— Не может быть! — подхватила её смех Николь. — И что ты сделала?
— Поставила его на место, конечно! Не знаю, с чего он взял, что я как-то по-особенному на него смотрела. Парни часто видят то, что хотят видеть.
— Он был из Слизерина?
— О, нет, — протянула порядком захмелевшая Пэнси. — Когтевран. Все парни, которых я сейчас ненавижу, были из Когтеврана.
— Почему? — удивилась Рейнер и поудобнее улеглась на полу. — Неужели дело в факультете?
— Возможно… Когтевранцы… — задумчиво повторила Пэнси и легла рядом. — Забавно, но я даже не помню их имён. Мы дружили. Точнее, я думала, что нам весело вместе. Сейчас эти парни стали мутным пятном прошлого, но… Впрочем, это хороший урок на всю жизнь. Не доверять людям, которые изначально считались ублюдками… — она хохотнула, нетерпеливо облизывая губы. — В тот день я была пьяна, как никогда. Один из них предложил пойти в выручай-комнату. Там мы зависали до глубокой ночи.
Паркинсон дёрнула плечом, словно отгоняла назойливую муху.
— Потом я решила уйти, потому что не любила засиживаться допоздна. Они мне не дали, — она выпятила губы трубочкой. Сбоку шевельнулась Николь. — Точнее, сначала мягко уговаривали остаться. Я говорила «нет». В ту ночь я очень часто повторяла это слово, — грустно произнесла Пэнси, качая головой.
На её щеках подсыхали совсем свежие слёзы, оставляли неприятные солёные следы. Липкие, ужасные, до боли противные, но она ничего не могла с этим поделать. Как и с разрастающейся дырой в груди.
В эту дыру падало всё: её надежды, мечты, ожидания, она сама. Некогда шелковистые густые чёрные волосы, спадающие по плечам приятной волной, были запутаны, стелились клочками. На неё было противно смотреть.
Её бледная кожа была испещрена шрамами, порезами, синяками, кровоподтёками. Она была мертва. Пока ещё только морально, изнутри её давно уже разорвало на мириады осколков, кусков, настолько мелких, что их не соберёт даже опытный специалист. Они разбили её.
Она лишь хотела понять, каково это: любить, быть любимой, нужной. Понять, что такое настоящие чувства. Но, доверившись не тем людям, отдав им все свои эмоции, напоролась на нож, отступая назад.
В крови. Вся в собственной крови, по собственной идиотской вине. Но, имей шанс собрать себя в единое целое, она вряд ли сделала бы это. Лишь для того, чтобы вновь не опереться спиной не на плечо, а на чью-то острую катану.
— О, Мерлин… — Николь закрыла рот рукой, а затем обняла подругу. — Ты такая сильная, Пэнс. Ты…
— Всё в порядке. Год прошёл. Эти ублюдки уже выпустились. Не хочу о них вспоминать, давай лучше выпьем, — Паркинсон протянула руку к бутылке и разлила остатки вина. Она посмотрела в окно. Только ночь и Николь слышали её признание. И больше никто никогда его не услышит.
***
Учебный год был позади. Вокруг царило лето. Внезапно это стало совершенно ясно и всё же ошеломило. Долгой зимой всегда успеваешь забыть, что лето — это волшебство. Николь выдохнула с облегчением, сдав последний экзамен, но тут же получила сообщение от профессора Снейпа — вечером собрание. Спустя час её вещи уже были упакованы и готовы к отъезду. Несмотря на свою службу Тёмному Лорду, девушка собиралась провести это лето со своими родителями. Она не видела их очень давно, а метка на руке доставляла ещё больше волнений по этому поводу. Николь должна была любой ценой уберечь родителей от Волан-де-Морта. Переехать они бы не согласились, а стирать им память или менять воспоминания когтевранка не хотела.
Отправившись в Мэнор вместе с вещами, Николь рассчитывала оттуда сразу поехать домой, но собрание закончилось уже заполночь, поэтому поездку пришлось отложить. Ничего нового тёмный маг не сообщил. Продолжал утверждать, что отныне, после смерти Дамблдора, всё изменится, а все грязнокровки будут мертвы или займут место домашних эльфов. Николь лишь закатила глаза на это и поймала насмешливый взгляд Драко. Увидев парня, когтевранка поняла, что очень скучала, но она бы не призналась ему в этом и под угрозой смерти. Малфой думал примерно так же. Его рука почти полностью восстановилась, всё-таки лекарства магов работают быстрее.
