Когда я учился на историческом факультете, преподаватель этнологии задал один вопрос: «Кто знает свою родословную далее трех поколений?». Честно говоря, не многие могли ответить, а которые сумели что-то рассказать про свою семью, говорили в общих деталях и никакой конкретики. Уверен, что и мой читатель об этом задумался.

Летом в детстве я часто ездил к бабушке в Волгоградскую область, в город Михайловка. Это безумно красивые места, где протекает река Медведица, а вишня росла прямо во дворе многоэтажных домов. Прабабушку я свою не застал, но бабушку помню прекрасно.

Мои родственники по отцовской линии из донских казаков. Они постоянно соблюдали казачьи традиции, а мою маму однажды принимали в казачки. Ставили на кончик сабли рюмку водки и под песни, мама должна была выпить. Я этого не помню, но мне рассказывали.

Уже в подростковом возрасте, я начал задавать отцу много вопросов. Я не понимал, почему родина моего отца Михайловка, а родился и некоторое время жил он в Карелии. Тогда эта была Карело-Финская АССР. Даже некоторые воспоминания о суровых карельских зимах мой отец рассказывал. Он родился в 1949 году.

Уже вначале 90-х я узнал правду, что семья моя попала под указ о расказачивании и была выслана в Карелию на лесоповал. Там выросла моя бабушка и после войны вышла замуж, родив моего отца и еще двух мальчиков. Я долго пытал своего отца рассказать правду, но всякий раз он обходился какими-то общими фразами.

Затем все-таки я узнал историю своей семьи. Это был довольно знаменитый род казаков, которые жили в Усть-Медведицком казачьем округе. После революции образуется Верхнедонской округ из несколько более маленьких. Прадед мой был есаулом казачьего войска, который был расстрелян большевиками в 1924 году, а жена (моя прабабка) с детьми были высланы в Карело-Финскую АССР.

Шли годы, не стало моих бабушки и отца, но я все больше стал задаваться вопросом о корнях своей семьи. Тем более когда ты являешься профессиональным историком. Я посетил различные архивы, чтобы узнать о судьбе не только своей семьи, но вообще казаков, которые когда-то жили своей счастливой жизнью.

Честно говоря, до сих пор множество материалов о том времени, которые сохранились, имеют гриф «Совершенно секретно». Несмотря на это, многие волонтеры и просто неравнодушные люди работают над этим вопросом. Я уверен, что наша роль в истории – узнать и сохранить память о наших предках.

История России сложна и многогранна, а период первой половины 20 века занимает особое место. Я убежден, что будущее поколение нашей страны будет продолжать исследовать этот период и добьется больших результатов. Я патриот своей страны, но я историк, считаю необходимым доносить правду людям, какая бы горькая она ни была.

Прежде чем начать писать эту книгу, мне пришлось изучить историю собственной семьи. Изучая казачий быт, я по инерции сам начал говорить, употребляя слова, которые нам сейчас показались бы странными. Это одновременно увлекательно и грустно. Эта история трагедии одной взятой казачьей семьи, которая переливается в трагедию огромной массы людей.

Знаменитый советский ученый, литературовед и литературный критик Вадим Кожинов в своей книге «История XX века» пишет, что произошло столкновение двух интересов: февральских и октябрьских. Я набрался смелости и употребил этот термин в своей книге, потому что я абсолютно согласен с ученым.

В своей книге я не высказывал негатива в сторону красных или белых, потому что считаю, бессмысленным спустя 100 лет задавать вопрос, кто прав, а кто виноват. Мы помним прекрасную советскую эпоху, но в начале XX века рухнула огромная царская эпоха государства Российского, люди сорвались с цепи, шли брат на брата, и эта трагедия затронула миллионы наших людей.

Мои родственники вернулись на родину из Карелии только в начале 60-х годов. Я помню, мой отец говорил так: «Приехали в родной хутор, а там ничего не осталось». Конечно, ведь прошли не только безумные 20-е и 30-е годы XX века, но прокатилась Великая Отечественная война, как катком по нашей земле. По оценкам историков, более 4 млн человек оказались в ссылке. Из них около 1 млн человек были казаками. Более 1 млн человек были убиты. Это ориентировочные данные.

