— Будет исполнено, мэм! — с жаром откликнулся старший повар.
Заяц оставил завтрак.
— Ладно, ладно, шантажисты проклятые… Я хотел сказать, прекрасное утро для веселеньких куплетиков. Давайте, давайте споем поскорее, чего ждем, во?
Блек и Свек выстроили выдр на стене. Они пошушукались и прокашлялись, раза два перестроились и дружно грянули превеселый марш:
Гляди, как солнце ярко горит над головой!
Когда же ты вернешься домой? Домой! Домой!
Уже ложатся тени, а я желаю, чтоб
Скорей раздался топот лап. Топ! Топ! Топ!
А если будут тучи, то есть фонарь у нас,
И я тебя увижу. Раз! Два! Раз!
Скорее, барабанный бой, сверни за поворот!
Ты помнишь ли, что мама стоит и ждет? Ждет!
Вьются ли знамена, славные в бою?
Слышишь ли, как я стою и песню пою?
А если будут тучи, то есть фонарь у нас,
И я тебя увижу. Раз! Два! Раз!
Тучи, расходитесь! Прочь! Прочь, мрак!
Миленький, скорей домой! Шире шаг!
Бабушка, готовь постель! Чайник на плиту!
Песенка кончается! Я жду! Жду! Жду!
А если будут тучи, то есть фонарь у нас,
И я тебя увижу. Раз! Два! Раз!
Песня всем так понравилась, что ее повторили. Подпевали и малыши, топая в такт. Во время третьего исполнения Нимбало вдруг вскарабкался на плечо Бураку и что-то ему зашептал, указывая на юг, туда, где тропа исчезала в лесу. Филорн заметила это и дернула за лапу Блек. Та остановила поющих и громогласно провозгласила:
— Там, на тропе! Сюда идут! Песня сработала!
Бурак ссадил Нимбало с плеча и заорал:
— Ну, чего замолкли, солисты и хористы? А застыли чего? Не ломайте магию! Хорг, ворота нараспашку, живо! Все марш вниз, в колонну, встречать пойдем, во, во!
Заяц исчез в сторожке и мигом появился с самодельным знаменем. Он примотал старую скатерть Хорга к шесту и размахивал ею над головой.
Идущие к аббатству выдры заметили встречную колонну и ускорили шаг, потом, потеряв терпение, побежали.
Бурак размахивал знаменем и выкрикивал команды:
— Гляньте-ка на них! Ха, мы еще посмотрим, кто кого первый встретит, во! Бросай полевые кухни! Вперед, в атаку! Кровь и клочья! Еулалиа-а-а-а-а!
Толпа ринулась вперед, Бурака сшибли в канаву. Но даже самые быстроногие не смогли догнать Мгеру и Филорн. А от бегущей с тога колонны выдр оторвалась крупная стремительная фигура, казалось, опережавшая ветер. Лапы колотили тропу, вздымая клубы пыли.
— Дейна-а-а-а-а-а-а!
Он схватил обеих и, сжав в объятиях, оторвал от земли. Тут в них врезался Нимбало, свалив с ног. Подбежали с обеих сторон встречающие и вернувшиеся, обступили трепыхающихся в пыли Дейну, Мгеру, Филорн и Нимбало. Раздался дружный, долго не умолкавший смех, заразительный хохот. Хохотали до слез, пугая пролетавших над ними птиц.
Дейна, сын Риллфлага, вернулся домой.
35
Очень неуютно чувствовал себя Грувен. Конечно, как и любой трусливый лжец, он убеждал себя, что сможет выпутаться из любой ситуации и достичь всего на свете. Потеря матери не слишком его удручала. Мать вечно донимала упреками, понуканиями, советами. Без нее проще. Плохо, что золотистый лис отнял у него стаю. Но как ее вернуть? Грувен панически боялся Рогана. Таких зверей он еще не встречал. Лис никогда не проявлял обычных для живого существа чувств: удивления, страха, гнева или радости. Никто не видел его улыбки, не слышал гневного окрика. Золотые глаза его, казалось, читали мысли. Встретившись с ним взглядом, Грувен сразу же отводил глаза. При мысли об этом бесстрашном воине и беспощадном убийце у Грувена кровь застывала в жилах.