Нарцисса замечала переглядывания сына с маглорождённной девчонкой, но не придавала этому значения. Она была уверена в своём сыне и знала, что даже его любовные интрижки не смогут разорвать помолвку.
Нарцисса Малфой. Гордая леди, всюду следующая за своим супругом с грацией лебедя и осуждающим взглядом. Заботливая и любящая мать, сильная волшебница, рождённая в чистокровной семье Блэков. У неё было всё, о чём можно только мечтать. Однако маленькая светловолосая девочка, живущая у неё внутри, отчего-то так часто плакала ночами, вспоминая об одиночестве, которое бродило за ней по пятам ещё с детства. Никто из семьи не знал, насколько ей тяжело. Каждый будто жил в своём собственном мире, борясь со своими собственными страхами, и, пожалуй, это сделало Нарциссу сильнее, чем нужно. Спрятавшись за высокими стенами высокомерия и безразличия, она стала оправдывать свою фамилию. И после стольких лет, запираясь в спальне и подолгу роняя слёзы, она тихо спрашивала себя: «Бедная Нарцисса, кто эта женщина, которой ты стала?».ㅤㅤㅤㅤ
Нарцисса смотрела на своего мужа — он всё ещё был слаб после своего пребывания в Азбакане, но выглядел уже получше. Его волосы были не в таком плохом состоянии, как во время заключения, и, хотя она его об этом не спрашивала, она была уверена, что он рад этому. Его волосы всегда были его гордостью.
ㅤ
Они вместе сидели в солнечной комнате, окна которой выходили на великолепные сады Малфой-мэнора. Нарцисса считала, что это одна из немногих комнат в доме, которые не были испорчены войной. Пожиратели смерти держались подальше от садов. По большей части.
ㅤ
В её сознании между пожирателями смерти, которые превратили её дом в филиал ада на земле, и её мужем была колоссальная разница. Ни Люциус, ни Драко, ни тем более сама Нарцисса не хотели этой войны. Они не хотели бороться, но их, как и многих других, никто не спросил, поставив перед фактом. И сейчас, глядя на своего сына — точную копию Люциуса — женщина понимала, что готова на всё, лишь бы её мальчика оставили в покое. Мать, защищающая своего ребёнка, — страшная женщина.
Нарцисса смотрела на юную пожирательницу Рейнер и видела в ней себя. Такую же упрямую, храбрую и отчаянную. И, наверное, это была единственная причина, по которой миссис Малфой не имела ничего против её общения с Драко.
***
После собрания Николь остановила Драко по пути в его комнату и спросила, знает ли он что-нибудь о предстоящих собраниях.
— Я ничего не слышал. Плановых в ближайшие две недели быть не должно, но всё может измениться, — ответил Драко. — Почему ты спрашиваешь?
— Я хочу поехать домой, но не знаю, что говорить родителям, когда нужно будет идти на собрание. С тренировками я ещё могу что-то придумать, это всего раз в неделю, а собрания иногда длятся слишком долго. Ладно, потом решу что-то.
— Сегодня остаёшься здесь?
— Да, Тинки подготовила мне комнату, в которой я жила в прошлый раз, — сказала Николь.
— Хорошо, я распоряжусь, чтобы её закрепили за тобой. В конце концов, в доме полно свободных комнат, так что в этой будешь только ты.
— Спасибо, но я не думаю, что это понадобится, — пожала плечами девушка.
— Мы не знаем, какие задания ещё придётся выполнять, поэтому, думаю, тебе ещё не раз доведётся ночевать в Мэноре. А пока каникулы, так уж точно.
— Наверное, ты единственный ученик, который ненавидит каникулы.
— Я ненавижу этот дом, а не каникулы. Как по мне, лучше жить в этой жалкой пародии школы, чем в логове Тёмного Лорда, — Драко был резок, но старался следить за своими словами. Даже у стен есть уши.
Николь хотела сказать что-то ещё, но услышала тихий цокот каблучков. Повернув голову на звук, девушка увидела Асторию. Слизеринка подозрительно посмотрела на Рейнер и приблизилась к Драко, желая показать когтевранке, что Малфой занят. Гринграсс демонстративно поцеловала блондина, а Николь отвела глаза в сторону. Видеть это было больно, а вспоминать, как его губы целовали её, ещё больнее.