Поселились мои родные в Михайловке и всю жизнь прожили в этом небольшом солнечном и прекрасном городке. Оказывается, там много людей, которые когда-то пострадали от режима большевиков. Жить в семье казаков – сплошное удовольствие. Это совершенно иной быт, которые мои родные сохраняли, пока бабушка была жива. Постоянно острая еда и казачьи напевы, уважение к старшим, образование, учиться постоянно новому – все эти качества присущи казакам. И конечно, выпить, но в меру!

Один вопрос я задаю и по сей день: «Почему не говорили об этом?». Ответ был таким: боялись. Боялись чего? Боялись кого? На эти вопросы я постарался ответить в своем романе «Расказаченные». В этом произведении я позволю себе эксперименты и напишу его в документально-художественном жанре, а что получится – решать читателю.

Раннее утро (заранка) в хуторе Ольховый было теплым и почти безоблачным. Во всех дворах кричали кочеты, поднимая казаков. Хозяюшки уже вовсю доили коров, чтобы накрыть парного молока к завтраку, а казаки собирались на службу. На краю хутора стоял большой курень, в котором утро начиналось с упреков и приговоров.

– Хоть бы один в батю пошёл! Этот вон до есаула дослужился, другой балбес в урядниках всю жизнь проходит, а кто мне помогать будет? – обращался к своей женушке уже довольно пожилой, но еще крепкий казак. – Твое воспитание, Варвара! И твоего братца окаянного! Хоть бы одного выучили делу лекаря. Все с шашкой наголо, будь вы неладны!

– Вот отец до чего дожили, никто родному бате помощником не стал, – обращался он к старичку, сидевшему в углу на табурете возле печи. Это был Тимофей Аристархович: самый старший и уважаемый в семействе. Ему было уже за восемьдесят, он практически никуда не выходил и только сидел дома, изредка выглядывая в баз, подышать свежим воздухом.

– Ну что ты к отцу привязался, – сказала Варвара Семёновна, хозяйка этого дома и жена того самого ворчуна. Ворчун этот был уважаемым казаком в округе и по профессии фельдшер. Звали его Иван Тимофеевич Ти́шин. Ворчал он потому, что наделал пятерых детей, а никто не стал лекарем. Старший сын Петька уже год служил и не появлялся дома, средний Степан дослужился до есаула, а младший Дмитрий у него же в урядниках ходил. Были еще две девчонки: Антонина и Мария. Старшая Тоня жила отдельно со своей семьей, а маленькой Марии было всего шестнадцать.

– Димка, лошадь запряг? – крикнул Иван Тимофеевич.

– Да, батя! – ответил Димка. Его все так и звали – Димка! Он был совсем еще молод, озорной и непутевый. Иван Тимофеевич взял свой лекарский сундук и направился бричке. Каждый день он рано утром ездил на работу в станицу. Лекарь он был единственный во всей округе, а замены ему не было. Поэтому и злился, что в таком возрасте приходится ездить по десять верст туда и обратно.

– Папаня! Папаня! – кричала Маша вслед отцу, держа в руке довольно большой свёрток.

– Ну что тебе! – бормотал Иван Тимофеевич, а делал это с таким удовольствием, щурясь, как бы улыбаясь. Души в ней не чаял, но пытался этого не показывать – такова казачья натура.

– Я тебе еды собрала, а то будешь целый день голодный.

– Ну кинь в бричку. Все, я отправился! – прокричал Иван Тимофеевич, запрыгнул в бричку, как восемнадцатилетний подросток, и покатил.

Хутор был небольшим – дворов пятнадцать. Вокруг сплошные луга, а совсем рядом река Медведица, которая впадает в Дон. Народ здесь жил простой и работящий. В каждом дворе по две коровы, лошади и обязательно гуси с утками. Ти́шину много раз предлагали переехать в станицу, но он всякий раз отказывался, дескать, «как оставить родовое имение».