Стая маршировала к старому лагерю. Весь день на ногах, простая грубая пища, полное вооружение. Но никто не отставал и не жаловался. Роган Бор шагал во главе колонны, ни с кем не разговаривал, лишь отдавал приказания, выслушивал донесения и изредка советовался со своими жрицами. Грувен попытался было возмущаться, но поджарая лисица тут же накинула на него петлю и грубо прикрикнула:
— Пошевеливайся, не то мы тебе поможем.
— Ты смеешь так поступать с Тагерангом? Да я эту веревку вмиг перегрызу. У меня зубы что ножи, — попробовал огрызнуться Грувен и тут же почувствовал, что в спину ему уперлось острие копья.
— И сразу получишь новый деревянный спинной хребет, — сообщила топающая сзади крыса. — Заткни пасть и шевели лапами.
Грувен обернулся и плюнул крысе под ноги:
— Я тебя запомню, крыса. И ты запомни мое имя: Грувен Занн Тагеранг. А копье твое мне что зубочистка.
Мускулистый хорь, шедший рядом с Грувеном, больно двинул ему локтем в ребра:
— Зубов для зубочисток не оставлю, понял? Заткнись! Грувен остановился, уперся лапами в песок и завопил:
— Хватит! Я хочу говорить с Роганом Бором!
Он не понял, откуда пришел удар, но мысли помутились, в глазах запрыгали искры.
— Зато он не хочет с тобой говорить, — донеслось откуда-то издалека. — Шевелись!
Вечером на привале Грувена привязали к дереву. Охрана расселась вокруг, мрачно следя за своим подопечным. Кто-то сунул ему миску. В мутноватой воде плавала раскисшая корка ячменного хлеба.
— Жри и дрыхни, на заре снова топать!
Грувен быстро проглотил, что ему дали, свернулся калачиком. В уме он перебирал варианты объяснений, плел паутину вранья. Куда делась голова убитого Тагеранга? Может, ее унес поток, она уже в море, голова. Рыбы съели. А где тело? Конечно, ему зададут такой вопрос. Надо бы «вспомнить», да побыстрее… Скоро уж и старый лагерь. Ах, тело? Да, конечно! Он бросил его в болото. В то самое болото, в котором утопил Спиногрыза. Ха-ха! Что, взяли? То-то же! Попробуй перехитрить Грувена Занна Тагеранга, сковородная морда! Тоже, вождь называется… Да ты и в подметки не годишься Грувену великому, ужасному и хитроумному. Он их еще всех перехитрит, как перехитрил и победил Ифиру и Волога…
Грувен, конечно, не знал, что дергается и бормочет во сне.
— Что значит «не убивал»?… Все мертвы, один я остался… Да, я прикончил его…
— Боевой какой, — процедила сквозь зубы лисица. И презрительно добавила: — Болтун.
— Да, всех поубивал, и вас тоже. Совсем один остался, — изумился хорь.
— Во сне, — подняла глаза крыса, точившая камушком копье. — Такие трусы всегда во сне всех убивают, направо и налево.
В лагере горел лишь один костер. Его зажгли жрицы. Роган Бор сидел рядом, наблюдая, как старые лисицы бросают кости и камушки, сжигают перья и порошки. И бормочут, бормочут не переставая, толкуют знамения, объясняют сочетания. И все объяснения должны поправиться вождю. Лис слушал, слушал и вдруг перебил:
— Ну-ка повтори!
— Разве лис не родня волку? — забормотала Эрма чуть громче.
— Никто не сравнится с лисом в ловкости, хитрости, свирепости. В нем течет кровь великого Вулпаза, правителя Врат Ада.
Роган Бор поморщился. Это он уже слышал.
— Грисса, что скажешь?
Грисса, не отрывая взгляда от только что брошенных костей, продекламировала:
Тагеранга взявший имя,
Правь над слугами своими!
Рэдволл… Колокольный звон…
Бойся! Бойся! Страшен он…
— И что это значит? Скажи мне, — потребовал Роган Бор.
Грисса еще ниже нагнулась над рассыпанными костями. Она как будто не слышала вопроса вождя. Роган и раньше видел, как провидцы впадали в транс, поэтому снова обратился к Гриссе:
— Повтори и объясни.
Эрма не слишком жаловала новую жрицу. Грисса оттеснила ее, все чаще склоняя к себе ухо Рогана. Подойдя к Гриссе, Эрма тряхнула ее за плечо и приказала: