– Господин Хранитель, примите от нас подарок скромный, – обратился к Базилю один из них. – Это «чашми» – от сглаза бусины. Можно детям на запястье вешать, можно и в косы девушкам вплетать.

В шелковом мешочке на ладони огнивца перекатывались лиловые бусины с глазками на одной стороне. В центре белого кружка чернел зрачок – высматривал дурной глаз недруга. Поблагодарив джинна, Хранитель взял мешочек и спрятал в карман. Ни одной пери в мастерской не было. Теперь, когда работа в доме кончилась, красавицы и день, и ночь у камня проводили. Что они делали там, кот не спрашивал из деликатности. Раз только застал их там, и то случайно. Сам хотел дружка проведать, подошёл к полянке, а они сидят кружком и словно грезят наяву. Улыбки по нездешней красоты лицам блуждают, а глаза у всех слепые, незрячие. Повернул кот и ушёл на мягких лапках как явился, никем из пери не замеченный.

Было много на Анчуткином лугу и прочих интересных мест. На складах, где лес сушился, можно было байки стариков послушать. У каменотесов о размерах жерновов поспорить. В домике при въезде, что сторожкой все в артели звали, находился штаб. Там у Егора Гавриловича общий план строительства хранился, документы, сметы и другие хитрые бумаги. Здесь Егор Гаврилович обедал, здесь он и кота Ваську кормил. Здесь кот Васька, когда спать ложился, в добра молодца и перекидывался.

Вот и нынче спит котяра. Спит и ухом не ведёт. А следовало бы уже прислушаться.

– Василь Василич, вставай, – толкнул меня в бок дедушка, – вставай, давай, где ты бродишь, недосуг искать тебя.

Я открыл один глаз, поглядел на ходики на стенке. До обеда ещё рано, и чего дед ко мне цепляется? Я зажмурился покрепче, но он потянул меня за ухо, окончательно сбивая сон.

– Чего тебе? – отозвался я, зевая во всю пасть. – Что за срочность вдруг такая.

– Василина только что звонила. Освящение Лебяжьего сруба состоялось. Вроде всё прошло нормально. Ни она, ни реставраторы её никаких в доме изменений не заметили. И святой отец сказал благое дело делаем, предметы старины спасаем. Подрядчик уж к разборке приступил. Так что закончился застой в работе. Как поставим сруб, будет, где всем заночевать и пообедать. Строить мельницу начнём. А там, глядишь, и остальное вверх поднимется.

Дедушка мне хитро подмигнул и подкрутил ус.

– Что, Василий, скажешь, рад, что Василинка приезжает.

Я повел плечами. Рад, конечно, у меня с ней отношения хорошие, только что ж так суетиться, если она завтра приезжает.

– Да какой там завтра, – дед махнул рукой, – сегодня будет. И мальчишек тоже привезёт. На машине прям из города приедут. Так что лезь в мешок скорей. Нам с тобой бабу Машу упредить надо, а то, как бы нагоняй не схлопотать, за нерадение.

Сон с меня как рукой сняло. Это ж правда радость какая! Кит с Алёшкой на три дня к нам раньше приезжают. Стоп, а может, и уедут раньше? Я присел перед мешком. Задумался.

– Ну что ты встал опять? Не повезу я тебя в седле. Итак, уж деревенские смеются, что я с тобой как с писаной торбой ношусь, туда-сюда катаю. Оставайся вон с Трезором в будке. Или здесь если хочешь.

Нет, я не хотел с Трезором, я его всего один то раз и видел здесь. Здоровый кобель вымахал. Сидит на цепи возле склада с техникой. Никого кроме дедушки и Зайца не пускает внутрь. Я ещё тогда так подумал, что видно техника там не абы какая стоит, а волшебная. А с другой стороны, кто их знает дедов этих, что они там прячут, конспираторы.

В мешок я всё же залез и лёг внутри клубочком. Остальное было делом техники. Дед привязал мешок к седлу, махнул рукой артельщикам и поскакал довольно резво в сторону Ольховки. За неделю я уже и к запаху табачному привык, и к тряской рыси мерина заметно приспособился.

Всю дорогу до Ольховки я мечтал, какие игры мы с ребятами затеем. Новый год и Рождество они в Европе встретили. Их мама на каникулы в Стокгольм возила и ещё куда-то. Так что зимней Чёрную Поляну они ещё не видели. Въехав в деревню, дед Карлушу перевёл на шаг. Пару раз сворачивал в какие-то проулки, останавливался, говорил с кем-то. Наконец мы снова выехали в лес. Теперь можно из вещмешка наружу вылезти, решил я и подал деду знак.

