Рыжиков вновь не нашел нужных слов, чтобы рассказать мне, что же тогда это будет. Странный он какой-то, слишком правильный и интеллигентный для боевого офицера. Но, ничего, если не убьют, то война быстро его «исправит».

– Лейтенант, ты хоть начал бы материться что ли, – посоветовал я, – если не хватает слов, то мат – верная палочка-выручалочка, поверь мне. Рыжиков отойдем в сторонку, я тебе поведаю еще одну, скрытую от остальных цель нашего задания.

Пленный начальник лагеря сидел, прислонившись к камню, связанный по рукам и ногам с мешком на голове.

– Короче так, москальска пыка! – жарко выдохнул я ему в лицо. – нам известно, что ты процюешь на москалию. Доказiв у нас богато! Твои подчиненные во всем признались, так что тебе гаплык! – я что есть сил ткнул ему в бок.

Пленный дернулся и яростно замычал. Говорить ему мешал кляп из грязных носков. Я пнул его раз, потом еще и еще. Пленный мычал и извивался под ударами. Было ли мне его жалко? Нет! Он враг, он пытал и убивал моих соотечественников. Чего мне его жалеть? Думаете я бью и пинаю, потому что псих и живодер? Думаете мне это доставляет удовольствие? Нет, мне не нравится то, что я сейчас делаю, но кто-то должен подготовить пленного, довести его до нужной кондиции. Экзекуция продолжалась полчаса, за это время пленный был хорошенько избит, но при этом его лицо ни капельки не пострадало. Нам его мордашка еще нужна!

В ходе допроса-избиения в голову начальника лагеря была буквально вбита мысль, что он попал в руки сотрудников СБУ по подозрению в шпионаже в пользу РФ и у него есть только одна возможность избежать расстрела на месте – это скрытно провести нас на территорию лагеря и без лишнего шума и суеты пленить нескольких охранников, которые были кадровыми сотрудниками ГРУ. И пусть со стороны любому здравомыслящему и адекватному человеку вся эта легенда могла показаться лишенной смысла и полной чушью, но как не единожды проверено на практике, современные украинские «патриоты» настолько отупели от собственно пропаганды, что сами верят в дикую чушь наподобие бурятских конных водолазов, которые в четырнадцатом году на своих танках с бреющего полета атаковали украинские позиции.

Через час кавалькада из четырех машин: «хаммера», двух «Уралов» и грузовика «тонар» подкатила к воротам концентрационного лагеря. БРДМ я оставил в близлежащей балке, чтобы в случае чего прикрыть наш отход. А то хрен его знает, как оно все повернётся.

За рулем «хаммера» сидел Глюк, рядом с ним Метла, сзади я, пленный начальник лагеря и солдат по фамилии Вилкин. За «хаммером» следовали два «Урала», в кузове каждого разместились по двенадцать вооруженных до зубов бойцов. «Тонар» на территорию лагеря решили не загонять; оставили снаружи на случай прибытия подмоги к лагерной охране – он был нашей первой линией обороны. Толстенный металл кузова надежно защищал сидящих там бойцов от любого вида легкого стрелкового оружия.

Ворота главного и единственного КПП лагеря распахнулись заблаговременно; колонна из трех машин беспрепятственно вкатила на территорию.

«Хаммер» на минуту замер перед вагончиком контрольно-пропускного пункта, начальник лагеря, перегнувшись через меня и упираясь пузом в ствол моего пистолета, важно бросил:

– Негайно викликати весь особовий склад на плац! На збори п'ять хвилин, хто не встигне, отримає три доби гауптвахти!

Как только приказ был выполнен и донесен до подчиненных, «хаммер» продолжил свой путь.

Из последнего «Урала» выпрыгнуло несколько солдат, переодетых в трофейный камуфляж, снятый с расстрелянных лагерников. Их задача зачистить наряд на КПП. Помимо ножей в их арсенале было и бесшумное оружие – ПБ и АПБ. Справятся, ребята там резвые!

Выстроившихся в две шеренги охранники лагеря опасливо косились на меня и Глюка, которые в сопровождении закованного в наручники Бамута важно ходили вдоль строя. Пройдя вдоль строя несколько раз донбассец шепнул мне на ухо каких по счету солдат в строю, надо вывести первыми. Я ткнул в указанных бойцов пальцем и охранники, понуро наклонив головы, в сопровождении моих бойцов двинулись в сторону административного корпуса. Через десять минут я выбрал еще десять охранников и их тоже отконвоировали в административный корпус, а еще через двадцать минут вслед за первыми двумя группами увели и оставшихся вражеских солдат.

