрашиваемых, что они везут, чтобы не продешевить.

– Я бы на вас женился, Катрин, – усмехнулся шкипер, разглядывая её через пламя. – Но, боюсь, на дно уйду раньше, чем дойду с вами до алтаря.

– Если бы не сын и забота об его будущем, я бы на этот шаг не решилась никогда, – женщина пропустила комплимент мимо ушей. – Не могу допустить, чтобы мой мальчик влачил жалкое существование. Да и плантации жалко. Мы с семьей были из первых поселенцев на Гваделупе. Если говорить, была ли я в аду, то – да… Жутко вспомнить первые годы освоения острова… Я тогда была ребёнком. Взгляните на эти руки, месье. Они были в кровь намозолены при обработке земли, которую никто и никогда не пахал… – Катрин протянула ему ладони. – Были бои с кровожадными индейцами-карибами… Это сейчас Гваделупа похожа на маленький рай. Но когда мы заселились, там был настоящий ад. Как вы думаете, могу ли я отдать всё то, что создавалось моей семьёй и мной лично этой грязной собаке д`Ожерону?

– Не любите вы нашего губернатора, – улыбнулся капитан и подбросил веток в костер, чтобы тот ярче горел.

– Я его ненавижу, – сурово сказала женщина.

 Шкипер помолчал немного, шумно вздохнул и произнёс:

– Костер горит хорошо. Дров вам должно хватить до утра. Простите, мадам, мне пора… Через два месяца на этом же месте мы будем, чтобы забрать вас.

 Он встал и поклонился. Катрин порывисто поднялась ему навстречу. Пара жарко обнялась, а после отступила от костра под полог темноты, скрывшей их последнее, страстное соединение.

 Оба планировали встретиться по истечении обговоренного срока. Для шкипера Катрин была женщиной, которая хорошо оплачивала свою авантюру, иначе он не двинулся бы так далеко на юг ради её прихоти попасть в залив Ла-Плата. Если это всё было на деньги Мазарини – он был рад послужить французской короне. Женское тело было всего лишь приятным дополнением к путешествию. Рисковать просто так своей шкурой у вражеского побережья он бы не стал. Она знала это.

 Чуть позже капитан, отряхивая песок с одежды, вернулся к шлюпке. Под смешки матросов он занял в ней место. Лодка, рассекая волны, заскользила к кораблю.

 Катрин, чьё тело ещё помнило жаркие объятия моряка, поёжилась. Ей было жутко и страшно одной на берегу океанского залива. До крепости путь был не близкий, но туда можно было отправиться только с рассветом.

– Анри, мальчик мой, – тихо прошептала она в тиши. – Я все сделаю для того, чтобы мы вернулись в наш дом…

 Любовь к сыну и жажда справедливости привели эту женщину на незнакомый берег португальской территории. Оттуда она должна была добраться через залив Ла-Плата до Буэнос-Айреса со своей тайной миссией.

 Ближе французы её высадить не могли. Они опасались сторожевых испанских кораблей на том берегу. Женщине предстояло прийти сначала в португальскую колонию, а там договориться с рыбаками о доставке на противоположный берег.

 Кардинала Мазарини интересовала Аргентина – легендарная страна серебра, входящая в состав вице-королевства Перу. Ходили слухи, что эта местность не очень хорошо контролируется испанцами. Первый министр Франции рассматривал вариант падения крепости Буэнос-Айрес и стремительное продвижение французского десанта внутрь континента. От лазутчика – Батиста Отвиля, давным-давно посланного в эти земли, давно не было никаких вестей.