– Посиди ещё немного там, – ответил он на моё мяау, – Послушай лучше. Вроде кто-то из лесу зовёт. Не слышишь?

Я не слышал ничего особенного. Птица вроде с дерева на дерево перелетела – слышно, как с сосновых веток снег осыпался. Лосиха где-то вдалеке мычит. А больше ничего. Даже Лесавок рядом нет.

Дед вытащил меня и посадил перед собой. Не верить мне он, должно быть, стыдился, но своим ушам не верить тоже не мог. По всему видно было, что всполошился он не просто так. Вся его радость будто схлынула куда-то. Замкнулся в себе дедушка. Я тоже не хотел особо языком чесать. Вот так и ехали до дома молча. Возле орешника на выезде из леса он опять остановился. Обернулся. Долго вглядывался и прислушивался к чему-то в лесу. Потом всё же тронул поводья, и Карлуша вынес нас на занесённую снегами луговину. У ворот я спрыгнул вниз и тихонько, огородами пробрался к дому.

Баба Маша возле дедушки в повети хлопотала. Я не стал к ним близко подходить, уселся на крылечке и прищурился. Домовой за стенкой стукнул мне слегка. Дескать, что за спешка, почему вернулись рано. Я потёрся о косяк двери одним боком, развернулся и зашёл с другого края. Домовой сердито фыркнул и, не выдержав, наружу вылез.

– Приезжают нынче внуки лесниковы. На неделю приезжают. Вместе с матерью, – скосил я на него один глаз. Дядька ахнул, бороду в пригоршню сгрёб и давай скороговоркой планы строить. Где как печки протопить надо, откуда пыль повымести, какие полки вытереть. Короче пальцев на руках ему еле-еле хватило, чтоб все дела пометить. Зыркнул на меня бездельника сердито и назад в избу утёк, словно и не было.

Я вздохнул завистливо. Вот так как дядька я не мог сквозь стенки проходить не в Навьем мире, не в реальности. Дождался дедушки и бабушки и только тогда с ними в дом вошёл. Егор Гаврилович в сенях остановился, как будто руки вымыть, а сам вроде опять чего-то слушает. Забеспокоился я не на шутку. Вокруг ног его кручусь волчком, в глаза заглядываю, морок снимаю. Может, помогло, а может, нет, дед мне ничего не сказал, тулуп на вешалку повесил и в комнату к себе пошёл. Я за ним. Нельзя человека в таком расшатанном состоянии нервов одного оставлять. Сели мы за стол, молчим. Я на него гляжу, а он куда-то в сторону.

«Ну, точно обмороченный», – решил я. Не успел я ничего сделать, как бабушка из кухни к нам пришла, и дед обмяк, расслабился. Остаток дня до вечера я за ним следом ходил. Вовсю помочь старался. Дед отшучивался, зря, мол, беспокоишься, котище, но глаза у него всё же были мутные. Словно ждал он чего-то, опасался.

Часов в шесть Василина позвонила. Из Ольховки уже. Сообщила, что на пять минут к Елене Николаевне заскочит в школу и домой поедет. Прошёл час. За окном совсем стемнело. Даже звёзд не видно в небе. Дед опять забеспокоился. Шапку надел, тулуп. И тут за окнами послышался пронзительный автомобильный гудок. Через пять минут в сенях уже толклись, мешали друг другу раздеваться Ижевские и сопровождающие их товарищи.

Василина Егоровна привезла с собой двух молодых коллег.

– Марина, Ангелина, – представила она их. – Специалисты по русскому деревянному зодчеству из Новгородского музея «Витославовичи». Они нам завтра в сборке сруба помогать будут. Говорят, это дело хитрое.

– Да, – заулыбалась пышечка Ангелина, – тут важно помнить, как все детали изначально подогнаны были. Мы весь процесс разборки засняли, так что теперь восстановить легко будет.

– Ну, вот что труженицы, мойте руки и давайте-ка к столу все, скомандовала баба Маня. – Егор Гаврилович, принеси ещё один стул из комнаты.

Вокруг меня всё опять пришло в движение. Я попятился в угол под лестницей, но был настигнут и захвачен в плен Никитой.

– Вася, Васенька, как я соскучился, – мальчик потёрся об меня щекой. – Ты так вырос!