Шах и мат!

Заняв все караульные вышки и посты, я вызвал по рации Рыжикова и приказал оставшимся бойцам, под его командованием выдвигаться в нашу сторону. Через сорок минут на территорию лагеря их доставили в кузовах двух «тонаров». Финальная часть операции по бесшумному захвату лагеря заняла меньше часа.

В административном корпусе был небольшой актовый зал, ряды скамеек были сдвинуты в один угол, а на полу лежали человеческие тела. Бывшие охранники были надежно связаны и обездвижены. Здесь были все, включая и начальника лагеря. Он, наконец, сообразил, что мы никакие не сотрудники СБУ, а вовсе наоборот – российские диверсанты.

– Значит так, господа бендеровцы жить вам осталось совсем немного и вариантов выжить у вас почти нет, а точнее только один – доказать, что ваша жизнь представляет ценность для нас, – произнес я строгим голосом. – Поэтому сейчас каждый из вас должен хорошенько подумать и решить, какими сведения он может с нами поделиться, так же ценность представляют есть ли у вас контакты со СМИ. Так, что если у кого-то в мобильнике есть номера телефонов знаменитых журналистов или блогеров, то у вас есть шанс выжить. Ясно?

– Гэть в дупу, клята москальска пыка! – злобно прошипел один из охранников.

Я подошел к лежащему на полу мужику. Здоровый бугай, с мощным затылком, накаченной шеей и буграми мышц. Наручники на его запястьях не сошлись, поэтому он бы связан веревками. На затылке татуировка штрих-кода, выполненного в виде трезуба. Хитмен хренов!

– Этот верзила – извращенец и скотина, который любит мучать людей. Он, и еще несколько таких же тварей, пытал заключенных и издевался над ними, они так деньги вымогали из родственников. Бывало, вместо денег они требовали секс услуги с родственниц задержанных. – прокомментировал Бамут. – Можно я его лично рассчитаю?

Донецкий пулеметчик успел переодеться и вооружиться трофейным автоматом «Форт-221».

– И много среди них таких тварей? – поинтересовался я.

– Хватает. Осталось пятеро, было еще двое, но они уже свое получили. Так, что, можно его убить?

– Позже. А сейчас найди пять хороших кольев. Подойдут держаки от лопат. Надо их закопать в землю, острым концом наружу, так чтобы над поверхностью торчало сантиметров семьдесят. Только закрепи хорошенько и установи где-нибудь на открытом месте. Расстояние между кольями метра полтора – два, – распорядился я. – Как сделаешь, возвращайся и всех пятерых раздеть и притащить к кольям.

– Сделаю, – кивнул парень. – А зачем такие сложности?

– На кол их посадим!

– О, цэ дiло! – кровожадно улыбнулся Воршавин.

Услышав концовку нашего разговора, здоровяк испуганно притих. То ли у пленных проснулась совесть, то ли на них так наш разговор с Бамутом повлиял, но уже через пару минут многие из них выказали желание активно сотрудничать со следствием. Оставив пятерых бойцов и лейтенанта Топкина работать с пленными, я пошел искать Рыжикова и Сникерса. Они должны были сейчас готовить план по захвату добробата. Заодно надо было провести ревизию захваченных трофеев.

Рыжиков, Сникерс и командир второго взвода старший прапорщик Завьялов, к слову, самый старший боец в нашем отряде, ему было пятьдесят два года, склонились над самодельной схемой расположения добробата. Рядом на столе стояла пепельница полная окурков и початая бутылка польской водки «Смирнофф».

– Ну, что, как успехи? – спросил я.

– Нормально, – отозвался Рыжиков. – Вот думаем сейчас атаковать или дождаться ночи. Можно в нахаловку въехать к ним на территорию на грузовиках, тем самым отвлечь удар с двух сторон. Вот здесь, – Рыжиков показал на схеме, – есть тропинка от лагеря к добробату, значит, мин там нет. С этой стороны в заборе калитка, а у добробатовцев, там вообще нет части забора. По-любому, ходят, друг к дружке в гости. Ну, а с другой стороны, как доложила наша разведка, у них тоже есть прорехи в минном заграждении, было видно, как там пасут овец.